Дальше все по классике. В прямом смысле слова Александр Грин. Черепашки попадают во временнУю ловушку хозяина времени Тортона. Для ее описания автор книги использовал аж два произведения Грина, частично перерабатывая их. Они напрямую переходят одно в другое, вернее, их фрагменты.

"Белый огонь":

  

Он находился в глухом лесу, у ствола старого дуба, на краю узкого
зеленого луга, замкнутого со всех сторон чащей. Блаженное утреннее солнце
поджигало траву. Веселый аромат сырости, зелени и земли возбуждал легкие.
За деревьями, в гнездах лесного мрака вспыхивали зеленые искры. Ближайшие
птицы, подхватывая или перебивая далекое щебетание, разражались неистовой
трелью; бабочки, сидя на цветах, медленно поникали крыльями; бродил свет,
трепетали тени, дымилась роса.
Лейтер, сжав голову, минут пять осваивался с положением, пока не
натолкнулся на единственное правильное толкование происшедшего.
- Я бежал, - сказал он, внимательно прислушиваясь к своему голосу, с
тревожной и добросовестной подозрительностью человека, не вполне уверенного
в благополучном состоянии собственного рассудка. - Да, я, очевидно, бежал
из больницы, - тресни она. Я был болен. Теперь, кажется, я здоров, я
чувствую, что я здоров, так как у меня нет больше этой проклятой тоски.
Невероятным усилием вырвал он из недр ослабевшей памяти блеск лунного
окна, расшатанную решетку и четыре пустых бочки, поставленных одна на
другую в углу садовой стены.
- Прекрасно, - продолжал он. - Сделаем экзамен рассудку: "Прямая линия
есть кратчайшее расстояние между двумя точками". - "Сомнение в собственном
сумасшествии должно быть признано доказательством психического здоровья". Я
- Джозеф Лейтер, тридцати лет, нахожусь в дикой лесистой местности с явным
желанием немедленно вернуться домой к обычным своим занятиям.
Но он уже понимал, что выздоровел, - и без этих наивных упражнений, -
быть может, благодаря потрясению свободы, добытой путем связных усилий,
долгому сну, отдыху, - вернее же всего - силой тех душевных течений, какие
при остром помешательстве, бурно выйдя из берегов, скоро нащупывают прежнее
основное русло.
Успокоенный и почти счастливый, - так как полному счастью мешало
тревожное нетерпение выбраться возможно скорее к заселенным местам, -
Лейтер обошел лесной луг, избирая верное направление. По теням скоро
заметил он, что двигается спиной к западу, и тотчас повернул обратно,
сделав спустя короткое время привал ради орехов и диких слив, что, утолив
голод, не вернуло, однако, его смягченному воспоминанию о больничном супе
прежнего отвращения. Затем Лейтер продолжал путь, следуя течению маленького
ручья, бегущего к западу.
В поту, с ободранным лицом и руками, он делал милю за милей то вброд,
то по руслу, если растительность, свисавшая над водой, мешала идти берегом,
то проваливаясь в овраги, заваленные буреломом, или продираясь в густой
тьме, с клочком неба над головой, сквозь заросли, вызывавшие припадок
сердцебиения. Чем больше он уставал, тем острее подгоняла его сама
усталость, которую он стремился опередить, оставив лес позади. Меж тем,
вначале маленький, как струя воды из опрокинутого ведра, ручей расширился;
его течение нарастало, ширина увеличивалась, а призрачный блеск мелкого
песчаного дна медленно угасал, оставляя местами воду черной, как полоса
бархата, трепещущая под ветром. Изменялся характер берегов: довольно
просторная опушка, усеянная мысами и желтыми мелями, незаметно образовала
крутые обрывы, к осыпям которых в угрюмой тесноте и вечном молчании
подступали прямые влажные стволы чащи. Их вершины разделялись высоко над
головой Лейтера извилистой синей щелью; внизу бродил искаженный свет, еле
шевеля черноту потока серыми отблесками. Лейтер принимался кричать, но
крики возвращались к нему тупым эхом, запертым на замок. Затем отстаивалась
прежняя тишина, нарушаемая так внезапно и редко, что испуганный слух
болезненно переносил эти краткие нарушения; подавленный, угнетенный,
бессильный, с извращенным удовлетворением раба, возвращался он к прежнему
состоянию покорного напряжения. Плеснула рыба, выдра прошумела в траве,
скакнула и заверещала пума; отдаленный треск, ворочаясь, как кора в огне,
звучал дикой тоской. Эти явления разделялись долгими промежутками лесного
безмолвия.
Так проходил день, пока, наконец, не увидел Лейтер впереди себя,
сквозь стволы, поворота течения, род просвета, заполненного сверкающей
белизной. Вначале показалось ему, что это известковый утес, чему он весьма
обрадовался, надеясь с высоты обозреть местность, но, приближаясь, был
вынужден неоднократно останавливаться, так как белое нечто усложнялось
странными очертаниями, напоминающими группу человеческих тел или статуй;
Лейтер протер глаза. Между тем сомнениям все менее оставалось места; уже,
заслоненный ветвями, мелькнул впереди мраморный профиль, за ним другой,
третий и, наконец, тонкий рисунок фигуры, стоящей где-то вверху, в полных,
как веселый крик, лучах солнца, поднявшегося к зениту.
Лейтер отвернулся, пятясь спиной к таинственному явлению, в надежде,
что оно, если, приблизясь, он станет к нему вдруг снова лицом, рассеется,
подобно туману; однако поймал себя на том, что невольно прибавляет шагу,
подгоняемый любопытством. В том месте лес отступал и был значительно реже;
лишь там, где сверкала чудная белизна, его крылья вновь смыкались у берегов
пышными остриями. Лейтер не выдержал. Он обернулся шагах в двадцати от
зрелища, которое, раскрывшись теперь вполне, исторгло у него крик
изумления. Не бред, не галлюцинация поразили его. Пред ним блистало
подлинное произведение чистого и высокого искусства, брошенное, подобно
аэролиту, - телу непостижимой звезды, - в стомильные дебри лесной пустыни.
Здесь берега ручья несколько возвышались, образуя естественные устои,
на которых держалось сооружение. Это была мраморная лестница без перил,
согнутая над ручьем высокой аркой, с круглым под ней отверстием, в которое,
серебрясь и темнея, шумно устремлялся поток. Оба конца лестницы
повертывались внизу легким винтообразным изгибом так, что нижние их ступени
почти сходились, образуя как бы рассеченное снизу кольцо. По лестнице,
улыбаясь и простирая руки, сбегал рой молодых женщин в легкой, прильнувшей
движением воздуха одежде; общее выражение их порыва было подобно звучному
веселому всплеску, овеянному счастливым смехом. Две нижних женщины,
коснувшись ногой воды, склонялись над ней в грациозном замешательстве;
следующие, смеясь, увлекали их; остальные, образуя группы и пары, спешили
вслед, и с их приветливо вытянутых прекрасных рук слетала улыбка.
Это мраморное движение разделялось на обе стороны лестницы, с
живописным разнообразием, столь естественным, что строго рассчитанная
гармония внутреннего отношения форм казалась простой случайностью. Центром
чуда была легкая фигура девственной чистоты линий, стоявшая наверху, с
лицом, поднятым к небу, и руками, застывший жест которых следовало
приписать инстинкту тела, ощущающего себя прекрасным. Они были приподняты с
слабым сокращением маленькой кисти, выражая силу и стыд, смутную прелесть
юной души, смело и бессознательно требующую признания, и запрещение
улыбнуться иначе, чем улыбалась она, охваченная тайным наитием.
Внизу и на верху лестницы, свешивая ползучие ветви, покрытые темными
листьями, стояло несколько плоских ваз. Растения, выбегающие из них, были,
по-видимому, насажены здесь давно, так как, пробравшись на самую лестницу,
Лейтер заметил, что земля в вазах и дикий вид старых ветвей, почти
высохших, помечены рядом лет. Но ничто не говорило о древности самих
ваяний, в них чувствовалась нервная гибкость и сложность новых воззрений,
мрамор был бел и чист, на медной доске, врезанной под ногами верхней
прекрасной женщины, чернел крупный курсив: "Я существую - в силе, равной
открытию".

"Дерево познания":

  

Звездолет сел на зеленой лужайке посреди глухого леса.

Нежаркое утреннее солнце золотило траву. Смешанный аромат сырости, зелени и земли стоял повсюду. В чаще деревьев, где и в эту пору гнездился мрак, вспыхивали зеленые искры. Вели негромкую перекличку лесные птахи. Бродил свет, трепетали тени, дымилась роса.

— Какая благодать!

— Уголок, которого не коснулась рука Высочайшего Колдуна,— добавил Раф.

— Я чувствую себя здесь, словно в первый день рождения,— высокопарно заявил Донателло.

— Давайте прогуляемся,— предложил Лео.

— Выбирай направление,— предложил ему Раф.

— Пойдем по течению вот этого ручья.

— Нет возражений!

Некоторое время друзья шли молча, любуясь окрестными пейзажами.

Постепенно ручей делался шире. Его течение набирало силу, глубина увеличивалась, вода местами была аспидно-черной. Изменялся и характер берегов: вместо желтых отмелей пошли крутые обрывы с осыпями, к которым в угрюмой темноте и вечном молчании подступали прямые влажные стволы деревьев.

— По-моему, здесь не такое уж и благолепие, как на первый взгляд! — обронил Дон, пробираясь сквозь кусты.

— Мне тоже немного не по себе,— подтвердил Микки.

Лео крикнул. Но крик возвратился к нему тупым эхом, словно запертым на замок. И снова тишина.

Где-то плеснула рыба, что-то прошуршало в траве.

— Мне все же хотелось бы пройти до конца этой чащи,— сказал Лео.— Я чувствую: есть здесь какая-то тайна.

Наконец друзья увидели впереди, сквозь стволы, просвет, заполненный сверкающей белизной.

— Наверное, известь... Известковый утес,— предположил Дон.

— Пожалуй,— обрадованно согласился Микки.— Можно будет с высоты обозреть местность.

Но с каждым шагом то, что вначале предстало им как белая стена, прояснялось, обретало сложные очертания. Вот уже можно рассмотреть группу человеческих тел или статуй. Лео протер глаза. Да, так и есть: сквозь ветви мелькнул мраморный профиль, за ним другой, третий и наконец — четкий рисунок фигуры, словно парящей в лучах солнца, поднявшегося к зениту. Лео поймал себя на том, что невольно прибавляет шагу, подгоняемый любопытством.

— Осторожней, Лео! — предостерег его Дон.— Хотя в общем-то у меня распылитель наготове.

— С моим Огненным мечом мне нечего бояться! — сказал Лео.

Лес становился все реже. Впереди сквозила чудная белизна. Когда же глазу предстала вся картина в целом, у Лео вырвался крик изумления:

— Друзья! Это не бред, не галлюцинация? Вы тоже видите? Видите?

— Да-да...— раздумчиво протянул Микки.

Дон и Раф молчали.

— Ведь это... это творение подлинного и высочайшего искусства! Какая же сила забросила его, подобно остывшей звезды в эти лесные дебри? — произнес Лео.

Здесь берега ручья несколько возвышались, образуя естественный постамент, на котором покоилась групповая композиция. Постамент в виде мраморной лестницы без перил, изогнувшейся над ручьем высокой аркой, под которую, серебрясь и звеня, устремлялся поток. Концы лестницы почти сходились внизу, образуя как бы расеменное у основания кольцо.

По лестнице, улыбаясь и простирая вперед руки сбегал рой молодых женщин в легкой, облегающей их стремительные тела одежде. Все это произвело впечатление звучного веселого всплеска, овеянного счастливым смехом.

— Как живые! — вырвалось у Дона.

Две крайние женщины, коснувшись ногами воды, склонились над нею в грациозном замешательстве: еще две, смеясь, поощряли их: ну же, смелее! Остальные, образуя пары и группы, поспешали за ними, словно на какой-то таинственный и радостный обряд.

Центром чуда была легкая фигура, стоящая наверху с лицом, обращенным к небу и руками, застывший жест которых говорил, что обладательница их ощущает себя прекрасной: руки были приподняты с слабым сокращением маленькой кисти, выражающим силу и смущение, смутную прелесть юной души, смело и бессознательно требующей признания, и запрет улыбаться иначе, чем улыбалась она, порожденная тайной...

По всей длине лестницы, свешивая ползущие ветви, покрытые темными листьями, стояло несколько плоских ваз. Растения в них были, по-видимому, посажены давно, так как, ступив на самую лестницу, черепашки заметили, что земля в вазах и сухожилия ветвей хранят печать многих и многих лет.

— Но ничто не говорит о древности самих скульптур! — прошептал Лео.— Это непостижимо! В них чувствуется нервная гибкость и современная сложность. Мрамор бел и чист...

— Смотрите! — вскрикнул Дон, указывая на медную дощечку, врезанную под ногами верхней прекрасной женщины.— Здесь что-то написано... Ты можешь прочесть, Раф?

— «Любовь, Свобода, Природа, Правда и Красота»,— прочел Рафаэль.

"Серый автомобиль":

  

Лежа, я смотрел на Эмерсона с отчаянием и негодованием.

— Итак, вы в заговоре со всеми другими, — сказал я, — хорошо, — я бессилен. Уйдите, прошу вас.

— О каком заговоре говорите вы? — спросил он, делая знак людям выйти. — Здесь нет никакого заговора; вам предстоят лечение и отдых.

— Вы притворяетесь, что не понимаете. Между тем, — и я описал рукой в воздухе круг, — дело идет о заговоре окружности против центра. Представьте вращение огромного диска в горизонтальной плоскости, — диска, все точки которого заполнены мыслящими, живыми существами. Чем ближе к центру, тем медленнее, в одно время со всеми другими точками, происходит вращение. Но точка окружности описывает круг с максимальной быстротой, равной неподвижности центра. Теперь сократим сравнение: Диск — это время, Движение — это жизнь и Центр — это есть истина, а мыслящие существа — люди. Чем ближе к центру, тем медленнее движение, но оно равно по времени движению точек окружности, — следовательно, оно достигает цели в более медленном темпе, не нарушая общей скорости достижения этой цели, то есть кругового возвращения к исходной точке.

По окружности же с визгом и треском, как бы обгоняя внутренние, все более близкие к центру, существования, но фатально одновременно с теми, описывает бешеные круги ложная жизнь, заражая людей меньших кругов той лихорадочной насыщенностью, которой полна сама, и нарушая их все более и более спокойный внутренний ритм громом движения, до крайности удаленного от истины. Это впечатление лихорадочного сверкания, полного как бы предела счастья, есть, по существу, страдание исступленного движения, мчащегося вокруг цели, но далеко — всегда далеко — от них. И слабые, — подобные мне, — как бы ни близко были они к центру, вынуждены нести в себе этот внешний вихрь бессмысленных торопливостей, за гранью которых — пустота.

Меж тем, одна греза не дает мне покоя. Я вижу людей неторопливых, как точки, ближайшие к центру, с мудрым и гармоническим ритмом, во всей полноте жизненных сил, владеющих собой, с улыбкой даже в страдании. Они неторопливы, потому что цель ближе от них. Они спокойны, потому что цель удовлетворяет их. И они красивы, так как знают, чего хотят. Пять сестер манят их, стоя в центре великого круга, — неподвижные, ибо они есть цель, — и равные всему движению круга, ибо есть источник движения. Их имена: Любовь, Свобода, Природа, Правда и Красота. Вы, Эмерсон, сказали мне, что я болен, — о! если так, то лишь этой великой любовью. Или…

"Дерево познания":

  

Как только он произнес вслух эти слова, друзья отчетливо услышали чей-то негромкий голос.

— Вы ничего не понимаете,— вещал он.— Между тем, все очень просто. Смысл в заговоре...

— В каком заговоре?! — воскликнул Раф.

— Тише! — поднял руку Лео.

— Дело в заговоре окружности против центра,— продолжал голос.— Представьте себе вращение огромного диска в горизонтальной плоскости,— диска, все точки которого заполнены мыслящими живыми существами. Чем ближе к центру, тем медленней. Точка окружности описывает круг с максимальной быстротой, равной неподвижности центра. Теперь упростим сравнение. Диск — это время, движение — это жизнь, центр — истина, а мыслящие существа — люди...

— Что-то очень сложно...— пробормотал Дон.

— По окружности,— продолжал голос,— с визгом и ликом, как бы обгоняя внутренние все более близкие к центру существования, но фатально одновременно с ними описывает бешеные круги подчиненная логике жизнь, сообщая людям меньших кругов ту лихорадочную насыщенность, которой полна сама, и нарушая их все более и более спокойный внутренний ритм громом движения, до крайности удаленного от истины. Это впечатление лихорадочного сверкания, якобы предела счастья, есть, по существу, страдание исступленного движения вокруг цели, но далеко, всегда далеко от нее. И слабые, как бы ни близки были они к центру, вынуждены нести в себе этот внешний вихрь бессмысленной торопливости, за гранью которых пустота...

— Это верно,— прошептал Раф, вслушиваясь в доносящиеся из небытия слова.

— В этом и есть высший смысл,— продолжал вещать голос.— Я вижу людей неторопливых, как

точки, ближайшие к центру, живущих мудро и гармонично, во всей полноте жизненных сил, владеющих собой, с улыбкой даже в страдании... Они неторопливы потому, что цель ближе от них. Они спокойны, потому что цель удовлетворяет их. И они красивы, ибо знают чего хотят. Пять сестер манят их, стоя в центре великого круга, неподвижные, ибо они и есть цель, и равные всему движению круга, ибо они есть источник движения. Их имена: Любовь, Свобода, Природа и Красота...

— Значит, я нечаянно произнес пароль,— задумчиво сказал Раф.

— Послушайте, а что же представляет из себя самый центр великого круга, возле которого все это вращается: и Любовь, и Свобода, и Природа, и Правда, и Красота? — спросил Лео с некоторым недоумением в голосе.

Что интересно, Лео задается вопросом, которого в повести Грина нет, и на который, в общем-то, нет ответа

В своем анализе speanoze обнаружил в "Звездном мече" фрагменты творчества "великой леди фантастики" Андре Нортон. Я ее вроде бы никогда не читал, но так понимаю, что для произведений Нортон, как минимум, иногда характерны психоделика и ужасы или близость к ним. Потому неудивительно, что для описания путешествия черепашек-ниндзя и волшебницы Дора через страшные пещеры в Храм Пурпура описано c помощью книги Нортон, которая называется "Бремя Юртов". Но из этого произведения взято не только путешествие. Столкновение с Тортоном-Колдуном, подчинением ему черепах, битва с ним - абсолютно всё это напрямую, с небольшими изменениями и сокращениями, списано из "Бремени Юртов". Беззастенчиво взят гигантский кусок чужого произведения и без особой творческой обработки перенесен в свою книгу. Или "книгу". Этот кусок составляет почти 1/5 всего "Дерева познания"!

"Бремя юртов":

  

Элосса медленно шла, стараясь держаться подальше от затянутых паутиной стен. Помощником ей служил посох, которым она ощупывала путь впереди и по сторонам. Воображение рисовало ей, как такая же паутина, только в тысячу раз более прочная и толстая, перегораживает туннель.

«Стэнс ушел», — говорила она себе, однако разум отгонял страх. Каким образом он оказался так далеко впереди? Видимо, он шел много быстрее, когда остался один. Элоссе хотелось услышать его голос, но что-то удерживало ее от повторного оклика. Она пошла чуть быстрее… Светящаяся паутина теперь исчезла. Может, она висела только там, где из внешнего мира могли появиться летающие создания.

Мрак был полным. Элоссе казалось, что его можно потрогать рукой, собрать в складки, как занавес. Но воздух был достаточно чист, и она чувствовала по временам легкое дуновение.

И вдруг — внезапная вспышка оранжевого пламени. После полной темноты оно казалось ярким солнечным светом, так что Элосса зажмурилась, оберегая глаза.

Стэнс держал пылающий факел. Затем он укрепил его в выходящее из стен кольцо, как будто делал это не впервые. Его недавнее отрицание какого-либо знания этого места вызывало у Элоссы неприятные сомнения.

Свет факела освещал комнату, которая раньше, наверное, была пещерой, но человеческие руки сгладили и обработали ее. Сильнее всего свет озарял гигантское лицо, почти во всю переднюю стену. Рот был широко раскрыт, но свет факела глубоко в него не проникал. Глаза, изображенные на уровне плеча Элоссы, тоже были широко раскрыты и не были слепыми, как у статуй; они были сделаны из чего-то, что давало им блеск жизни, так что изображение не только видело ее, но и злобно радовалось ее присутствию. Стэнс зажег второй факел, взяв его из высокого кувшина, стоявшего слева от лица. Когда он воткнул факел в кольцо на противоположной стене, света стало достаточно, чтобы видеть все помещение. Две другие стены были голыми, так что все внимание сосредотачивалось целиком на злобном, презрительном лице.

Такие вещи сами по себе почти не имеют собственного зла, оно идет извне. Сказать, что резьба на стене была злом, — значит приписывать камню не принадлежащие ему свойства, но сказать, что изображение было сделано теми, кто желал впустить в мир зло, — это не противоречило бы истине.

Кто бы ни вырезал лицо на стене, он имел искаженные мозг и душу. Элосса сделала всего один шаг в комнату и сразу остановилась. Иллюзии на дороге в Кал-Хат-Тан были ужасны, они родились от человека, старавшегося оставить след на самой земле. Это было сделано хитро и тщательно, и не от великой боли тела и души, а от глубокого желания собрать весь мрак, от которого человек естественно сжимается.

Стэнс стоял перед этим лицом и с явной сосредоточенностью вглядывался в зияющие глаза. Похоже, подумала Элосса, он и в самом деле общался с какой-то силой, так грубо выраженной в резьбе. Она крепко держала свой талант, потому что чувствовала: если она выпустит его хоть немного, пошлет самую незначительную пробу — ей могут ответить.

Элосса покачала головой. Нет, нельзя позволить своему воображению внушать ужасы, которые не могут существовать. Вероятно, это был бог какой-нибудь страшной и злобной религии, вытягивающий энергию от верующих, а может быть, даже для ужасов жертвоприношений, и такое было вполне возможно. Но сам по себе он был никто, просто искусно обработанный камень.

— Это Атторн? — спросила она, чувствуя необходимость прервать молчание, отвлечь Стэнса от его сосредоточенности. Он не ответил. Она рискнула шагнуть вперед и, преодолевая отвращение юрта к физическому контакту, положила руку на плечо Стэнса. — Это Атторн? — повторила она громче.

— Что? — Стэнс повернул голову и взглянул на Элоссу, но она чувствовала, что он, в сущности, не видит ее. Но потом в его лице мелькнула искра перемены. Глубокая сосредоточенность нарушилась. Он вернулся к жизни — вот единственное объяснение, которое Элосса могла дать этой перемене.

— Что? — он вновь повернулся к лицу на стене, ярко освещенному факелами. — В чем дело?

— Я спросила… это — Атторн? — Она указала на лицо. — Рот у него явно есть.

Стэнс прикрыл рукой глаза.

— Не знаю… Не могу вспомнить.

Элосса глубоко вздохнула. Прошлой ночью раски хотел убить ее, пока она спала. Утром, после того, как она, в свою очередь, была околдована (что же, кроме колдовства, послало ее, спящую, на тропу саргона?), этот же самый раски спас ей жизнь. Он привел ее сюда через темный туннель, будто знал, что здесь находится, и зажег факелы, точно зная, где их найти.

— Ты и в самом деле хорошо знаешь это место, — продолжала Элосса, решив слегка уколоть раски, — иначе ты не нашел бы этого, — она указала на факелы. — Тайный храм вашей древней мести, и ты привел меня в него, чтобы убить.

Она и сама не знала, почему высказала это обвинение, но оно могло быть и правдой.

— Нет. — Он вытянул руки вперед, как бы отталкивая это лицо с разинутым ртом, отгоняя все, что оно могло означать. — Я же сказал тебе: я не знаю! — Его голос дрожал от злости. — Это не мое… Это… что-то другое, и оно делает меня своим слугой. А я… я не хочу служить ему! — сказал он медленно и с паузами. И он верил в то, что говорил, в этом Элосса не сомневалась. Но мог ли он как-то защищаться против принуждения, уже дважды овладевавшего им, — в этом она отнюдь не была уверена.

Раски повернулся к лицу спиной. Его собственное лицо выражало уверенность и решимость.

— Поскольку я не могу управлять тем, что движет мной, нам лучше уйти. Я пойду один, пока не удостоверюсь, что я не просто орудие…

Это было разумно — с небольшими поправками. В прошлую ночь на нее тоже действовало неизвестное, пославшее ее навстречу смерти. Но ведь ее раса имела врожденный мысленный барьер против такого вмешательства. Юрт не мог овладеть сознанием своего товарища, не мог контролировать даже раски, у которых не было такой защиты, он мог только создавать недолговечные иллюзии. Но тут дело не в галлюцинациях, а в мысленной власти на том уровне, который был совершенно чужд Элоссе. Талант юртов всегда считался высшим, и, может быть, поэтому в них росла бессознательная надменность. Возможно даже, подумала она, бремя старого греха вызывало необходимость сохранять правила, где нельзя пользоваться талантом, а где можно. Может, из-за того, что она скинула бремя юрта, она и попала под власть незнакомого фактора, о котором раски знал и в существование которого она должна поверить? Если это ее вина, тогда она, как и раски, приняла на себя новое бремя — или проклятие — и должна научиться либо скинуть, либо нести его.

— Это движет и мной тоже, — сказала она. — Я чуть не попала в зубы саргона, даже не зная, что делаю.

— Это не от юртов, — он покачал головой. — Это что-то от раски… от этого мира. Но я клянусь тебе Кровью и Честью своего Дома, что ничего не знаю, даже легенд, об этом месте, не знаю, что привело меня сюда и зачем. Я не поклоняюсь злу, а это — вещь Зла. Ты наверное чувствуешь, как в воздухе пахнет злом. Я не знаю Атторна, если это Атторн.

Она опять должна была признать, что он говорит правду. Цивилизация раски закончилась травмой от разрушения Кал-Хат-Тана, как она сама видела на экране. Хотя народ выжил, какой-то источник храбрости, гордости и честолюбия иссяк. Многое из того, что они знали в прошлые времена, теперь пропало.

Однако сейчас они стояли в месте Власти. Элосса не могла определить ее силу, как бы водящую пальцем по ее мысленному щиту и осторожно пытающуюся проникнуть внутрь, чтобы уяснить, что представляет собой Элосса. Надо уходить отсюда как можно скорее.

Девушка покачнулась: сквозь мысленный щит и как бы сквозь все ее тело пронесся крик. Где-то неподалеку юрт в смертельной опасности — такую последнюю мольбу бросают лишь в том случае, когда видят перед собой неминуемую смерть. Не раздумывая, она тут же опустила барьер и послала поисковый зов. Пришел другой, значительно менее сильный.

Откуда? Она повернулась к отверстию туннеля. Куда идти? Она послала незнакомцу настоятельную просьбу вести ее. В третий раз прозвучал зов, но не с той стороны, куда она смотрела, а позади. Элосса вновь обернулась к лицу на стене. Его глаза светились злобой. А зов шел из-за лица! Может, в каком-то древнем жертвоприношении здесь пролилась кровь юрта, и остались сильные эмоции, которые мог уловить другой юрт? Нет, первый зов был слишком живым. Не могла же она не чувствовать разницы между напоминанием о мертвом и мольбой, исходящей от живого? Где-то здесь был юрт, и ему грозила опасность. Позади стены со злобно открытым ртом Атторна.

Глава 11
Стэнс схватил ее за руку.

— Что это?

— Юрт, — рассеянно ответила Элосса; она так сосредоточилась на попытке проследить источник зла, что даже не стала освобождаться от нежелательного прикосновения раски. — Где-то здесь юрт в опасности.

Девушка опустилась на колени перед раскрытым ртом в стене, безрассудно посылая мысль-поиск.

Юрт! Но… что-то еще… худшее… раски? Трудно сказать. Она ткнула концом посоха в отверстие рта. Посох не встретил препятствия, рот был как бы вторым входом — но куда? Возможно, к другому пути через страшные пещеры. Надо узнать… Она закрыла глаза, собирая вернувшуюся к ней энергию. Где юрт?

Мысль ее не нашла сознания, но Элосса все еще была уверена, что тот самый первый крик не был ошибкой. Но где же тогда юрт?

Ее сосредоточенность была нарушена каким-то звуком. Она в испуге оглянулась. Стэнс покачивался, его руки вцепились в куртку на груди, а его лицо выражало такую смесь ярости и страха, что Элосса вскочила и выдернула посох из отверстия, готовая защищаться.

Стэнс качался из стороны в сторону, и у Элоссы было странное впечатление, что он сражается с кем-то, кого она не видит, с кем-то, кто, может быть, находится в нем самом. В уголках его искривленного рта показалась пена. Сначала Стэнс издавал хриплые звуки, потом сказал:

— Он убьет меня! Смерть небесным дьяволам! Смерть!

Он упал на колени, его руки со скрюченными пальцами, как бы не поддаваясь его контролю, тянулись к горлу Элоссы.

— Нет, — почти взвизгнул он, страшным усилием воли повернулся и ударил кулаком по верхней губе каменного рта. Раздался треск. На пальцах Стэнса выступила кровь, а лицо на стене осыпалось, как высохшая на солнце глина. Упала не только часть губы, на которую обрушился удар Стэнса, — из этой точки пошли вверх и вниз трещины. То, что казалось массивным камнем, крошками посыпалось на пол. Даже глаза разлетелись со звоном разбитого стекла и упали на пол блестящей пылью. Лица больше не было, лишь темное отверстие, куда не проникал свет факелов, отмечало место, где был рот бога — или дьявола.



....




— Если я пошлю мысль-поиск, — тихо сказала она, — а здесь есть равно тренированный мозг, он тут же узнает о нашем присутствии.

— Но ведь это может быть только мозг юрта, — сказал он. — Разве ты боишься собственного народа?

— Я путешествую с раски. У нас нет ненависти или страха к твоему народу, но я покажусь странной.

— Ну да, как и я в компании юрта! — согласился он. — Большинство моих родственников содрало бы с меня эту повязку, — он показал на свою забинтованную рану, — не спрашивая моего мнения.

Она приняла решение, в основном из-за мучившего ее голода: она не имела желания есть сырое мясо. Есть причина, по которой тело пересиливает все остальное — тело должно питаться, иначе погибнет и мозг.

Когда Стэнс опять занялся своим мясницким делом, она встала на колени и достала зеркальце. Поверхность диска засияла на солнце. Она посмотрела на диск и послала в него резкую мысль: «Покажи мне юрта!»

Поверхность диска покрылась рябью. Затем там появилась туманная, еле различимая фигура — возможно, та, что стояла против них в коридоре. Ее мысль-поиск достигла фигуры. Жизнь… далеко… но юрт ли это? Она не уловила ответной вспышки сознания. Это сознание больше походило на сознание раски — закрытое, несведущее…

— Поблизости нет никого, — сказала она, пряча зеркальце.

— Прекрасно. По реке плывет много топлива для костра, и дыма будет мало.

Элосса пошла собирать топливо.

Они насадили куски мяса на прутья и поджарили над огнем. Элосса ела, борясь с отвращением, а Стэнс облизывал пальцы с удовольствием. Потом он сказал:

— Зажарим, сколько можно, и возьмем с собой.

Не успел он это сказать, как Элосса вскочила на ноги и уставилась через поток на другой берег. Там вдруг возникла фигура. Элосса чуть не задохнулась. Это был не юрт, а темнокожий, темноволосый мужчина, похожий на Стэнса, но лицо… Это было лицо Атторна, только во плоти. Человек не носил ни меховой одежды охотника, ни груботканого плаща горожанина, ни примитивной брони солдата раски, его тело плотно обтягивал черный комбинезон вроде того, что носили юрты в своем корабле, только этот комбинезон был расписан красными узорами, как будто сквозь него проступала свежая кровь. Узор вспыхивал, угасал и вновь загорался. На плечах висел короткий кроваво-красный плащ с черным узором. Голова увенчивалась гребнем абсолютно черных волос, то ли чем-то связанных, то ли просто растущих прямо вверх. Более варварской фигуры Элосса еще не видела. Она инстинктивно послала мысль-поиск, но ничего не встретила.

Незнакомец вытянул руку вперед. Его губы — толстые, презрительно улыбающиеся губы Рта Атторна — кинули слово, тяжело пролетавшее в воздухе, как будто оно вылетело из какого-то оружия, чтобы сбить двоих на этом берегу.

— Раски!

Стэнс вскрикнул. Появление человека застало его на коленях, но теперь он уже стоял на ногах, пригнувшись и крепко сжимая рукоятку ножа.

— Филбур! — выкрикнул он родовое имя, как боевой клич.

Не раздумывая, Элосса выхватила зеркальце, сорвала с шеи шнурок, на котором оно держалось, и раскрутила в воздухе.

Была ли то случайность или вмешательство сил, которые она вызвала неожиданно для себя самой? Из вытянутого пальца фигуры с лицом Атторна вылетел огненный луч и ударил прямо в зеркальце. Многократно усилившееся отражение луча вернулось обратно. Черно-красная фигура исчезла.

Глава 15
— Кто это был? — спросила Элосса, в то время как Стэнс растерянно смотрел на то место, где только что стояла фигура незнакомца.

— Его не было! — Стэнс махнул рукой жестом отрицания. — Этого не может быть. — Он чуть повернул голову и взглянул на девушку. Его лицо все еще выражало полное ошеломление. — Время не стоит на месте… Человек, умерший полтысячи лет назад, не может ходить!

— Ходит. — Она бросила взгляд на зеркальце. Так случайно, почти невероятно, отразило оно то, чем незнакомец хотел уничтожить Стэнса. Диск треснул, потемнел. Элосса тщетно терла его о плащ, хотя и так была уверена, что отныне зеркальце действовать уже не будет. — Ходит, — повторила она со вспышкой гнева, — чтобы убивать!

— Это был Карн из Дома Филбура. Он правил в Кал-Хат-Тане. Он… он моей крови… вернее, я его крови. Но он же погиб вместе с городом! Это точно — все об этом знают! Однако ты видела его, правда? Скажи, видела?

— Я видела мужчину, похожего на раски, в черном и красном, но у него лицо Атторна, а ты говорил, что не знаешь его.

Стэнс провел рукой по лбу. Он, видимо, был более потрясен, чем ей показалось.

— Я знаю… Что я знаю — или не знаю? — выкрикнул он, не ей, а окружающему миру. — Я уже ни в чем не уверен! — он прыгнул к ней, схватил ее за плечо и сильно потряс. — Не твоих ли рук это дело, юрт? Всем известно, что вы можете играть чужими мозгами, как человек камешками. Ты запутала мои мысли, навела чары на мои глаза, чтобы я видел то, чего нет?

Девушка яростно, гневно вырвалась и отступила, подняв к его глазам почерневшее и почти разбитое зеркальце видения.

— Это сделал он — лучом, который послал. Подумай сам, раски, что сделал бы с тобой этот луч, если бы эта сила не отразила его!

Стэнс, по-прежнему хмурый, быстро взглянул на диск.

— Я не знаю, что он хотел сделать, — угрюмо сказал он, — но здесь злая страна и… — Он не договорил: через реку перебирались, перепрыгивая с камня на камень, не юрты и не раски…

Элосса в страхе закричала, так чужды были эти создания всякой нормальной жизни. Искривленные тела, слишком длинные или слишком короткие руки и ноги, страшно деформированные лица… кошмарные существа, отдаленно напоминающие людей, но совершенно чудовищные. Они волной хлынули на берег и без звука напали.

Элосса схватилась за посох. У Стэнса все еще был в руках нож, но они не имели никакого шанса на спасение. Вонючие тела окружили их со всех сторон. Четырех- и шестипалые руки, бескостные щупальца тянулись к ним и валили наземь. Страшное отвращение, с которым Элосса смотрела на изуродованные тела и лица, ослабляло ее, убивало силу мысли.

Чудовища повалили их на землю. Элосса содрогалась от прикосновения этих ужасающих рук. Ей трудно было дышать от зловония, она с трудом сохраняла сознание. Ей крепко стянули руки и ноги, пока одно из созданий прижимало ее к земле. Хуже всего, что держала ее женщина. Нападавшие были голы, если не считать грязных обрывков ткани вокруг бедер. И женщины были так же агрессивны, как и мужчины.

Молчание, с которым они напали, теперь нарушилось: раздался хор хрюканья, свиста, еще какие-то звериные звуки.

Элосса, лежавшая в центре круга захватчиков, не видела раски. Окружавшие ее начали развлекаться: дергали ее за волосы, царапали ногтями — у кого они были, оставляя на ее теле кровавые полосы.

Она стала понимать, что между ними идет какой-то спор. Дважды часть их оттаскивала ее от воды, а другая с бормотанием и визгом отнимала и приносила обратно. Она ожидала появления Карна, поскольку была уверена, что именно он выпустил на них эту ужасную свору. Но никого, кроме этих существ, не было.

Один сунул в костер прут, покрутил его в воздухе, чтобы конец загорелся, и подковылял к Элоссе с явным намерением выжечь ей глаза, но более рослый и крепкий мужчина схватил пальцами-щупальцами своего собрата за горло и швырнул на землю. Стоявшие у самого края воды пронзительно закричали. Гигант бросился на тех, кто окружал Элоссу, разогнал их кулаками и пинками беспалых ног, схватил Элоссу за волосы и потащил к самому берегу. Там он взял ее поперек тела, поднял и бросил в воду.

Она упала, но не в воду, а в подобие лодки, которая угрожающе накренилась, но не перевернулась. В следующую минуту в лодку свалился Стэнс, брошенный тем же мужчиной.

Раски лежал неподвижно, и Элосса испугалась, что он мертв. Его тело упало на Элоссу и придавило ее ко дну лодки, где плескалась грязная вода. Она старалась поднять голову, чтобы не захлебнуться.

Лодка дернулась и поплыла, однако никто из кошмарных существ не присоединился к ним, пленников просто пустили по течению, связанных и беспомощных. Подхваченная быстрым потоком, лодка, крутясь, понеслась. Поле зрения Элоссы было ограничено телом Стэнса, так что она видела только небо. Но затем с каждой стороны поднялись стены и закрыли большую часть неба. Скоро Элосса могла видеть только узкий просвет между двумя отвесными темными скалами.

Время от времени лодка билась о какие-то препятствия, и девушка напряженно ожидала, что их суденышко перевернется или разобьется о скалы. Все это время она старалась освободить руки. Они были в воде, и Элосса надеялась, что это ослабит узлы, но боялась делать резкие движения, чтобы не нарушить равновесие утлой лодки. Она обрадовалась, услышав стон Стэнса. Может, он придет в себя, и тогда у них будет чуть больше шансов. Затем она увидела на его плече кровь: почти зажившая рана, видимо, была опять растревожена.

— Стэнс! — окликнула она. Он снова застонал и что-то слабо пробормотал, но грохот воды заглушил эти звуки. Воображение Элоссы понемногу расслабляло путы, в которых она держала свои эмоции. Что ждет их впереди? При такой скорости течения нельзя надеяться выплыть в протекающей лодке, а возможно, их ждет падение с водопадом в бездну.

— Стэнс! — Впрочем, может быть, она неправа, пытаясь привести его в чувство? Неосторожным движением он может перевернуть лодку. Вода в лодке прибывала и плескалась уже у подбородка Элоссы. Если бы можно было сдвинуть Стэнса, она подняла бы голову повыше.

Его тело дернулось, и вода плеснула в лицо Элоссе.

— Осторожнее! — почти крикнула она.

— Где?.. — слабо, но осознанно произнес он.

— Мы в лодке. Я частично под тобой. Здесь вода, и я стараюсь удерживать голову над ней.

Понял ли он? Ответил Стэнс не сразу. Она старалась вывернуться из-под него, поднимая голову. Шея ее болела, и двигать ею становилось все труднее.

— Я постараюсь сползти вниз, — сказал он вполне отчетливо. — Будь готова!

Она глубоко вздохнула. Он немного сдвинулся в сторону кормы. Лодка бешено завертелась. Вода прокатилась по лицу Элоссы, но каким-то чудом они не перевернулись. Он еще раз шевельнулся, и Элосса наконец освободилась от его тяжести. Настала ее очередь.

— Приготовься, — предупредила она. — Я постараюсь подняться повыше.

Теперь ее подбородок упирался в грудь, но зато лицо было над водой. Она увидела, что Стэнс повернулся и лег поперек лодки. Течение было по-прежнему быстрым, но лодка, казалось, стала более устойчивой. Элосса почти ничего не знала о лодках — юрты не пользовались ими, — но поняла, что смена их положения каким-то образом улучшила ее ход. Теперь она видела, что поток мчится по узкому ущелью между очень высокими берегами. Даже если бы им удалось выбраться из воды, вряд ли они смогли бы влезть на эти крутые стены.

Она опять стала осторожно дергать связанные руки, и к ее величайшему удивлению узлы чуть-чуть поддались. Видимо, вода помогла. Элосса поделилась своим открытием со Стэнсом. Он кивнул, но, кажется, не слишком заинтересовался. Глаза его были закрыты, он лежал неподвижно. Похоже, вся его энергия ушла на то, чтобы сдвинуться и освободить Элоссу.

Но ее решимость и воля росли. Эффект, произведенный напавшими чудовищами, потускнел. Брошенная на произвол судьбы, связанная, она все-таки на что-то надеялась. В первую очеред — надо освободить руки. Несмотря на боль в запястьях, она тянула узлы, напрягаясь и расслабляясь.

Стэнс по-прежнему не открывал глаз, и девушка подумала, что он вновь потерял сознание. Сколько времени еще продлится их бег по воде? Она еще немного приподняла голову и увидела, что стены становятся ниже.

Последнее усилие — и руки свободны. Затекшие пальцы ничего не чувствовали, и когда циркуляция крови начала восстанавливаться, девушка чуть не закричала от боли, но заставила себя сгибать и разгибать пальцы. Наконец она смогла ухватиться за узлы на лодыжках. Ремни глубоко врезались в тело. Тогда она вспомнила, что создания, захватившие их, не обыскивали ее. Она пошарила за пазухой и достала из потайного кармана небольшой нож. Он чуть не выпал из ее онемевших пальцев, но она сумела разрезать ремни. Затем она осторожно повернулась посмотреть, что она может сделать для Стэнса. Поток воды еще больше сузился, и течение стало быстрее. Лодка была тупоносая, с высокими бортами. Похоже, у нее деревянный каркас, обтянутый такой толстой кожей, что непонятно, какому животному она принадлежала. Кожа была чешуйчатой снаружи и гладкой внутри и, похоже, крепче всякого дерева. Лодка была очень старая, как будто она вообще не из этого времени.

Элосса подвинулась чуть ближе к Стэнсу и увидела, как глубоко врезались ремни в его руки. Ноги пострадали меньше, поскольку он был в охотничьих сапогах. Она освободила его от пут и устроила поудобнее, насколько это было возможно.

Но что они могли сделать без руля, без весел, без каких-либо средств управления лодкой? Элосса глубоко вздохнула и перенесла свое внимание на воду.

Глава 16
Ей не пришлось долго размышлять, потому что конец их путешествия был близок. Высота стен быстро снижалась, и вот они выплыли из каньона в долину — если это была долина, а не равнинная страна за горами. Во всяком случае ровная местность, одетая пожухлой осенней травой, тянулась, как море, насколько хватало глаз.

Поток, несший их, бежал уже не так быстро, и путь его был отмечен прибрежными кустарниками и мелкими деревцами — единственная растительность, возвышавшаяся над густой травой. В остальном местность выглядела пустынной. Близился вечер, и здесь не было ни птиц, ни пасущихся животных. Тусклый цвет травы и по-осеннему окрашенные листья деревьев создали впечатление заброшенной страны, будто вся жизнь вытекла из нее. Оглядевшись, Элосса вздрогнула от внутреннего холода.

Стон Стэнса снова привлек внимание Элоссы к спутнику. Раски открыл глаза и посмотрел на Элоссу вполне сознательным взглядом. Он дотронулся да раненого плеча и вздрогнул, а потом оглядел равнину.

— Мы за горами, — сказал он.

— Да, — ответила Элосса, — но где — не имею понятия.

Он нахмурился и потер лоб.

— Это был сон, или мы действительно видели там Карна?

— Мы видели человека… с лицом Атторна, — осторожно ответила Элосса, — и ты назвал его Карном.

— Значит, это не сон, — тяжело произнес Стэнс. — Но Карн давно умер. Хотя… он был и королем, и жрецом, и в его время люди шептались… я слышал только обрывки этой легенды. Карн имел дело с силами, о существовании которых большинство людей не подозревает — по крайней мере, так говорили. Я плохо помню. — Он вновь покачал головой. — Чувствую, что мог бы вспомнить, но между мной и правдой стоит какая-то стена. Карн… — его голос упал.

— Если это был ваш давно умерший король, — резко сказала Элосса, — он создал себе злых последователей. Чудовища, которые схватили нас, не человеческого рода.

Элосса, глядевшая вдаль, вдруг вскрикнула: то, что казалось стеной кустарника, перегораживало впереди поток, и вода беспрепятственно проходила под ним. Совершенно очевидно, что это барьер, и лодка должна столкнуться с ним.

Осторожно балансируя, Элосса встала на колени, но поняла, что, даже встав на ноги, не достанет до вершины барьера. Лодка опять завертелась, когда встал Стэнс.

— Доплывем? — спросил он.

Хотя Элосса плавала в горных озерах, но здесь ее пугало быстрое течение. Может быть, лучше взобраться на барьер, когда они столкнутся с ним? Однако само присутствие барьера таило в себе угрозу. Это не было каким-то капризом природы, в этом Элосса была уверена, барьер был искуственно создан — но кем и с какой целью?

Однако оказалось, что выбора у них нет вообще: как только лодка подошла к барьеру, откуда-то прямо из воздуха упала сеть и накрыла лодку и ее обитателей. Элосса и Стэнс пытались освободиться от сети, но из-за кустов и деревьев с обеих сторон потока появились люди.

Они не были чудовищами: у них были нормальные, красивые тела. И…. это были юрты! Элосса позвала на помощь. Ведь они были одной с ней крови! На некоторых была грубая одежда горных кланов, такая же, как на ней, на других — плотно облегающие комбинезоны, как на изображениях в корабле и как на юрте, встреченном ими в коридоре в горах.

Элосса послала настоятельный мысленный зов и вскрикнула от испуга: они были закрыты от ее прикосновения. Они были юртами только по виду, но не по мозгу.

Теперь она отчетливо видела их лица, пустые, безо всякого выражения глаза. И они не разговаривали друг с другом, как и те, что находились на другом берегу и подтаскивали сеть к себе.

— Это юрты, — сказал Стэнс, — твой народ. Что они хотят с нами делать?

Элосса покачала головой. Она чувствовала себя чужой и потерянной — встретить закрытое сознание, пустые лица, когда она имела право надеяться на совершенно противоположное… Ей казалось, что эти люди захвачены каким-то кошмаром или столь сильной галлюцинацией, что все попытки Элоссы разрушить ее бесплодны.

— Они выглядят как юрты, — сказала она растерянно, — но это не юрты, не такие, каких я знаю.

Кто бы они ни были, они прекрасно сумели воспользоваться водой и своей странной сетью, чтобы захватить пленников. И их было слишком много, чтобы Элосса и Стэнс, обессиленный открывшейся раной, могли защищаться. Хотя ее первая попытка общения провалилась, девушка вторично послала мысль своим пленителям, но, похоже, никто из них ее не воспринял.

Им связали руки за спиной и повели прочь от потока по пустой равнине. После захода солнца они остановились там, где, как видно, было место для лагеря: на это указывали остатки костров.

Юрты шли молча, не разговаривая ни с пленниками, ни между собой. Элоссу бросало в дрожь от контакта с ними. Они казались пустыми оболочками, повинующимися чьей-то воле и не имеющими собственного разума. Но эти тела нуждались в пище и воде. Они достали свои припасы и разделили их с пленниками. Пленников развязали, но внимательно следили за ними, пока те жевали полоски сушеного мяса, твердого как дерево, и пили из фляжек. Даже вода была какая-то странная, с металлическим привкусом, как будто долго находилась в контейнере.

— Куда вы нас ведете? — спросил Стэнс, и его голос прозвучал неожиданно громко в полной тишине. Он обратился к юрту, который вновь связывал ему руки.

Видимо, человек был глух, потому что даже не взглянул на Стэнса, а проверил последний узел и с довольной усмешкой отошел. Раски посмотрел на Элоссу.

— Они твои сородичи, тебе-то они должны ответить, — сказал он со странной нотой в голосе. Элоссе даже показалось, что он полностью объединил ее со своими врагами, несмотря на то, что ее тоже взяли в плен.

Она облизала губы и бросила призыв, о котором думала во время их путешествия в этот лагерь. Делать это перед раски значило идти против всего, что внушалось ей с рождения: дела юртов касались их одних. Но она должна была пробиться. Это было сейчас самым важным.

Рот ее так пересох от волнения, что она, казалось, не сможет произнести ни одного слова. Но она должна была это сделать — она знала. И она запела. Слова песни были такими древними, что даже значение их забылось. Они шли из туманного прошлого и, вероятно, когда-то были исключительно важными, и каждый юрт заучивал их наизусть,

— Вначале… — начала она на забытом ныне языке, — были созданы Небо и Юрт (последнее слово было единственным понятным) — и вот человек получил жизнь и…

Слова слетали теперь быстрее, отчетливее, произносились с большей энергией и силой. И… да, один из юртов, одетый как она, повернулся к ней. Легкое замешательство мелькнуло на его пустом лице, губы дрогнули, и его голос присоединился к песне, слабый, тихий, прерывистый. Но когда она замолчала, он увидел ее, по-настоящему увидел! Как будто она разбудила если не всех, то этого одного. Его глаза перешли от ее лица к связанным рукам, к концу веревки, захлестнутой вокруг руки другого стражника. Внимание в его лице сменилось беспомощностью.

— На юртах бремя греха, — сказал он хрипло, словно очень давно не пользовался своим голосом. — Мы платим, юрт, мы платим!

Никто, видимо, не обращал внимания на этого вдруг заговорившего юрта.

Элосса шагнула вперед.

— Кому юрты должны платить? — как можно спокойнее спросила она.

— Атторну. — Последние следы интереса сбежали с его лица, он повернулся и отошел.

Она послала мысль-поиск со всей силой, на какую была способна, решив сломать обнаруженный ею барьер, отыскать в пустой скорлупе человека. Видимо, она нашла брешь, потому что стражник снова повернул голову, но затем впал в прежнее бессознательное состояние.

— Итак, юрты платят, — прокомментировал Стэнс.

— Атторну, — резко ответила Элосса, обескураженная неудачей, она надеялась узнать побольше. — Может быть, твоему Карну. — И добавила, сама не веря своим словам: — Но если здесь правит Атторн, почему раски идет связанный?

— Вероятно, нам скоро представится случай узнать это, — столь же раздраженно сказал Стэнс.

С наступлением темноты юрты улеглись спать, заботливо положив каждого пленника между двумя стражниками. Концы веревок были обмотаны вокруг стражников, так что при малейшем движении пленников стражник, а то и оба просыпались. Тот, что говорил с Элоссой, сел с другой стороны костра и закрыл глаза, явно не желая видеть ее.

Наконец она уснула. Проснувшись, Элосса увидела, как один из юртов подкладывает в костер хворост, сложенный здесь в ожидании их появления. Стэнса едва можно было разглядеть в темноте, и девушка не знала, спит ли он или нет. Ее беспокоила неудача мысленного поиска. Единственное объяснение — эти юрты скованы чужой волей. «Бремя», от которого корабль освободил ее, и в самом деле висело на многих поколениях ее народа. Но юрты оставались нормальными людьми. Не были ли те, кто был одет подобно Элоссе, не вернувшимися из Паломничества? Они не погибли в горах, а оказались здесь, не живые и не мертвые. Однако здесь были и другие, в космической одежде. Слишком много лет прошло с падения корабля и гибели Кал-Хат-Тана, чтобы кто-нибудь из экипажа мог жить сейчас — разве что нашли способ продления жизни свыше того летоисчисления, которое знала Элосса. Или сюда позднее пришел другой корабль?

Эта мысль привела ее в такое возбуждение, что она с трудом заставила себя лежать спокойно. Такое же состояние было у нее, когда она видела в полузасыпанном корабле сцены, происходившие до падения.

Другой корабль мог быть послан за юртами, чтобы увезти их домой. Домой? А где их дом? Может, одна из звезд, рассыпаных сейчас по небу, — солнце, согревающее поля и холмы родины юртов?

Она глубоко вздохнула, и ее внимание перекинулось на другое.

Она знала, что люди, окружающие ее сейчас, несвободны. Если они и в самом деле пришли спасать, то вместо этого сами попали в западню и стали пленниками. Но эти люди не были физически улучшены машинами корабля, как те, от которых она произошла. Ей страстно хотелось доползти до Стэнса, разбудить его и заставить рассказать об Атторне, о Карне, имевшем лицо Атторна. Слишком многого она не знала и не могла узнать, поскольку мысль-поиск отказалась служить ей.

Перед зарей они поели и опять пошли по равнине. Стэнс шел довольно далеко впереди Элоссы. Он, казалось, нетвердо держался на ногах, и время от времени стражник протягивал руку и поддерживал его с безразличием машины, выполняющей свою работу.

Иногда они останавливались на отдых. На каждой остановке пленникам предлагались пища и вода. Сухая трава была здесь высокой по колено, и Элосса не видела никакой тропы. Но отряд шел уверенно, как по хорошо знакомому пути, и явно не боялся сбиться с дороги.

Впереди на горизонте смутно что-то виднелось. Незадолго до полудня Элосса поняла: равнина резко заканчивалась утесом. Видимо, эта ровная местность была широким плато, и им придется спускаться ниже, в совсем другую область. Несмотря на предстоящий скорый приход зимы, растительность, которую они видели внизу, была пышной, с густой листвой, как в середине лета. Сверху видны были только вершины деревьев.

Ведущий стражник взял чуть влево и шагнул на ступени лестницы, начинавшейся прямо от утеса. Все стали гуськом спускаться в ожидавшую их низину.

Глава 17
Такой роскошной растительности, как в этой низинной стране, Элосса никогда еще не видела. Долины и равнины на востоке, которые раски обрабатывали со всем своим умением, казались пустыней в сравнении с этой местностью. Лестница привела на широкую дорогу, где стражники вновь окружили пленников. Элосса продолжала удивляться, насколько же эта страна отличается от знакомых ей гор и долин.

Кроны деревьев смыкались и укрывали дорогу, как пологом. Да и сами деревья были совсем другими. По их стволам и нижним ветвям вились толстые виноградные лозы, едва не обламывающиеся под тяжестью ярко-алых плодов.

Вокруг плодов летало и ползало множество пирующих — и пернатых, и покрытых мехом. Их крики сливались в один неприятный гул. Однако ни один из стражей ни разу не взглянул вверх и, кажется, вообще не замечал ничего, что находилось по обеим сторонам дороги. Воздух был влажный, опьяняющий, тяжелый приторный аромат забивал ноздри, учащал дыхание.

Дорога была очень хорошей. Элосса обратила внимание, что густой подлесок тоже нависал над дорогой. Возможно, сами плиты дороги каким-то образом не позволяли лесу вторгаться в работу строителей, так изменивших природу.

Но дорога шла не прямо. Попадались деревья такой толщины, что их кроны просто не могли согнуться, так что дорога обходила их, искривляясь то на восток, то на запад. Если оглянуться назад, то дорога как бы исчезала с каждым поворотом.

Пот катился по лицу Элоссы. Жар проникал сквозь ее толстую одежду, а грубая ткань натирала и царапала кожу. Юрты не останавливались и не сбавляли шаг.

Но все дороги когда-нибудь кончаются, кончилась и эта, когда они обогнули пространство, занятое тремя гигантскими деревьями, так густо обросшими лианами и папоротником, что всё вместе выглядело крепкой, как камень, стеной.

Поворот дороги закончился открытым местом, тоже вымощенном каменными плитами. В центре находилось квадратное отверстие. Теперь они опять стали спускаться по лестнице, на этот раз под землю. Лестница шла по спирали вокруг колодца. Чем ниже они опускались, тем слабее становился приторный запах леса, и откуда-то шел поток свежего воздуха.

Элосса пыталась считать ступени, чтобы иметь представление, на какую глубину они спускаются, но сбилась со счета. И ей все больше и больше не нравилась атмосфера этого места. Юрты жили как правило под открытым небом и свежим ветром. Подножие лестницы упиралось в широкий коридор. Вдоль него были расставлены в стенных кольцах факелы, резко пахло дымом и копотью.

Коридор закончился аркой, и Элосса чуть не упала: они опять оказались перед каменным лицом Атторна. Его широко раскрытый рот ждал их.

Двое юртов опустились на колени и проползли через него. Нажим на плечи заставил Элоссу принять такую же унизительную позу и последовать за ними. Она со злостью повиновалась, вздрагивая всякий раз, когда касалась стенок этого рта.

За ним была большая комната с каменными стенами и полом. В дальнем ее конце находилось возвышение, а на нем кресло с высокой спинкой и широкими подлокотниками. Но как ни велик был этот трон, он не преуменьшал человека, сидевшего на нем.

В черном и красном, с высоко зачесанным гребнем волос… это был тот, кого они видели перед нападением уродов. Он улыбнулся, когда стражи вытащили Элоссу вперед, и следил за ней, как следил бы саргон, имей он чуть больше разума, за беспомощной добычей, идущей к нему.

Девушка высоко подняла голову. Что-то в ней тут же бросило вызов этой улыбке высокомерного господина, хотя Элосса ничего не могла сделать, кроме как помериться с ним взглядом.

Юрт, тащивший ее, имел такое же пустое лицо, как и остальные. Видимо, они были целиком во власти Карна, были его вещами, поистине проглоченными Атторном.

— Лорд… — прервал молчание Стэнс. Он прошел мимо Элоссы, как бы не видя ее, и встал на нижнюю ступеньку помоста. — Великий король…

Темные глаза Карна повернулись от Элоссы к раски, так похожему на него телом. Улыбка его погасла.

— Ты был вместе с юртом… — последовало оскорбительно-унизительное слово.

— Я Стэнс из Дома Филбура, — он не встал на колени и говорил как с равным, — из Дома Филбура, — повторил он эти три слова, как талисман, в какой-то мере равняющий его с Карном. — Так ли правитель Кал-Хат-Тана встречает своего родственника? — Он дернул плечами, как бы указывая, что пришел связанным.

— Ты запятнал себя общением с юртом.

— Я привел тебе юрта, делай с ним что хочешь. Твои слуги не потрудились спросить.

Значит, вот как! Смутное недоверие Элоссы к раски оказалось правильным. Ложь шла за ним с той минуты на борту корабля, когда Стэнс внешне признал, что у них общее дело.

Карн взглянул резко, испытующе. Элосса почувствовала мысленное прикосновение — не чистый и ясный контакт юрта — другой. Это было беглое пощипывание внешней защиты ее сознания, оно желало проникнуть внутрь, но не имело для этого силы.

— Интересно, — заметил Карн. — А как ты узнал о Кал-Хат-Тане, раски?

— Это… это было возложено на Дом Филбура. Мы брали цену крови за Кал-Хат-Тан. Мы брали ее с каждого поколения.

— Цена крови за Кал-Хат-Тан может быть и другого сорта, раски. — Карн слегка махнул рукой в сторону стоявшего рядом пустовзглядого юрта. — Грязный юрт здесь раб. Это хуже смерти, не так ли, юрт? — обратился он к Элоссе.

Она не ответила. Карн, или какая-то чуждая сила в этом месте, все еще искал путь через ее мозговой щит. Попытки были очень слабыми, но это вовсе не значило, что они не могут усилиться, и без предупреждения.

Губы Карна, так похожие на рот Атторна, сложились в легкую усмешку. Его взгляд, устремленный на нее, был хуже любого физического удара.

— Юрт сломлен, да, сломлен. И очень хорошо, родственник, что ты привел мне в дар самку. Наши рабы плохо размножаются — у нас большой недостаток в самках. Да, я нахожу, что твой дар хорош. — Он поднял руку, и юрт, стоявший рядом со Стэнсом, быстро шагнул вперед и освободил руки Стэнса. — Ты уверяешь, что ты от крови Филбура, родич. Это мне тоже интересно. Я думал, наша кровь исчезла. А что касается юрта — увести в загон!

Элоссу не надо было дергать за веревку, чтобы увести. Скрытое зло этого места поднималось вокруг ее ног, как зловонная грязь, и старалось затянуть ее. У нее вызывало отвращение смотреть на Карна и его «родственника».

Ее вывели из зала для приемов через другую дверь, повели по лабиринту узких коридоров и наконец втолкнули в комнату, где находились женщины. Никто не взглянул на нее, когда она едва не упала, поскольку рук ей не развязали. Полдюжины женщин ее собственной расы тупо смотрели перед собой. Элосса увидела двух беременных и с ужасом вспомнила угрозу Карна. У всех были пустые лица и, вероятно, пустой мозг. Ни на ком из этих женщин не было космических комбинезонов, их платья походили на дорожную одежду паломников. Но Элосса не нашла среди них пропавших членов ее клана и не могла спросить, давно ли они здесь. Затем одна женщина медленно повернула голову к Элоссе. Ее взгляд был таким пустым и бессмысленным, что девушка отступила. Женщина лениво встала, обошла Элоссу и подергала веревку, связывающую руки девушки. Веревка упала на пол. Женщина вернулась на свое отвратительное ложе из грязных подушек и снова застыла в прежней позе. Элосса, растирая руки, отступила назад, пока не уперлась в стену, и села там, скрестив ноги. Ее взгляд вновь вернулся к освободившей ее женщине. Та ничем не отличалась от остальных пленниц, но что-то заставило ее помочь Элоссе. Откинув голову к стене, Элосса закрыла глаза. Ощущение давления на края мозгового барьера исчезло. Она очень осторожно направила тонкую нить мысленного поиска — недалеко, на расстояние вытянутой руки. Если юрты, одетые как она, были захвачены во время паломничества, их сила равна ее силе. Но, похоже, эту силу вытянули из них, оставив лишь пустую бесполезную скорлупу.

Но раски не имеют такой силы, по крайней мере там, во внешнем мире. На них можно воздействовать галлюцинациями юртов, чтобы привести в состояние отупения. Кто же такой Карн, если он сумел обратить в рабство людей с талантом, какого не было ни у кого из его расы?

«Карн — это Атторн…»

Только дисциплина ума заставила Элоссу остаться спокойной. Кто послал эту мысль?

«Где ты?» — спросила она.

«Здесь. Но имей в виду, у Карна есть способы…»

«Откуда?»

«Атторн был богом. Карн — это Атторн», — пришел неясный ответ. «У него есть способы ломать защиту сознания… но не всем. Кое-кто из нас был вовремя предупрежден… отступили…»

«Спасибо. Но что мы можем сделать?»

Элосса открыла глаза и осторожно посмотрела на женщину, освободившую ее. Возможно…

«Я не Дэнна», — быстро поправили ее. «Она сломлена, но все-таки немного реагирует. Мы — те, кто еще остался настоящими юртами, работаем на исправление этого слома. Но нас очень мало. Нет, не ищи меня глазами, мы ведем мысленный разговор, но не знаем друг друга, потому что иначе может случиться, что из нас вырвут правду. Смерть, постигшая Кал-Хат-Тан, имела страшные, злые последствия. Ты видела деформированные существа, повинующиеся Карну? Они ловят всех, кто появляется во внутренних землях. Так вот, они от крови Кал-Хат-Тана, но последствия взрыва наложили на них свой отпечаток. Время от времени они рожают детей, таких же чудовищных, как они сами. Карн обработан иначе: он знал тайны, известные только верховным жрецам и правителям. Несколько этих жрецов было в тайном месте, когда городу пришел конец. Карн стал бессмертным, воплощенным — как считает он и его народ — Атторном, который никогда не знал ни добра, ни милосердия. Карн пережил тех, кто остался тогда в живых вместе с ним. Они уже знали, что сила юрта в сознании, но сами искали эту силу своими средствами — убивая разум других. За долгие годы они узнали многое. Теперь…»

Между говорившей и Элоссой как бы захлопнулась дверь: вдруг наступило молчание. Девушка закрыла глаза, но больше не посылала мысль. Перерыв был достаточным предупреждением.

Затем прямо в нее, как брошенное в ярости копье влетела мысль-прикосновение.

«Сестра». — Это прозвучало резко, как и внутренний толчок, принесший это слово. В нем не было ни уклончивости, ни предупреждения.

Рискнуть ответить? Полученные ею крохи информации намекали, что у Карна есть способы отбирать силу юртов. Может, он умеет имитировать зов?

«Войди».

Любезное приглашение или ловушка? Элосса все еще колебалась. Кто знает, насколько глубоко проникла гниль в порабощенных Карном юртов? Может, кто-то из них служит ему, выдавая новичка для настоящего захвата? Элосса чувствовала, что не может полагаться на собственное суждение. Взять хотя бы Стэнса: она была почти уверена, что он хочет отойти от предрассудков своего народа, как хотела сделать и она. А оказалось, что Стэнс привел ее сюда, к Карну. Возможно, он с самого начала знал, где их схватят и зачем. Может, он так же предавал и других паломников до нее.

«Войди», — потребовал другой мозг, открывая дверь к тому пути, которым и юрты редко пользовались, разве только с теми, кому верили больше всего. Это была такая интимность, такое вторжение во внутренний мир, что им пользовались лишь во время великой опасности или желая честно разделить эмоции.

«Войди», — в третий раз сказал мозг требовательно, даже раздраженно.

Элосса собрала всю свою энергию. Может, это будет величайшей ошибкой в ее жизни, а может быть, окажется защитой от самого худшего, того, на что гнусно намекал Карн. Она оформила мысль-поиск, надеясь, что сумеет вовремя отпрянуть, если ее доверие будет обмануто, и с этим зондом вошла, как приказывали.

Глава 18
Соприкоснувшись с чуждым разумом, она была так ошеломлена, что чуть не нарушила контакт: с ней требовал связи не один мозг, а объединение нескольких личностей! Элосса никогда не участвовала в такого рода союзах. Ее клан действовал таким образом сообща только для создания особо сильной и продолжительной иллюзии. Но и то Элоссу, как не совершившую Паломничества, никогда не приглашали вложить свою силу в общее дело.

Ее минутное сопротивление исчезло, она стала частью этого союза, и в ней росла экзальтация, ощущение такого доверия, какого, пожалуй, никогда не бывало.

«Мы вместе!» — сказал кто-то, кого, по-видимому, тоже захватила волна ощущения непобедимости. «Ну, сестренка, теперь мы достаточно сильны для дела!»

«Что вы хотите делать?» — спросила она всех, поскольку не могла разделить их на отдельные личности.

«Действовать!» — твердо ответили ей. «Мы уже давно начали объединяться. Мы прячемся под личиной рабов, которую одел на нас Карн. Но нам нужно больше силы, чтобы выступить против него. Его контроль чужд нам: он сотворил такой барьер, который мы не можем пробить. Но теперь, сестра, с добавлением твоей силы, мы можем начать решающую битву. Скоро за тобой придут, чтобы Карн сделал тебя такой, какими, он думает, стали мы. Иди с ними, но жди. В нужный момент мы будем готовы».

У юртов в крови осторожность, недоверие к своему «я», потому что страх за свою силу может соблазнить человека на падение. И все это недоверие поднялось в Элоссе. Однако на нее подействовала полная уверенность этих голосов. И в их аргументах чувствовалась логика. Если юрты, захваченные в Паломничестве или еще где-то, и в самом деле объединили свои силы, постепенно подсоединяя новые, то кто знает, что может сделать такое накопление. И это, конечно, ее единственная надежда избежать ужасную судьбу. Глядя на сломленных женщин, она на секунду задумалась, кто же из них входит в этот общий голос.

«Мы не будем действовать до тех пор, пока Карн не попытается воспользоваться своей властью», — продолжал голос. «Мы не знаем, есть ли у него методы узнать, что мы хотим сделать. Следовательно, не пользуйся мысленным прикосновением, сестра, пока мы не придем к тебе».

Голос замолк. Элосса вздрогнула от его исчезновения. Пока он был с ней, ей было тепло и спокойно, а теперь ею опять овладела печаль, сознание, что все пути ведут к гибели. Она вновь закрыла глаза и занялась техникой накопления и усиления энергии, какой долго и тщательно училась.

Но ей не дали возможности вооружиться таким образом: дверь открылась, но вошел не стражник, а Стэнс. Он закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной, как бы ставя дополнительный барьер. Никто из женщин не взглянул на него. Лица их оставались пустыми. Он смотрел прямо на Элоссу. Губы его преувеличенно двигались, как будто он послал ей какое-то сообщение, которое нельзя передать вслух. Она поняла только с третьего раза, когда он послал мысль:

«Войди!»

Такое же приглашение. Но ведь он — орудие Карна! Если она станет повиноваться приказу раски, не означает ли это рабство? Мульти-мозг не предупреждал ее против раски, но это не значит, что тут не таится великая опасность, беда, какая постигла ее сестер здесь. И каким образом раски мог послать мысль? Ведь это против всех обычаев его расы? Она просто не могла поверить. Но он в четвертый раз повторил то же и выглядел напряженным. Он чуть повернул голову к двери, как бы прислушиваясь к возможной опасности снаружи.

Он требовал. Элосса взвесила свое теперешнее отношение к раски и факты их совместного путешествия. Они спасли жизнь друг другу, это да. Но что могло бы опровергнуть его слова, сказанные Карну? Ее врожденная настороженность воевала с другим чувством, которое она не была готова принять, которое хотела бы выдавить из мозга, но не могла.

В конце концов она сделала то, что он хотел: послала мысленный поиск. Как она пыталась избежать встречи с множественным сознанием, так и в нем на миг шевельнулось отвращение к ее вторжению. Но он тут же взял себя в руки, как будто это касалось его чести, бывшей для него дороже жизни. И она прочитала…

Да, ее странный инстинкт оказался правильным. То, что он сказал Карну, — было единственным, за что он мог ухватиться в ту минуту. Она читала и узнавала.

Карн, как она уже слышала, продолжал жить после разрушения города столетия спустя, потому что был глубоко погружен в чуждую технику управления мозгом и телом, научившись этому у темных жрецов. Они работали над такими изменениями, но не собственными внутренними усилиями, а с помощью наркотиков и необычной техники контроля, которые держали галлюцинации до тех пор, пока нереальное не становилось постоянной реальностью.

Спасшаяся от разрушения в Кал-Хат-Тане, кучка жрецов с Карном добралась до своего другого святилища, которое они считали очень древним и куда время от времени удалялись и раньше с жертвами для своих бесчеловечных исследований. Карн жил, или это была галлюцинация жизни? Как бы то ни было, здесь он правил. Несколько юртов из команды корабля были пленены, привезены сюда и подвергнуты процессу подчинения Карну. Они тоже остались живы, но это были лишь пустые оболочки прежних людей, поскольку они не получили внешних изменений, которые произошли с остальными юртами.

Когда новые поколения совершали Паломничество, некоторые попали в сети Карна благодаря тому же методу, что был применен к Элоссе, — настоятельный зов, посланный юртом. Таким образом тайный мастер из-за гор пополнял свою колонию рабов.

Он не имел поражений — по крайней мере, заметных — и стал в собственных глазах бессмертным, всемогущим, самим Атторном — именно это и было главной целью его изысканий. Жрецы один за другим умерли — может, Карн помог им в этом, — и он остался у власти один. Теперь он задумал собрать армию и расширить свое владычество. Он допрашивал Стэнса, желая узнать, что можно легко захватить на равнинных землях востока.

— Он читал твой мозг? — спросила Элосса. Ведь если Стэнс открыл сознание Карну, как сейчас ей, то разве мог кто-нибудь теперь из них надеяться на сопротивление?

— Он не смог, — ответил Стэнс. — Он был зол, и — я надеюсь — встревожен. Но я не объединился с ним в Атторне. Однако факт нашего родства не помешал ему попытаться сломить меня. У него есть многое, что долгие годы работало на него, — наркотики и прочее, но все это требует времени, а я недостаточно долго был в его руках.

Элосса приняла решение:

— Продолжай в том же духе, разыгрывай его вассала.

— Но он скоро возьмется за тебя, чтобы ты стала такой же, как они. — Стэнс указал на женщин вокруг, которые, казалось, даже не заметили его присутствия.

Она верила ему, поскольку читала его мысли, но не решилась дать ему какую-либо другую информацию, разве что намекнуть, что у нее есть кое-какая защита, которой она еще не пользовалась.

— Возможно, мне удастся устоять. Если он держит в рабстве всех других юртов, то он в какой-то мере истощает свою силу. А я приду со свежими силами и…

Стэнс напрягся и повернулся к ней, сжимая кулаки.

— Идут!

— Они не должны увидеть тебя здесь. — Элосса быстро поняла дополнительную опасность. — Лезь туда! — Она указала на низкое ложе, где сидела одна из женщин.

Между ложем и стеной было небольшое пространство — ненадежный, конечно, тайник, но если они заберут ее быстро, а она отвлечет их внимание — тайник сослужит службу.

Он покачал головой, но она поспешно подошла к нему и схватила его за рукав.

— Если люди Карна найдут тебя здесь, что хорошего для нас обоих? — резко спросила она. — Спрячься, а потом решай, что будешь делать. Раз ты человек Карна, он, возможно, позовет тебя посмотреть, как обращает меня в рабыню. Тогда у нас будет шанс действовать сообща.

Стэнс не выглядел убежденным, но полез за ложе. Неподвижно сидящая женщина не подняла глаз, когда он протиснулся и спрятался, как мог. Элосса вздернула подбородок, изобразила самоуверенность и встала недалеко от двери, будто ходила взад и вперед по комнате, как обычный пленник.

За ней пришли не юрты, а два высоких волочащих ноги чудовища. Из их ртов текла слюна. От полуголых немытых и больных тел исходило зловоние. Они взяли Элоссу за руки и потащили. По сторонам они не смотрели, так что Стэнс, по-видимому, был в безопасности.

Чудовищные стражи, крепко держа Элоссу, прошли бесчисленными коридорами и вошли в зал, немногим уступавший по величине залу Карна для приемов. Здесь его трон стоял сбоку и выглядел не так внушительно. Середину комнаты занимало огромное изображение лица Атторна. Из открытого рта временами вырывались клубы дыма, но не поднимались вверх, а обвивались вокруг маски-лица. Элосса уловила странный запах. Может, этот дым был сковывающим мозг наркотиком, о котором упоминал Стэнс. В таком случае у нее нет никакой возможности избежать дьявольской хитрости Карна.

Перед хозяином подземелья стояла курительница из блестящего металла, по краю которой бежали световые полосы, как на стенах коридора за первым Ртом. В курительнице тоже горело что-то, дающее дым, и Карн, наклонившись, вдыхал его, как некий жизненный флюид.

И вдруг лицо его изменилось. Элосса была уверена, что видит какую-то галлюцинацию, созданную методами жрецов раски. Когда она вошла в зал, лицо Карна не было лицом Атторна, а теперь на ее глазах плоть растягивалась, изменялась, он снова становился внешне похожим на своего бога.

Он выпрямился, не открывая глаз. Дым в курительнице исчез — видимо, все выгорело. Его рот раскрылся в злобной усмешке Атторна. Кончик языка показался на нижней губе. Карн стал точной копией лица, перед которым стражники поставили Элоссу.

Карн заговорил, по-прежнему не открывая глаз. Незнакомые ей слова поднимались и опускались в ритме заклинания. Она хорошо знала, что слова и ритм служат для создания галлюцинации. Она включила свою защиту. Она не хотела смотреть ни на Карна, ни на лицо перед собой, поэтому закрыла глаза и удерживала их так всей силой воли, хотя ее терзало желание взглянуть на лицо Атторна.

Оно двигалось, она знала это! Язык вытягивался, чтобы схватить ее. Нет! Это неправда, это только то, что Карн старается внушить ей. Она подумала о Стэнсе и построила в сознании его изображение поверх изображения Атторна. Стэнс позволил ей читать его мысли, несмотря на ужас, какой испытывал к такому действию его народ… Стэнс…

К ее великому изумлению, его лицо стало оживать, оно уже не было частью щита против магии Карна: его губы зашевелились, и в ее мысли вошел слабый звук, совершенно не похожий на мысленное прикосновение юрта.

«Я… иду…»

Фокус Карна? Нет, она чувствовала, что если бы хозяин этого логова сумел проскользнуть за ее барьер, его вторжение было бы более ощутимым. Но ведь раски не имел таланта юртов, да еще был, возможно, под влиянием наркотиков и галлюцинаций. Как же он сумел добраться до нее? Она чувствовала прикосновение произносимых Карном слов и сжимала пальцы, изменяя ритм дыхания, делала все, чтобы не попасть в коварную ловушку, которая заставила бы ее собственное тело предать ее.

Ритм неожиданно прекратился. Элосса открыла глаза. Стэнс и в самом деле был здесь, рядом с Карном. Человек с лицом Атторна не смотрел на него, лицо его вновь начало изменяться. Холодная злоба сменилась растущей яростью. Глаза его открылись.

Стэнс покачнулся, как будто эти глаза были оружием, поразившим его. И в это время в сознании Элоссы раздалось громкое: «Пора!»

Элосса тоже покачнулась, шагнула к лицу и снова восстановила равновесие. Но теперь она уже вообще не ощущала своего тела — все ее внимание было обращено на лицо Атторна, все еще окутанное вонючим дымом.

Ее воля, ее талант соединились с волей и талантами других, она не была больше личностью, живым существом, ее тело стало только вместилищем для растущего могущества нового существа. Ей хотелось кричать, бороться, выгнать это страшное создание, что захватило ее, но вместо этого она стала частью его и уже не препятствовала его вхождению. Ей казалось, что она взорвется, что человеческая плоть и кровь не в силах вместить то, что собралось там, усиливалось, готовилось. Ее рот бессознательно открылся в беззвучном крике. Она не могла больше выдержать. Но ЭТО собралось, достигло вершины величайшей силы и ударило!

Глава 19
Элоссе казалось, что она действительно видела острие луча чистой энергии, вылетевшего из нее. Видели ли этот свет ее глаза или только сознание юрта?

Копье полетело прямо в Карна. Его руки поднялись так быстро, что Элосса едва заметила этот жест, и закрыли от нее лицо Атторна. Она покачнулась на своем месте, потому что все ее тело тряслось от силы юртов, собравшейся в ней, укрепившейся там и затем вырвавшейся наружу.

Карна не было. Но на месте человека крутилось черно-красное пламя, вытягивая огненные языки. Волосы Элоссы трещали от жара, тело чувствовало ожоги. Пламя поглощало луч энергии, пытаясь полностью уничтожить его.

Однако Элосса не сгорела. Только ее сознание отступало все дальше и дальше. Оно уже почти исчезло, то, что дрожало и качалось здесь, было всего лишь сосудом для сбора и распространения энергии.

Пламя Карна взметнулось над ней. Из него исходили звуки, они били ее, как физические удары. То, что собралось в ней, двинулось вперед, но оно уже ослабело, волна больше не была полной сил, тогда как у нее не осталось сил выносить сжигающий огонь Карна.

Углом глаза она увидела движение. Она не могла повернуть голову и посмотреть, что изменилось: она должна держаться, пока может.

— Ахххх…

Звук удара, каким топор срубает молодое деревце. Элосса выпрямилась, бросила призыв и в какой-то мере освободилась. В ней поднялась сила — она знала, что в последний раз. Она держала ее, держала до тех пор, пока не почувствовала, что ее изнеможденый мозг не в силах больше удерживать энергию. Тогда, как воин, бросающий отчаянный вызов, она выпустила этот последний поток — талант юртов, бросила его вперед…

Пламя яростно полыхнуло и взвилось вверх, но теперь она увидела, как световой луч пронзил его, сковал руки, показавшиеся в центре пламени.

— Аххх…

Был ли тот крик частью галлюцинации или вызван реальной болью и страхом? У Элоссы подогнулись колени. Она была опустошена. Энергия вышла из нее так стремительно, что как бы унесла с собой и кости, поддерживающие плоть. Девушка вытянула руки и уперлась ими в пол.

Пламя погасло. Но Карн все еще стоял, прямой, невредимый. Позади него пригнулся Стэнс. Лицо его застыло в гримасе, он задыхался. Но он бросился к Карну, вытянув руки с согнутыми, как когти, пальцами. Он двигался рывками, будто был калекой и только волей заставлял тело повиноваться ему в этой последней атаке. Король не обращал внимания на своего родственника и стоял, как статуя, в той же позе, закрыв руками лицо. Но вот руки его упали, как будто у него не было больше сил держать их. Они были мертвенно бледные, дрожащие. Он шагнул вперед, споткнулся, упал на колени со ступенек помоста. Теперь он был почти рядом с Элоссой.

Увидев его лицо, она испугалась. Глаза его были открыты, но видны были только белки. Лицо ужасно, отвратительно изменялось, становилось поочередно то лицом Карна, то Атторна, словно эти две личности сошлись в последней схватке за преобладание в нем.

Карн полз вперед, а Элосса отступала, не сводя с него глаз. Он хоть и выглядел слепым, но полз прямо ко Рту Атторна.

— Нет! — Стэнс упал и пополз за королем, казалось, из последних сил. — Он не должен… войти… в Атторна! — задыхаясь, кричал он, повернув искаженное лицо к ожидающему Рту. — Не должен…

Элосса пыталась собрать хоть какую-нибудь энергию. Она открыла сознание и послала мольбу к тем, кто был с ней, но ответа не было. Неужели множественное сознание навеки раскололось?

Карн слепо продвигался вперед. И раски еще раз бросился в атаку: он пополз наперерез, упал перед Карном и загородил ему дорогу. Они схватились, и Элосса видела, что Стэнс крепко держит короля, а тот не сражается, а лишь пытается освободиться.

Невидящие глаза Карна были обращены к каменному изображению. Он вытягивал шею, пока голова его не согнулась под странным углом. Стэнс не выпускал отбивающееся тело короля, но Карн все-таки продвигался, выигрывая по два-три дюйма.

Стэнс поднял кулак и с силой впечатал его в лицо Карна. Элосса услышала звук удара, видела, как дернулась голова Карна, но пустое выражение лица не изменилось, глаза по-прежнему оставались открытыми, слепыми.

— Нет! — пронзительно закричал Стэнс. — Не пойдешь… ко Рту!

Элосса подползла к ним. Видимо, у Стэнса были основательные причины не подпускать Карна к богу, если богом был Рот. Она схватила Карна за локоть. Ей показалось, что под черно-красной тканью рукава — металл, таким несгибаемым было напряженное тело. Ее усилия, пусть незначительные, помогли Стэнсу на миг остановить продвижение Карна. И тут король как бы сошел с ума: он дико завертел головой и вцепился зубами в руку Элоссы. Девушка выпустила его, и он рванулся вперед в последнем мощном усилии, отбросив Стэнса. Рука его тянулась вперед, к высунутому языку Атторна, чтобы с его помощью войти в Рот. Стэнс встал на колени, сжал кулаки и опустил их, как молот, на шею Карна, когда тот уже ухватился за язык и собирался подняться ко Рту.

Карн упал, ударился лбом об язык. Раздался звук, заглушивший тяжелое дыхание Стэнса. Тело короля, только что бывшее твердым и напряженным, обмякло, расслабилось, пальцы выпустили край языка.

Стэнс отшатнулся. В глазах его стоял тупой ужас.

— Если бы… он прошел… через… — сказал он дрожащим голосом, — он… продолжал бы жить. — Голос его сорвался, тело тряслось, так что он не мог управлять своими руками, только вытянул их перед собой и смотрел на них, как на что-то незнакомое.

Раздался треск. Элосса подняла глаза, вскрикнула и, вцепившись в Стэнса, оттащила его ото Рта. Изображение Атторна разваливалось. Большие куски камня разлетались по полу, падая на голову и плечи Карна, почти наполовину засыпали его тело.

Элосса прижала руку к губам, чтобы удержать вопль: за изображением Атторна не было ничего!

Занавес темноты, поглощающий всякий нормальный свет. Он не доходил до стен комнаты и казался секцией абсолютного мрака, имеющего собственную внутреннюю структуру.

Лицо и Рот исчезли. Тьма треснула поперек. Смутно виднелись какие-то предметы, по мере того как рвалась и исчезала темнота, они исчезали тоже. Теперь впереди была только голая стена.

Тени уменьшались, уходили в камень, на котором скорчились Элосса и Стэнс. Осталось только полуистлевшее тело Карна. Элосса не сводила с него взгляда.

Стэнс близко придвинул лицо, потянул Элоссу.

— Пошли отсюда! — прошептал он и толкнул ее к двери, через которую ее ввели сюда. Приказ его прозвучал как-то очень весомо, и она поползла на коленях. Его рука нетерпеливо тащила ее, если она замедляла движение.

Наконец они оказались вне тошнотворных запахов, смерти и таких иллюзий, с какими она не могла больше бороться.

«Свободны…» — раздался голос в ее сознании, но не громкий, а как шепот почти полного истощения.

Стэнс повернул голову. Он прислонился к стене и только потому не падал.

— Свободны, — сказал он вслух. Значит, другой голос был множественным голосом.

Да, они свободны. Но юрты не могли освободиться без раски. Победу принесли именно действия раски в комнате Карна.

— Юрт и раски… — тихо сказала Элосса. Он вздохнул.

— Это… — Он смотрел мимо нее вдаль, словно глядел на все подземные ходы. — Это было зло раски, мы тоже в конце концов не невиновные. Раски и юрты… Теперь, наверное, удастся достичь той цели, что пришла к нам в Кал-Хат-Тане.

Она так устала, что ей трудно было поднять руку, бессильно лежащую на коленях, но она приподняла ее и протянула к нему ладонью вверх — жестом союза. И уже не содрогнулась, даже мысленно, когда он крепко сжал ее пальцы.

— Раски и юрты — должны быть свободны!

«Именно так!» — сказал голос в ее сознании. Теперь он прозвучал сильнее и радостнее, сила возвращалась к нему.

"Черепашки-ниндзя и Дерево познания":

  

Дора шла медленно, стараясь держаться подальше от затянутых паутиной стен. Помощником ей служил посох, которым она ощупывала путь впереди и по сторонам. Воображение рисовало ей, как такая же паутина, только в тысячу раз длинней и толще, перегораживает туннель.

Мрак был полным. Доре казалось, что его можно коснуться рукой, собрать в складки, как занавес. И вдруг — внезапная вспышка оранжевого пламени. Это Дон пустил в ход солнечный распылитель, а Раф зажег от него факел. Взору путников предстала пещера и во всю ее переднюю стену — гигантское лицо с раскрытым ртом, в который на большую глубину проникал свет факела. Глаза, оказавшиеся на уровне плеча Доры, тоже были широко раскрыты и казались не слепыми, как у статуи, а вполне даже зрячими. Да так оно и было: сделанные из чего-то такого, что придавало им блеск жизни, они не только видели Дору с черепашками, но и выражали злобную радость: наконец-то вы ко мне пожаловали!

— Высочайший Колдун, это он...— вырвалось у Доры.

И больше она не произнесла ни слова.

Лео зажег второй факел. Теперь света стало достаточно, чтобы видеть всю пещеру. Боковые ее стены были совершенно голыми, так что все внимание целиком сосредотачивалось на злобном презрительном Лице.

Дора сделала еще шаг и застыла на месте. Лео стоял перед Лицом, опустив меч и явно не помышлял ни о защите, ни, тем более, о нападении.

— Это Высочайший Колдун,— повторила вполголоса Дора.

— Что? — Лео повернул голову и взглянул на Дору, но та почувствовала, что он, в сущности, почти не видит ее. Обернулась к Дону и Микки в поисках поддержки. Но в это время в лице Лео мелькнула искра сознания.

— Он вернулся к жизни,— сказала Дора себе и черепашкам.

— Что? — снова спросил Лео.— В чем дело?

— Я сказала, что это Колдун. Неужели не узнаешь?

Лео прикрыл глаза рукой.

— Мы сейчас в его власти,— прошептал он.— Надо уходить отсюда как можно скорей.

— А плоды Познания?! — воскликнул Раф.— Хозяин Времени вот-вот прилетит сюда и совершит жертвоприношение, бросив плоды в эту зверски раскрытую пасть, из которой, говорят, по ночам изрыгается пламя Зла...

Дора обернулась к Лицу на стене. Его глаза по- прежнему светились злобой.

— Он зовет! Я чувствую,— воскликнула Дора.

Лео, стоящий глаза в глаза с гигантским Лицом, пошевелился, его руки вцепились в Огненный меч, а лицо выражало такую смесь страха и ярости, что Дора тоже подняла свой посох, готовая защищаться.

— Что с Лео? — воскликнула она.

Лео водило из стороны в сторону.

— По-моему, он сражается,— прошептал Дон.

— Но с кем? — спросил Микки.

— С ним... с невидимым...

— Он убьет меня! Нет! Нет! — кричал Лео. Затем он упал на колени, не выпуская из рук

Огненного меча.— Нет! — еще раз выкрикнул он, страшным усилием повернулся и ударил мечом по верхней губе Лица. Раздался оглушительный треск. На пальцах Лео выступила кровь, а Лицо на стене осыпалось, как высохшая на солнце глина. Даже глаза разлетелись со звоном разбитого стекла и опали на пол блестящей пылью. Лица больше не было, лишь темное отверстие, куда не проникал свет факелов и солнечного распылителя, отмечало место, где был рот Высочайшего Колдуна.

Дора выпрямилась с ощущением, что с плеч свалилась гнетущая тяжесть. Это ушло зло, воплощенное в мерзком лице Колдуна.

Лео, все еще стоя на коленях, крупно дрожал. Но вот он поднял голову: гримасы страха и ярости как не бывало.

— Лео! — шагнул к нему Дон.

По лицу Лео прошла тень замешательства, и все встало на свои места.

— Он хотел принудить меня... убивать живые существа,— сказал Лео.— Он использовал все свое могущество и колдовство. Но у него ничего не вышло. Я сильнее его!

Микки поднял осколок камня от осыпавшегося Лица.

— Как странно,— сказал он,— что единственный удар Лео вызвал такие разрушения.

— Это был удар Огненного меча! — ответил Лео.— Он побеждает призраков зла!

— Прекрасно,— сказала Дора.— Я, кажется, вижу дорогу, по которой мы теперь пойдем. Надо найти Хозяина Времени. Или выбрать место для засады и там поджидать его. Он скоро явится.

— Где эта дорога? — спросил Лео.

Дора указала на отверстие в стене. Лео, взяв один из факелов, первым полез в отверстие. Друзья и Дора последовали за ним.

— По-моему, если раньше мы двигались в полном мраке, то здесь еще темнее,— проговорил Раф.

Проход был узким и низким. Черепашки пробирались по нему ползком.— Гладкие, округлые стены и чистый, даже без пыли, каменный пол,— отметил Дон.

Дора не могла совладать с нарастающим беспокойством. Оно было вроде бы беспричинным. Но из памяти у Доры не выходило случившееся с каменным Лицом.

«Что, если здесь на нас также обрушатся потолок и стены?» — думала она.

Мало-помалу двигались вперед. Лео на какое-то время исчез, но тут же вернулся и вывел Дору из узкого прохода в более широкое пространство.

— Здесь уже нет тех ровных стен... Нет гладкого пола,— раздался голос Рафа.

— И посветлело,— добавил Дон.

Дора стояла рядом с Лео. Под ногами были наносы песка и гравия.

— Видимо, когда-то здесь протекал подземный поток,— сказал Лео.— А может быть, мы на дне глубокой пропасти...— вяло сказал он.

Лео медленно, обошел вокруг стены, освещая факелом каждую трещину.

— Я кое-что заметила,— сказала Дора.

— Что? — обернулся Лео.

— Песок на полу лежит неровно. И не во всех местах... Я заметила явные следы чьих-то ног.

— Значит, это был Хозяин Времени,— предположил Микки.

— И прячется он где-то здесь,— добавил Лео.

— Посмотри,— сказала Дора,— Лео, иди сюда, посмотри куда ведут следы.

Они вели прямо к трещине, с виду ничем не отличавшейся от остальных.

— Она глубже,— сказал Лео.— И, пожалуй, может быть путем наружу.

— Пойдем! — предложил Микки.— Надо любой ценой найти этого Тортона и отнять плоды.

Проход опять сделался узким. В некоторых местах друзья с трудом протискивались, обдирая тело о грубый камень. И тропа шла не ровно: несколько раз они то поднимались вверх по вырубленным в камне ступеням, то скользили вниз, как по трубе. Наконец очередное усилие вывело их в новую глубокую пещеру.

Пещера была не велика. Обращала на себя внимание одна из стен: камни, составлявшие ее, не были ничем скреплены, а лишь заклинены.

Лео провел рукой по ее грубой поверхности.

— Прочно,— прокомментировал он.— Но...—он осторожно воткнул свой Огненный меч в трещину между камнями. Долго раскачивал его, а затем резко толкнул камни — они с грохотом посыпались ему под ноги.— Не так страшен черт, как его малюют,— сказал Лео.— Я думаю, мы скоро расчистим ход. За дело, друзья!

Они долго выламывали камни и выбрасывали их назад в проход. Когда расчистили пространство достаточно широкое, чтобы протиснуться, Лео зажег факел, просунул его в открывшееся отверстие и удивленно вскрикнул.

— Что там? — спросил Донателло.

Лео, ни слова не говоря, расширил отверстие и исчез в нем. Друзья последовали за ним. Они снова оказались в узком ходе, стены которого были не просто гладки, а облицованы чем-то вроде полированного металла.

Факелом высвечивался узор, который, казалось, составляли драгоценные камни самых разных цветов. Определенного рисунка не было — просто переплетение полос и линий, и цвет все время менялся: желтый становился зеленым, голубой переходил в красный.

— Что-то не нравятся мне эти наскальные знаки,— сказал Лео.

— В них есть что-то пугающее,— согласилась Дора.

Лео провел факелом по стене. Узор вспыхнул сначала зеленым, потом ярко-алым, перешел в оранжевый, затем в желтый.

— Не попасть бы в западню,— проворчал Микки.

— Ты хочешь сказать, во временную ловушку Тортона? — спросил Дон.

Микки кивнул.

Лео коснулся ногтем цветной полосы. В тишине коридора послышалось слабое пощелкивание.

— Идем! — скомандовал Лео.

Ход был достаточно широк, друзья шли без затруднений. Дора старалась смотреть прямо перед собой, чтобы не видеть цветных полос.

— Здесь такое притяжение,— сказал Микки.— Похоже на начало иллюзии.

— Смотри вниз,— посоветовала Дора.

Чем дальше они шли, тем шире становились цветные полосы. Те, что в начале пути были шириной в палец, теперь стали шире ладони. Цвета не могли стать ярче, но смена их происходила более резко. Дора закрыла лицо руками.

Видимо, это производило такое же впечатление на Лео, но он ничего не говорил, а лишь ускорил шаг. Друзья за ним просто бежали.

Вдруг Дора слабо вскрикнула и остановилась, как вкопанная. Раздался чей-то голос. Казалось, говоривший стоял прямо перед ней. Но никто из черепашек его не видел.

Лео испытующе посмотрел на нее.

— Тортон. Где-то близко,— ответила на немой вопрос Дора.

— Впереди какие-то шаги,— сказал Дон.— Внимание!

Лео поднял факел, чтобы лучше видеть.

— Да, нам навстречу идет Тортон,— подтвердил самый зоркий из черепашек Микки.

Лео поднял Огненный меч в знак приветствия.

— Привет, Хозяин Времени! — сказал он.— Мы пришли за плодами друидов. Ты украл их!

На лице Хозяина Времени не отразилось ничего, как будто он ничего не видел и не слышал. Блеск его широко раскрытых глаз, неподвижный рот пробудили в Лео неосознанную тревогу.

Вдруг рука Тортона, сжимавшая железный меч Времени, поднялась и застыла. Он развернулся в сторону Доры.

Лео всем телом навалился на Дору, отталкивая ее в сторону, и они покатились по каменному полу. Там, где только что стояла Дора, пронесся яркий световой луч.

Лео не столько ошеломила эта неожиданная атака, сколько то, что он так и не увидел противника.

— Никакого Тортона здесь не было,— пробормотал он.

— А меч Времени,— спросил Раф.— Он что, был частью галлюцинаций?

— Тортона не было,— подтвердила Дора.

Она огляделась. Коридор был пуст. Но на полу чуть подальше того места, по которому полоснул световой луч, лежал какой-то длинный предмет.

— Меч Времени! —воскликнул Раф.

Лео наклонился над мечом, не прикасаясь к нему.

— Но ведь кто-то держал его в руках,— недоуменно произнес он.— Разве в галлюцинациях бывает такое?

— Галлюцинация может и убить, если, те кто видит иллюзию, верят в ее реальность,— сказала Дора.— Уж это я знаю.

— У иллюзии — настоящее оружие? — допытывался Лео.

Дора покачала головой.

— Этого не знаю. Не помню случая, чтобы иллюзия могла так действовать.

Черепашки склонились над железным мечом, который не исчез со своим хозяином, а все еще лежал на месте, свидетельствуя, что им действительно угрожали.

— Возьмем его? — спросил Дон.

— Славная игрушка,— проговорил Микки, не делая, однако, ни малейшего движения.

Лео потянулся к мечу.

— Нет! — резко крикнула Дора.— Мы не знаем его природы.

Лео нахмурился:

— Никак не возьму в толк этих историй с галлюцинациями... Не могу поверить, что Тортон стоял здесь, напал на Дору, а затем исчез.

— Не знаю, как тебе объяснить,— сказала Дора,— но лучше не связываться с этим.— Она указала концом своего посоха на железный меч.

И тут же, бросив случайный взгляд на стену вздрогнула, на стене было пятно, напоминающее человеческую фигуру. Дора вытянула посох и, не касаясь самой стены, очертила в воздухе силуэт:

— Он стоял здесь!

— И что это значит?

— Возможно, что он не галлюцинация.

— Если не галлюцинация,— сказал Дон,— то что же? Призрак мертвого Тортона? Призрак, носящий железный меч Времени и способный им пользоваться? Он едва не убил, не испепелил нас.

— Я не знаю! — огорченная своим неведением, ответила Дора.— Я ничего не могу понять.

Теперь уже Раф рискнул коснуться железного меча на полу. Перевернул его и увидел, что в рукояти меча, как в трубке, оплавленное отверстие.

— Второй раз он не сможет послать в нас такой луч,— заключил Раф.

— Возможно,— сказала Дора.— Но трогать это нельзя. Тортон наверняка прячется здесь и готовит нам новую западню. Прежде, чем совершить жертвоприношение...

Коридор все еще простирался вдаль.

— Может, безопаснее вернуться? — поежился Микки.

— Нельзя отступать! — сказал Лео.— Будем помогать друг другу, как сможем.

— Я пойду дальше одна,— сказала Дора.— Ты, Лео, спас меня, заслонил от огненной смерти. Остальное сделаю я...

— Нет! — перебил ее Лео.— Я не сверну с этого пути. Я должен одолеть Тортона. Не знаю, какая сила ведет меня, но я дал слово друидам и должен сдержать его. Я верну им плоды Познания.

— Ладно,— вздохнула Дора,— тогда я хоть пойду впереди.

Черепашки без колебаний последовали за ней.

Дальше они двигались более осторожно и Дора не спускала глаз со стен, чтобы избежать новых неожиданностей. Коридор шел прямо, цветные линии на стенах становились все шире, пока наконец их краски не слились.

Дон вдруг нарушил всеобщее молчание:

— Здесь что-то...

Закончить он не успел. В воздухе возник туманный клубок. Он на глазах разрастался, пока туман не заполнил весь коридор от стены до стены и от пола до потолка.

— Попробую распылителем! — предложил Дон.

— Не надо,— прошептал Лео.— Мы можем спугнуть Тортона и потом не найдем... У нас осталось мало времени.

Дон подчинился.

Туман тем временем сгустился, как бы затвердел и превратился в чудовищную маску Колдуна с громадным ртом-коридором.

— Ага! Опять он здесь! — не выдержал Лео и взял наизготовку свой Огненный меч.

Глаза маски сверкали злобой, даже более свирепой, чем вырезанные на камне. Через разинутый рот не было видно продолжения коридора — только непроницаемый мрак.

— Это он, Высочайший Колдун,— сказал Микки.

— По-моему, он хочет проглотить нас,— добавил Раф.

— Иллюзия! — твердо сказала Дора, хотя не вполне была уверена.— Это опять ловушка Тортона.

Маска теперь казалась твердой, как из камня и туман, создавший ее, рассеялся. Изо рта выползло

черное подвижное, как ищущий язык, щупальце.

Дора, не раздумывая, реагировала на физическом уровне — ударила по языку посохом, а Донателло, не удержавшись от соблазна, пустил в ход солнечный распылитель.

— Нет! Не так надо! — воскликнула Дора, осознав свою ошибку.

— Что ты хочешь делать? — нетерпеливо спросил Раф.

— С такими надо бороться не руками.

— А как?

— Силой разума...

Посох Доры и луч Донателло прошли сквозь язык маски без всякого видимого эффекта. Черные губы Колдуна неожиданно вытянулись, добрались до Лео и туго оплели его, готовые отправить в рот. В глазах Колдуна вспыхнуло жадное возбуждение: он хотел есть и чуял запах пищи.

Дон крепко схватил Лео за плечо, пытаясь удержать.

— Не так! — опять вскричала Дора.— Даже наша объединенная сила не может справиться с ним!

— Но что же делать? — растерялся Раф.— Эта пасть вот-вот захлопнется за Лео.

— Тебя нет! — прокричала Дора.— Ты не существуешь! Нет тебя! — Она бросала эти слова, как стрелы, в страшное лицо маски.— Помогите мне, черепахи!

— Тебя здесь нет! — в один голос закричали Микки, Раф и Дон.

— Ты всего-навсего иллюзия! — кричала Дора.— Думай об этом, Лео! Отрицай его!

Между тем колдовская сила маски уже добралась и до нее — Дору тащило тоже.

— Тебя нет! — кричала она вслух и мысленно из последних сил.

— Тебя нет! Тебя нет! Тебя нет! — вторили ей черепашки.

И вдруг в ходе схватки произошла какая-то перемена.

— По-моему, сознание в этих глазах потускнело,— прошептала Дора.

— Тебя нет! — тихо, полузадушенно вскрикнул Лео, поднял голову и вызывающе взглянул маске в глаза.— О, тебя нет! — повторил он.

Лицо Колдуна, язык, оплетавший Лео, вообще вся иллюзия мигом исчезли. Лео, Дора и все остальные разом упали, как только пропала сила, против которой они боролись.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

— Где же Тортон? — спросил у Доры Лео.

— Не знаю.

Исчезло не только лицо Колдуна, преграждавшее им путь, но и сам коридор.

— Ни Колдуна, ни Тортона,— прошептал Микки.

— Тортон не так прост, как я о нем думал,— покачал головой Лео.

— Он наверняка притаился где-то и поджидает нас,— высказал догадку Дон.

— И готовит нам новый сюрприз,— добавил Раф.

— Что ж, как бы то ни было, нам надо его найти,— сказал Лео.— Но он точно скрывается в этой пещере? — спросил он у Доры.

— Не обязательно. Он может быть в любой из пещер Храма Пурпура. Ведь Храм Пурпура — это огромный подземный лабиринт со множеством ходов и выходов.

— Ты знаешь все ходы, Дора? — спросил Раф.

— Нет.

— Как же нам быть? — задумался Лео.— Где искать Тортона?

— Он ждет нас,— едва слышно проговорила Дора.

— Ждет? — усомнились черепашки.

— Да. Нам надо внутренне быть готовыми к встрече в любой момент.

— Что ж, тогда пошли,— скомандовал Лео.

Двинулись дальше по коридору. Гладкие стены с цветными полосами остались позади, и теперь, в кромешной тьме, они очень смутно представляли, много ли, мало ли прошли. У Доры было впечатление, что они уже не в коридоре, что вокруг открытое пространство, скрывающее, возможно, смертоносные ловушки.

— Дора! — окликнул ее Лео, и она испугалась, потому что голос шел как бы издалека.

— Я здесь,— ответила она и в следующий момент чуть не вскрикнула: в темноте ей на плечо легла чья-то рука, скользнула вниз и крепко сжала ее запястье.

— Подождите, у меня же солнечный распылитель,— услышала Дора голос Дона.— Я сейчас посвечу.

Заработал солнечный распылитель, факел Рафа снова зажегся, освещая лица черепашек и в какой- то мере снимая напряжение от давящей темноты.

Заботило другое: свет нигде не встречал ни стен, ни сводов.

— Выходит, мы на открытом месте,— сказал Лео.

— Может, светящийся коридор тоже был иллюзией? — предположил Микки.

— Тогда как же мы попали в этот мир Вечной Ночи? — недоумевала Дора.

— Здесь поток воздуха,— сказал Раф.— Посмотрите на факел.

И впрямь пламя сильно отклонилось.

Дальше шли медленно. Время от времени Раф останавливался и водил факелом по сторонам.

— Стен по-прежнему не видно,— комментировал он.

Наконец факел осветил кромку зияющего провала. Раф лег на живот и осторожно пополз вдоль кромки, опустив факел вниз. И здесь свет рассеивался, не встречая на пути никаких преград.

— Видно, пропасть очень глубока.

— Но поток воздуха шел именно снизу,— проговорил Дон.

Раф встал. Лео подошел к нему и заглянул в бездну.

— Будь у нас веревка,— сказал он,— мы могли бы спуститься. А иначе ничего не выйдет.

— Значит, идти по этому карнизу? — спросила Дора, хотя очень сомневалась, что они найдут какую-либо возможность перебраться через расщелину.

«Но, с другой стороны,— думала она,— не исключено, что расщелина где-нибудь сужается и можно будет перескочить».

— Направо или налево? — спросил Раф.

Тут уж оставалось рассчитывать на удачу.


— Все равно,— сказала Дора.

— Пошли налево,— скомандовал Лео.

Раф повернул налево, освещая себе и другим дорогу факелом. Вдруг он издал громкое восклицание и рванулся вперед: факел выхватил из темноты выступ над бездной, наводящий на мысль, что когда-то здесь был мост.

— Это и впрямь основание моста,— прочла его догадку Дора.— Но он не был, а есть.

Раф наклонился, поднес факел поближе к выступающему языку.

— Посмотри-ка, Лео...

В полу было глубоко высечено изображение того же Лица — лица Высочайшего Колдуна. Высунутый язык как раз и составлял выступ, конца которого не было видно.

Дора остановилась в нерешительности, а Лео смело шагнул на «язык», опустился на колени и пополз по этому мосту, если это был мост.

Доре и остальным черепашкам не очень хотелось следовать его примеру. Постоянное появление то тут, то там лица Колдуна вселяло в них тревогу.

Дора смотрела, как Лео ползет через пропасть и готова была позвать его обратно, но не решалась нарушить сосредоточенность, которая была отчетливо видна во всей его напряженной фигуре. А язык-мост, хоть и сужался вдали, казался достаточно прочным.

Лео замер на месте и в первый раз оглянулся.

— Я думаю, мы пройдем,— крикнул он, и эхо усилило его голос до звериного рева.— Мост, похоже, продолжается. Подождите, пока я доберусь до другого конца.

— Ладно,— сказала Дора.

Она и черепашки сели поодаль от карниза и смотрели, как Лео медленно, неуклюже продвигается вперед. Его факел удалялся, и вокруг Доры, Микки, Рафа и Донателло сгущались тени.

Доре вдруг показалось, что мост впереди Сужается. Хватит ли Лео места, чтобы поставить оба колена сразу? А тот продолжал ползти, в одной руке держа перед собой факел, а другой цепляясь за край моста. Наконец, сел верхом. Видимо, теперь его тело было шире моста.

Злоба в резном лице Колдуна явно сулила бедствие тому, кто рискнет на подобную переправу. Дора снова хотела было позвать Лео, и снова не решилась.

— Как думаете, черепахи, все будет хорошо?

— Обязательно,— ответил Дон.— Никаких сомнений! Ведь мы — солнечные воины.

Лео продвигался толчками, ноги его болтались в пустоте. В свете факела не проступало еще ни малейших признаков конца пропасти.

«Что если язык кончится раньше, и Лео сорвется в пропасть?» — вдруг подумала Дора.

Она напряженно вглядывалась в слабое уже мерцание факела. И вдруг Лео сделал конвульсивное движение.

— О-ох! — вырвалось у Доры.

— Что? Упал? — взволнованно вскочил Раф.

— Не-ет! — выдохнула Дора.

Лео уже стоял на ногах и размахивал факелом, как победным флагом.

— Ура, черепахи! — обрадовался Донателло.

Лео снова ступил на каменный язык, держа факел перед собой.

У Доры все тело онемело от напряжения, пока она следила за его медленным возвращением. В первый раз глубоко вдохнула, когда он сделал последние несколько шагов и встал на верхнюю губу высеченного в камне лица, из-под которой выходил этот невероятный мост.

— В конце он очень узок...— Лео часто дышал и лоб его блестел от пота: путешествие туда и обратно нелегко ему далось.

— Что, мост не доходит до конца пропасти? — обреченно спросил Раф.

— Самую малость. Можно перешагнуть.

— И ты доказал это,— улыбнулась Дора. Она старалась казаться спокойной.

— Другого пути, кроме этого, нет,— сказал Лео.

Дора задумалась. Она знавала узкие горные тропки, по которым надо было идти с величайшей осторожностью, где все зависело от ловкости и способности сохранять равновесие. Однако самая худшая из них — ничто по сравнению с испытанием, что ждало ее сейчас. Ей приходилось отгонять и страх, и отвращение: ступить на язык Колдуна было свыше ее сил.

— Да что там, камень как камень,— внушал ей Лео.

— Этот камень может погубить того, кто боится,— возражала она.

— Да,— согласился Лео.— Но именно того, кто боится.

Дора высоко подняла голову и спросила ровным голосом:

— Как пойдем?

Лео мысленно повторил только что дважды пройденный путь.

— Я, пожалуй, пойду первым. За мной Дора. Потом Дон, Раф и последним Микки. Эх, если бы у нас была веревка!

Дора невесело усмехнулась:

— Связаться? В случае несчастья это означало бы гибель всех.

— Ладно, пошли! — сказал Лео.

Он поднял факел, чтобы свет падал у него из-за плеча, и уверенно шагнул на язык. Запахнув плащ и крепко сжав посох, Дора двинулась следом.

Донателло вторил ее шагам и движениям. За ним шли Раф и Микки. Потом всем пришлось стать на колени и ползти.

Дора не сводила глаз с камня под собой, боясь глядеть по сторонам. Казалось, пропасть была полна мрака. Во всяком случае, только богатое воображение могло рисовать Доре то, что видели ее глаза.

— А теперь — верхом,— послышался голос Лео.

Дора подобрала платье.

— Смелее, Дора,— прошептал сзади Дон.— Я тебе помогу.

Болтающиеся ноги — то одна, то другая — тянули ее вниз.

— Я боюсь потерять равновесие.

— Мы поможем тебе. Не бойся,— повторил Дон.

Затем Лео совершил прыжок, если можно так назвать мгновенный переход из сидячего положения в победную позу покровителя горных ущелий. Он положил факел на край карниза так, чтобы пламя освещало мост, и, встав на колени, протянул руки Доре.

Дора высвободила одну руку, взяла посох, завернутый в подол платья, и протянула его Лео. Тот за посох стал подтягивать Дору к себе. В последний момент она рванулась вперед и упала прямо на Лео, как будто ее силы и мужество иссякли разом. Руки Лео и подоспевшего Дона обвили ее спереди и сзади. Солнечное тепло черепашек прогнало прочь все страхи. Они перешли пропасть! Под ними был обычный камень.

Лео и Раф занялись готовым погаснуть факелом. Раф помахивал им, раздувая огонь.

Дора встала, опираясь на посох.

— Я чувствую себя вне времени и пространства,— сказала она. По ее щекам катились слезы, а крепкий камень под нею, казалось ходил ходуном.

— Это хорошо,— улыбнулся Дон.— Значит, ты вырвалась из-под власти Хозяина Времени.

Лео поднял факел. Пламя отклонилось в ту сторону, откуда они шли.— Поток воздуха, свежий, как ветер с гор,— сказал он.

— И тянет нам навстречу,— добавил Раф.

— Значит, надо продолжать путь,— суммировал Микки.

— Пошли! — сказал Лео.

Вскоре перед ними возникло отверстие в стене — именно из него и шел поток воздуха. Лео сунул туда голову и глубоко вдохнул.

— Мы, похоже, близки к выходу,— заключил он.— Этот ветер не пахнет подземельем.

— Может, там и поджидает нас Хозяин Времени,— сострил Раф.

Что ж, я готов к встрече! — бодро воскликнул Лео и шагнул вперед.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Они ступили в ночь, почти такую же темную, как подземный ход, по которому только что пробирались. Небо было закрыто тучами. Ни одной из трех лун, ни звезд не было видно.

— Нам надо поторопиться. Не то в полночь, если Хозяин Времени бросит в пламя Злого Огня плоды Познания, от волшебного сада друидов не останется ни одного дерева,— сказал Лео.

Дора извлекла из складок своей одежды зеркальце. Но лунного света, который дал бы ему жизнь, не было. Она видела только один из трех дисков, и то очень тускло. Дора повертела зеркальцем, поднесла к губам, но тщетно.

— Что ты делаешь, Дора? — спросил Раф.

— Хотела поговорить с силами древности. Но ничего не вышло. И все-таки мне кажется, что мы сейчас движемся на север.

Когда глаза привыкли к темноте, друзьям все же удалось кое-как разглядеть окрестности. Узкий лаз, в котором они провели ночь, выходил на склон, а под ним на восток и на запад простиралась долина.

— Знать бы, куда теперь идти,— сказал Лео.— Где искать Тортона?

— Я вижу блеск текучей воды,— сказала Дора уверенно.

— Где? — усомнился Лео.

— Идите за мной. Вон там, на нижних склонах, есть растительность, какие-то низкорослые деревья...

— Но зачем нам идти к этой текучей воде? — спросил Дон.

— Нужно идти туда, куда ведет тебя солнце,— ответила Дора.— Главное — сосредоточиться на цели...

Они двинулись вниз по склону.


— Двурогие,— вдруг остановилась Дора.

Лео бросил на нее удивленный взгляд.

— На западе,— указала она движением подбородка.— Их четверо. Пасутся.

Лео кивнул, оборачиваясь к друзьям и уже держа меч наготове.

— Не надо, Лео,— снова прошептала Дора.— Их нельзя трогать. Они безобидные.

— Но где же Колдун или Тортон?! — нетерпеливо проворчал Раф.— Я никого не вижу, кроме этих двурогих.

Дора встала на колени и снова достала зеркальце. Его поверхность отразила свет трех лун. Дора посмотрела вверх и сказала:

— Покажи мне Тортона!

Поверхность зеркала покрылась рябью, затем в глубине ее возникла туманная, едва различимая фигура.

«Далеко. И Тортон ли это?» — Дора не могла уловить четкого и внятного ответа.

— Вблизи его нет,— сказала она, пряча зеркальце.

— Приехали! — горько усмехнулся Лео.— Что будем делать?

— Может, разжечь костер? — предложил Микки.

Едва он это сказал, как Дора вскочила на ноги и стала вглядываться в что-то по ту сторону долины.

— Там...— прошептала она.

— Кто? — так же тихо спросил Лео.

— Человек, похожий на Тортона... Но лицо — Колдуна. Он приближается. У него странная одежда... Какие-то красные узоры... Как будто сквозь нее проступает кровь... Узор вспыхивает, угасает и снова загорается...

— Что еще? — поторопил ее Лео.

— Я пытаюсь послать ему свою мысль-вопрос. Но ответа не получаю.

Тем временем уже хорошо различимый незнакомец вытянул вперед руку. Его губы — толстые, презрительно усмехающиеся губы Колдуна — выщелкивали одно-единственное слово, тяжело пролетавшее в воздухе, как будто выпущенное из какого-то оружия:

— Смерть!

Лео уже стоял на ногах, пригнувшись и крепко сжимая рукоятку Огненного меча.

— Жизнь! — выкрикнул он, принимая вызов.

Не раздумывая, Дора выхватила зеркальце, висевшее на шнурке у нее на шее, раскрутила эту пращу в воздухе и...

Была ли это случайность, или вмешательство сил, которые она вызвала неожиданно для себя самой? Как знать.

Из протянутого вперед пальца Тортона с лицом Высочайшего Колдуна вырвался огненный луч и ударил точнехонько в зеркальце. Многократно усиленное отражение луча вернулось обратно.

Черно-красная фигура исчезла в облаке пара.

— Кто это был? — спросил Донателло, заметив жест Лео, который обозначал: конец, крышка.

— Кто бы ни был, он пришел, чтобы убить,— произнес Лео.

— Кого? — недоумевал Микки.— Тебя?

— Всех. Все живое.— Лео провел рукой по мокрому лбу. Он был потрясен.

— Он хотел убить лучом, который послал,— тихо сказала Дора.— Хорошо, что луч попал в зеркальце.

— Да! Но что было бы с нами, если бы зеркальце не отразило этот луч? — покачал головой Раф.

Лео, по-прежнему хмурый, сказал:

— Здесь злая земля... Я не знаю, что делать... Не знаю...

Он не договорил: через реку перебирались, перепрыгивая с камня на камень, какие-то странные существа.

— Дон! Готовь распылитель! — крикнул Лео.

Дора в страхе закричала, увидев столь безобразные творения природы. Природы ли? То слишком длинные, то слишком короткие ноги и руки, до ужаса деформированные лица...

Кошмарные существа, лишь отдаленно напоминающие людей, волной хлынули на берег и без звука напали на волшебницу и черепашек.

Дора схватилась за посох. У Лео все еще был в руках меч. Но это не сулило никакого шанса на спасение. Волю всех пятерых парализовала невидимая сила, передаваемая, очевидно, через зловоние.

Четырех- и шестипалые руки, бескостные щупальца цеплялись за них и валили наземь. Брезгливость, отвращение, с которым Дора смотрела на изуродованные тела и лица, ослабляли ее, лишали ее мысль силы.

Чудовища повалили их на землю. Дора содрогалась от прикосновения этих ужасных рук. Микки, Раф, Дон и Лео не в силах были пошевелиться, тела их словно сковал невидимый панцирь.

Дора задыхалась. Она с трудом сохраняла сознание. Ей крепко стянули руки и ноги, пока одно из этих мерзких созданий прижимало ее к земле. Хуже всего, что держала ее женщина. Нападавшие были голы, если не считать грязных обрывков ткани вокруг бедер. Женщины были так же агрессивны, как мужчины.

Молчание, с которым они напали, сменилось какофонией хрюканья, свиста, еще каких-то звериных звуков.

Дора, оказавшись в кольце нападавших, не видела черепашек. Между тем торжествующие победители позволили себе некоторое развлечение: дергали пленницу за волосы, царапали ногтями — у кого они были, оставляя на ее теле кровавые полосы.

Она стала понимать, что между ними идет какой- то спор: дважды часть нападавших оттаскивала ее от воды, а другая с бормотанием и визгом отнимала и приносила обратно.

Дора ожидала появления Тортона, поскольку была уверена, что никто иной как он выпустил на них эту ужасную свору. Но никого, кроме этих отвратительных существ не было.

Один сунул в костер хворостину, покрутил ее в воздухе, чтобы конец разгорелся и подступил к Доре с явным намерением выжечь ей глаза. Но второй, более рослый и тяжелый, прямо великан среди своих соплеменников, схватил его пальцами- щупальцами за горло и швырнул на землю. Стоявшие у самой воды пронзительно закричали.

Великан набросился на тех, кто окружал Дору, разогнал их кулаками и пинками беспалых ног, схватил Дору за волосы и потащил к берегу. Там он взял ее поперек тела, прошел на глубину и бросил в воду.

Она упала, но не в воду, а в некое подобие лодки, которая угрожающе накренилась. В следующее мгновение в лодку свалились один за другим Лео, Микки, Раф и Донателло.

Лео лежал без движения, и Дора испугалась, что он мертв. Тело Рафа упало Доре на грудь и придавило ее ко дну лодки, где плескалась грязная вода. Она силилась поднять голову, чтобы ей не захлестнуло лицо.

Лодка дернулась и поплыла, однако никто из кошмарных существ и не пытался в нее сесть. Пленников просто пустили по течению, связанных и беспомощных.

Подхваченная быстрым потоком лодка понеслась вниз по реке. Поле зрения Доры было закрыто телом Рафа, так что на первых порах она видела только небо. Но затем с обеих сторон встали отвесные стены и заслонили большую часть неба: оставался лишь узкий просвет между темными скалами.

Время от времени лодка билась о какие-то препятствия, и Дора напряженно ожидала, что их суденышко перевернется или разобьется о скалы.

Ее руки были в воде, и Дора надеялась, что это ослабит узлы, поможет сбросить путы, но она боялась делать резкие движения, чтобы не нарушить равновесие утлого суденышка.

Обрадовалась, услышав стон Лео, дыхание Рафа, бормотание Микки.

«Может, черепашки придут в себя, и тогда у нас будет больше шансов!» — подумала она.

Затем увидела на плече у Лео кровь.

— Лео!

Лео снова застонал, что-то слабо пробормотал Раф.

Но грохот воды заглушил эти звуки.

Воображение Доры понемногу освободилось от железных тисок, в которых она держала свои эмоции.

«Что ждет нас впереди? — думала она.— При такой скорости течения вряд ли удастся выплыть в этой лодчонке, а возможно, нас ждет падение с водопадом в бездну...»

— Лео! Раф! — снова позвала она, пытаясь привести друзей в чувство.

Каждое неосторожное движение могло привести к катастрофе. К тому же вода в лодке прибывала и плескалась уже у подбородка Доры. Если бы сдвинуть Рафа, она подняла бы голову повыше.

Тело Рафа дернулось, и вода плеснула Доре в лицо.

— Осторожней! — крикнула она.

— Где мы? — слабым голосом, но осознанно произнес Раф.

— Мы все в лодке. Я частично под тобой. Здесь вода, а я не могу поднять голову.

Раф не ответил. Что-то пробормотал Лео.

Дора старалась высвободиться из-под тела Рафа или хотя бы освободить голову. Шея ее болела, и двигать ею становилось все труднее.

— Раф, постарайся отползти вниз,— вдруг послышался вполне отчетливый голос Лео.

— Хорошо. Будь готова, Дора...

Она глубоко вздохнула: Раф немного сдвинулся в сторону кормы. Лодка зачерпнула бортом.

Донателло и Микки тоже пришли в себя.

Вода прокатилась по лицу Доры, но каким-то чудом они не перевернулись.

— Раф, еще чуток,— проговорил Лео.

Раф дернулся еще раз, и Дора наконец задышала свободно. Теперь она могла помочь другим.

— Дон, приготовься. Я постараюсь подняться повыше...

Ее подбородок упирался в грудь Лео, зато лицо все было над водой. Она увидела, что Лео извернулся и лег поперек лодки. Течение было по-прежнему быстрым, но лодка, казалось, стала более устойчивой. Дора поняла, что сказалась перемена центра тяжести. Теперь она видела, что поток мчится по узкому ущелью меж очень высоких берегов.

«Даже удайся нам выбраться из воды, вряд ли бы мы смогли влезть на эти стены»,— подумала Дора.

Она снова предприняла попытку освободить связанные руки, и, к ее величайшему удивлению, узлы чуть-чуть поддались.

«Все-таки вода помогла».

— Слышите, черепахи, я почти освободила руки,— прошептала она.

— Хорошо,— тихо проговорил Лео.

Глаза его были закрыты.

Между тем решимость и воля Доры росли. Брошенная на произвол судьбы, связанная, она все- таки на что-то надеялась.

— Итак, первое дело — руки,— сказала Дора вслух.

Несмотря на боль в запястьях, она, то напрягаясь, то давая себе передышку, расслабляла главный узел.

Лео не открывал глаз, и Дора подумала, что он снова потерял сознание.

— Сколько еще продлится эта гонка по воде? — словно сквозь сон проговорил Донателло.

Дора еще немного приподняла голову и отметила про себя, что стены становятся ниже. Последнее усилие — и руки ее свободны. Затекшие пальцы ничего не чувствовали, но, когда циркуляция крови начала восстанавливаться, Дора чуть не закричала от боли. Через силу заставляла себя сгибать и разгибать непослушные пальцы. Наконец, смогла приняться за узлы на лодыжках, где ремни глубоко врезались в тело.

Вспомнив, что чудовище, захватившие их, не обыскивали ее, пошарила за пазухой и достала из потайного кармана небольшой нож. Он чуть не выпал из ее бесчувственных пальцев, но как-то ей удалось перерезать ремни. Затем она посмотрела, что может сделать для черепах. Река между тем сузилась, и течение стало быстрее. Лодка была тупоносая, с высокими бортами. Похоже, у нее был деревянный каркас, обтянутый такой толстой кожей, что непонятно, какому животному она принадлежала. Кожа была чешуйчатой снаружи, гладкой изнутри и, вероятно, очень крепкой. Вообще же лодка была словно из иного, давно минувшего времени.

Дора чуть-чуть придвинулась к Лео и увидела, как глубоко врезались ремни в его руки. Руки- ноги других пострадали меньше. Она освободила всех друзей от пут и устроила поудобнее, насколько это было возможно.

— Но что мы можем сделать без весел, без руля, без всяких средств управления лодкой? — вздохнул в темноте Микки.— Ты знаешь, Дора,— продолжал он,— когда эти чудовища связали нас, предварительно отдубасив своими палками, я потерял сознание... Но каким-то непонятным образом, я помню, помню все то, что промелькнуло перед моим мысленным взором в то время. Это была полная ясность сознания. Сначала показались верхушки каких-то пальм, растущих как бы прямо из океана, а потом словно всплыл плоский диск острова... Я думал, что это — спасение. Небольшой остров окружали коралловые рифы вроде тех, что мы видели во время нашего путешествия на остров принцессы Ресниц. Но этот остров был словно необитаемым. Я видел себя лежащим в лодке. Вот так лежал и бессмысленно смотрел в небо. Иногда слышал какой-то гул. Надо мной проносились ракеты и звездолеты. Но заметить меня, конечно не могли. Я попытался грести. Но это почти не помогало. Мою лодку несло прямо к широкому проходу между рифами. Когда грохот прибоя остался позади, я увидел приближающийся берег. Я подплыл к косе. Помню вывернутые с корнем деревья, следы волн, забегавших далеко на сушу. Дно лодки заскрежетало по коралловому песку. Я вышел на берег и упал в тени первой же пальмы. Когда слабость прошла, огляделся. «Может быть встречу здесь робота», - почему-то подумал я. И крикнул вслух: «Эй, робот! Робот!» С минуту прислушивался. Кругом царила тишина, нарушаемая только шелестом пальмовых листьев и отдаленным шумом прибоя. Двинулся дальше. У первых деревьев зацепился ногой за валявшуюся проволоку. Немного дальше лежали пластиковые столбы, подмятые упавшим деревом. В чаще что-то зашелестело. Я остановился. Шелест повторился. Потом сквозь жужжание мух до меня долетело слабое потрескивание. В путанице ветвей ползло какое-то животное. Я раздвинул лианы, чтобы лучше его рассмотреть, и с отвращением попятился. Это был зверек величиной с кролика, весь покрытый слезящимися язвами. Задние лапы животного тащились за распухшим, израненным туловищем. Почувствовав мое присутствие, зверек повернул голову ко мне. Я испугался и с криком: «Эй! Робот! Робот!» убежал.

Заросли поредели. Я вышел на край скалистой долины, отлого спускающейся к далеким голубым водам залива. Стал разглядывать беспорядочное нагромождение огромных, серого цвета фигур. Кубы, призмы, усеченные и ступенчатые пирамиды, лестницы из мрамора, прекрасные, но поврежденные временем статуи являли собой сущий хаос форм и размеров.

— Робот! Эй! Робот! – снова стал кричать я.

Через минуту услышал ответ. Это было как звук сигнальной трубы. Я сел. Ждал, оглядывая берег. Вдруг понял, что вдоль песчаного берега тянется проволочное заграждение. И увидел робота. Он приближался очень быстро. Его назойливый сигнал звучал все громче. Было в нем что-то тревожное. Робот на полной скорости мчался ко мне. В последний момент сигнал умолк, и робот резко остановился. Я подошел к нему. Он вздрогнул и предостерегающе завыл.

— Выключи сирену! - рассердился я. - Что случилось?

— Немедленно беги! – крикнул робот. – Немедленно покидай остров! Здесь находится старое кладбище радиоактивных отходов. Беги отсюда! За рифы!

Я обратился в бегство. Колючие ветви рвали одежду, царапали кожу, хлестали по лицу. Не чувствуя боли, я пробирался к берегу, падал, поднимался. Казалось, сердце разорвет грудь, не хватало воздуха. Голубой берег становился все ближе. Наконец я упал, запутавшись в лежащей на земле проволоке, и больше не мог подняться. Издалека доносился тревожный сигнал робота.

Я осознал только одно – надо как можно скорее броситься в воду и отплыть дальше в море, за рифы... Больше я ничего не помню,— закончил Микки.— Только плеск воды...

— Ты посетил иной мир,— задумчиво произнесла Дора.— Возможно, это было какое-то предостережение нам всем... Если бы у меня была возможность заглянуть в зеркальце, я бы тебе объяснила твое видение. Было бы не худо об этом поразмыслить...

Но размышлять Доре долго не пришлось. Потому что конец их путешествия был близок. Каменные стены вдруг оборвались, и они выплыли из каньона в долину — если это была долина, а не целая равнинная страна.

— Сколько еще до полуночи? — поинтересовался Микки.

— Надо бы поспешить,— ответила Дора.— Но это не в наших силах. Будем уж двигаться так, как это возможно.

— Куда же мы попали? — услышала Дора голос Рафа.

— Я вижу ровную местность, покрытую чем-то вроде травы.

Поток, несущий их, бежал уже не так быстро, и путь его был отмечен кустарниками и мелкими деревцами — единственной растительностью, которая возвышалась над травой. В остальном было темно и пустынно. Оглядевшись, Дора вздрогнула от внутреннего озноба.

Стон Лео снова привлек ее внимание. Тот открыл глаза и посмотрел на друзей вполне сознательным взглядом. Дотронулся до раненого плеча, вздрогнул, а затем оглядел равнину.

— Мы по другую сторону гор,— сказала Дора.— Нужно промыть твою рану, Лео.

— Не надо. Это не опасно...— Он нахмурился и потер лоб.— Это был сон или мы действительно видели Тортона?

— Мы видели Тортона с лицом Колдуна,— осторожно ответила Дора.

— Значит, это не сон,— удрученно произнес Лео.— Как трудно иметь дело с силами, о существовании которых большинство даже не подозревает.

— Колдун создал себе целую рать злых последователей,— сказала Дора.— Чудовища, которые схватили нас,— не человеческого рода.

— Ты думаешь, их напустил на нас Колдун? — спросил Микки.

— Колдун или Хозяин Времени, неважно... Это одна и та же сила...

Донателло, глядевший вдаль, вдруг вскрикнул: — То, что казалось стеной кустарника, теперь стояло прямо перед ними, беспрепятственно пропуская воды реки под собой.

— Это заградительный барьер, и лодка должна столкнуться с ним! — воскликнул Донателло.

Осторожно балансируя, он поднялся на колени, но понял, что, даже встав на ноги, не достанет до вершины барьера. Лодка снова угрожающе качнулась — это встал Лео.

— Проплывем? — спросил он.

Дон пожал плечами.

Доре случалось плавать в горных озерах, но здесь на нее наводило страх быстрое течение.

«Может, лучше попробовать взобраться на барьер, когда мы столкнемся с ним? — думала она.— Однако сам барьер... Неизвестно кем и для чего он сделан».

Но оказалось, что выбора у них и не было. Как только лодка подошла к барьеру, откуда-то как бы прямо из воздуха упала сеть и накрыла ее вместе с пловцами. Дон и Лео пытались освободиться от сети, но из-за кустов и деревьев с обеих сторон появились люди. Нет, не прежние уроды - у них были красивые, с горделивой осанкой тела...

Дора позвала на помощь…

Но никто не откликнулся. В чем дело? Она всмотрелась в их лица. Это были пустые лица, без всякого выражения. В угрожающем молчании ловцы подтаскивали сеть к себе.

— Это же люди… Живые существа, - проговорил Лео. – Что они хотят с нами сделать?

Дора покачала головой. Она чувствовала себя потерянной и беспомощной: ни о каком контакте с этой публикой не могло быть речи.

— У них совершенно пустые лица… - только и сказала она.

— Но почему? Как это объяснить? - недоумевал Раф.

— Мне кажется, что все они во власти какого-то кошмара или столь сильной галлюцинации, что все полпытки разрушить ее бесплодны, - сказала Дора.

— Значит где-то здесь и Хозяин Времени. Только он мог сотворить такое! – воскликнул Дон.

— Они выглядят совсем как люди, - высказала Дора свою растерянность, - но это не люди… то есть не живые мыслящие существа.

Кто бы они ни были, ловцы прекрасно сумели воспользоваться силой течения и своей странной сетью, чтобы захватить пленников. Их было слишком много, чтобы наши друзья отказались от всяких попыток защищаться.

Им связали руки за спиной и повели прочь от реки по пустынной равнине. Кое-где можно было разглядеть остатки костров. «Люди» шли молча, не разговаривая ни с пленниками, ни между собой.

Дору бросало в дрожь даже от одностороннего контакта с ними. Они казались пустыми оболочками, повинующимися чьей-то воле и не имеющими собственного разума. Но эти тела, как видно, нуждались в пище и воде.

Они достали свои припасы и разделили их с пленниками. Черепах и Дору развязали, но все время внимательно следили за ними.

— Даже вода какая-то странная, с металлическим привкусом, - сказал Раф.

— Как будто ее долго держали в контейнере. – добавил Микки.

— Куда вы нас ведете? – спросил Лео, втайне надеясь, что люди приведут их к Тортону.

Но человек, к которому он обратился, ничего не ответил. Вместо этого он снова связал Лео руки, попробовал последний узел на прочность и отошел с довольной усмешкой.

Лео посмотрел на Дору.

— Они должны тебе что-то ответить, - сказал он.

Дора облизала губы. У нее пересохло во рту от волнения, казалось, она не сможет произнести ни слова. Но надо было что-то делать. И она… запела! Слова песни были такими древними, что даже значение их забылось. Они шли из туманного прошлого планеты Ригель и, вероятно, когда-то были настолько важными, что каждый заучивал из наизусть.

— Вначале. – речитативом завела Дора на забытом языке, - было создано Небо… И человек получил жизнь… Он звался Сыном Неба…

Слова слетали с ее губ все быстрее, отчетливее, произносились с большей энергией и силой. И… Да, один из ловцов обернулся к ней. Легкое замешательство мелькнуло на его пустом лице, губы дрогнули, и его голос, присоединился к песне — слабый, тихий, прерывистый. И когда Дора замолчала, он увидел ее, по-настоящему увидел!

Она как будто разбудила, нет не всех, этого одного. Его глаза перешли от ее лица к связанным рукам, к концу веревки, захлестнутой вокруг запястья другого стражника. Внимание на его лице сменилось беспомощностью.

— На Сынах Неба бремя греха! — сказал он хрипло, словно давно не давал работы своим голосовым связкам.— Мы платим, Дочь Неба, платим...

Никто, видимо, не обратил внимания на этого вдруг заговорившего человека. Дора шагнула вперед.

— Кому Сыны Неба должны платить? — изо всех сил стараясь сохранять спокойствие, спросила она.

— Тортону, Хозяину Времени... И Высочайшему Колдуну...

Едва последние слова слетели с его уст, он вдруг снова замкнулся и отошел.

Дора послала ему вдогонку свою мысль со всей силой, на какую была способна, пытаясь сломать невидимый ею барьер, отыскать в пустой скорлупе человека. Видимо, она нашла брешь, потому что стражник снова на миг повернул голову, но затем впал в прежнее сумеречное состояние.

— Итак, Сыны Неба платят,— произнес Лео.

— Тортону,—резко сказала Дора.

— И Колдуну,— добавил Раф.

— Что ж, значит, скоро мы с кем-то из них встретимся,— грустно улыбнулся Дон...


Долго еще в темноте они шли по равнине.

Лео держался довольно далеко впереди. За ним Донателло, Дора, позади – Микки и Раф. Раф, казалось, нетвердо стоял на ногах – время от времени стражник протягивал руку и поддерживал его с безразличием машины, выполняющей привычную работу.

Время от времени пленникам предлагали пищу и воду.

Сухая трава была по колено высотой, в темноте не угадывалось никакой тропы, однако люди шли уверенно, как по хорошо знакомому пути, и явно не боясь сбиться.

Впереди показалось что-то неясное. Наконец ведущий стражник взял чуть влево и ступил на лестницу, начинавшуюся прямо от утеса.

Все стали гуськом спускаться в дыхнувшую сыростью низину.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Лестница вывела их на какую-то широкую дорогу, где стражники плотнее окружили пленников. Темные кроны деревьев смыкались над головами и аркой указывали путь. Воздух был опьяняюще влажен, небо полно звезд, но ни один из стражей ни разу не глянул вверх и, кажется, вообще не замечал ничего.

Дорога была лучше некуда, шагалось легко. Если бы еще она шла прямо! Попадались деревья такой толщины, что приходилось изрядно принимать то на восток, то на запад. Если оглянуться, то дорога как бы не исчезала с каждым поворотом.

Пот катился у Доры по лицу. Жар проникал сквозь одежду. Черепахи шли, опустив головы. Люди, ведущие их, не сбавляли шага.

Наконец они обошли пространство, занятое тремя гигантскими деревьями, так густо увитыми лианами и еще какой-то зеленью, что все вместе выглядело крепкой, как камень, стеной. Путь закончился открытой площадкой, выложенной каменными плитами. В свете звезд легко модно было рассмотреть каменное отверстие в стене.

Снова стали спускаться по лестнице. На этот раз – под землю. Лестница шла по спирали вокруг колодца. Чем ниже они спускались, тем слабее становились приторные запахи леса и тем ощутимее – встречный поток свежего воздуха.

— Мы близки к цели, как ты думаешь, Дон? – заговорил Лео.

Дон что-то пробурчал в ответ. Он пытался считать ступени, чтобы иметь представление, на какую глубину они спускаются, но сбился со счета.

— Мне очень не нравится здесь, - недовольно бросил он.

Подножие лестницы упиралось в узкий коридор. Вдоль него были развешены в стенных колодцах факелы. Резко пахнуло дымом, копотью…

Коридор закончился аркой, и Дора чуть не упала: они оказались перед каменным лицом Колдуна. Его широкий рот был ожидающе раскрыт навстречу.

Двое ведущих их стражей опустились на колени и проползли через рот-арку, Дору, нажав ей на плечи, заставили принять такую же унизительную, позу и последовать за ними. Она со злостью повиновалась. Следом проползли черепахи.

Открылась комната с каменными сводами, стенами и полом. В дальнем конце находилось возвышение, а на нем кресло с высокой спинкой и широкими подлокотниками. Как ни велик был этот трон, он вполне отвечал габаритам человека, сидевшего на нем.

В черном и красном, с высоко зачесанной копной волос. Это был тот... кого они видели перед нападением уродов.

— Тортон,— проронил Донателло.

— Тортон с лицом Колдуна... Тортон, меняющий облик,— усмехнулся Лео.

Хозяин Времени усмехнулся, когда стражи вытолкнули Дору вперед. Он следил за нею, как за добычей.

Дора высоко подняла голову, бросая вызов хищной усмешке Тортона, хотя она ровно ничего не могла сделать, кроме как померяться с ним взглядами.

У человека, тащившего ее, было такое ж пустое лицо, как и у остальных.

— Видимо, они полностью во власти Тортона,— сказал Раф.

— Они — его вещи, проглоченные вещи,— усмехнулся Лео. Он прошел мимо друзей, мимо Доры, как бы не видя их, встал на нижнюю ступеньку помоста и вдруг заговорил: — Великий Хозяин Времени...

Дора и черепашки в недоумении переглянулись.

Темные глаза Тортона обратились к Лео.

— Что ты хочешь сказать, жалкая земляная черепаха? — спросил он.

— Я — солнечный воин, Тортон. И я равен тебе в силе, потому что в моих руках звездное оружие — Огненный меч, отнять который насильно никто из смертных не может. Но я не стану сражаться с тобой. Я предлагаю тебе свою силу. Пусть Огненный меч будет нашим общим талисманом.

— Но твои друзья...— Неуверенно произнес Хозяин Времени, явно не ожидавший такого хода событий.

Лео, не глядя на Дона, Микки и Рафа сказал:

— Они будут служить тебе так же, как и я.

— По-моему, наш Лео...— начал было Дон.

Но Раф резко толкнул его плечом, чтобы тот молчал.

— Значит, так! — произнес Тортон после минутного молчания.— Что ж, я поверю в искренность твоих слов, Лео. Это просто сделать. Ты пришел ко мне вместе с друзьями и с Дорой, Дочерью Неба. У меня нет дружбы с Сынами Неба. Они лишь платят мне дань своей кровью.— Губы Тортона, так напоминавшие рот Колдуна, дрогнули в легкой усмешке. Его взгляд, устремленный на Дору, был хуже любого физического удара.— Дора, ты видишь, что такие же, как ты, дети Неба, здесь — рабы. Это хуже смерти, не так ли, Королева? Они сломлены... Лео, спасибо тебе, что ты привел ко мне Королеву. Твой дар заслуживает похвалы.

Тортон поднял руку, и человек, стоявший рядом с Лео, быстро шагнул назад и освободил его руки. Точно так же были освобождены остальные черепашки.

— Что ж, Лео, значит, ты и твои друзья решили служить мне? Что ж... Это интересно... А что касается королевы Доры... Уведите ее в загон! — резко крикнул Тортон.

Дору не понадобилось тянуть за веревку, чтобы увести: скрытое зло этого места поднималось вокруг ее ног, как зловонная грязь, и затягивало ее. Она было ошеломлена лицемерием Лео.

Ее вывели из аудиенц-зала Храма Пурпура через заднюю дверь, протащили по лабиринту узких коротких коридоров и, наконец, втолкнули в комнату, где были женщины. Никто не взглянул на нее, когда она едва не упала, поскольку рук ей не развязали.

Множество человеческих существ, Дочерей Неба, тупо смотрели перед собой. Дора увидела их пустые лица и удрученно подумала, что, вероятно, так же пусто у них в головах.

Но вот одна из женщин медленно повернула к ней голову. Ее взгляд был таки пустым и бессмысленным, что Дора отступила. Женщина лениво встала, обошла Дору и подергала веревку, связывающую ее руки. Веревка упала на пол. Женщина вернулась на свое отвратительное ложе из грязных подушек и застыла в прежней позе. Дора, растирая руки, отступала назад, пока не уперлась в стену. Села, скрестив ноги, ее взгляд вернулся к освободившей ее женщине. Та ничем не отличалась от остальных пленниц, но что-то же заставило ее помочь Доре. Откинув голову к стене, Дора закрыла глаза. Ощущение беспокойства исчезло.

«Какой же силой обладают Тортон и Колдун, чтобы довести до такого состояние Дочерей Неба?! – думала Дора. – Как можно было обратить в рабство людей с талантом, какого нет у самого Тортона или Колдуна?»

— Тортон – это и есть Высочайший Колдун.

Только дисциплина ума заставила Дору остаться спокойной. Кто послал эту мысль?

— Где ты? – спросила она, имея в виду говорящую.

— Здесь. Запомни, у Тортона есть способы ломать чужую волю. Но не всем… Кое-кто из нас был вовремя предупрежден… Сегодня, Если в пламя Злого Огня попадут плоды с дерева познания…

— Наступит конец! – прошептала Дора.

— Да. И мы должны…

Она посмотрела на ту, что освободила ее от пут. Наверняка это именно от нее исходили беззвучно высказываемые мысли.

— Спасибо. Но что мы можем сделать? И кто это - мы?

— Мы – те, кто еще остался настоящими Дочерьми Неба. Нас очень мало… Нет, не ищи меня глазами, мы ведем мысленный разговор, но мы не знаем друг друга, ибо иначе может случиться, что из нас вырвут правду. Ты видела деформированные существа, повинующиеся Тортону? Они ловят всех, кто появляется на этой земле... Они кровь от крови Тортона, но побочные плоды атомных испытаний искалечили их. Время от времени они рождают детей, таких же чудовищ, как сами... Тортон же стал бессмертным воплощением колдуна, не знающим милосердия. Он истребляет теперь все живое, что попадается под руку, чтобы его власть увековечилась, и не осталось больше сил Света, Добра и Знания, ему нужно сегодня совершить жертвоприношение Злому Огню...

— Бросить в него плоды Познания? - спросила Дора.

— Да. Его сила в его мозге, Дора…

Между говорившей и Дорой как бы захлопнулась дверь: вдруг наступило молчание. Дора закрыла глаза и больше не посылала и не ждала встречных мыслей. Внезапный перерыв в разговоре был явным предостережением.

Затем прямо в ее голову как брошенное в ярости копье, влетела мысль, прозвучавшая словом:

— Сестра!..

«Ответить? А если это Колдун или Тортон? Может, он умеет имитировать мысленный зов?»

— Войди, сестра!

«Что это? Приглашение или ловушка?»

Дора еще долго колебалась, чувствуя, что не может положиться на собственное мнение.

«Ведь в Лео и черепахах,— думала она,— я была уверена. А они предали».

— Войди! — потребовал чей-то голос.

И в третий раз, более раздраженно, повторил свой приказ.

Дора собрала всю свою энергию.

«Может, это будет величайшей ошибкой в моей жизни, а может, окажется спасением от самого худшего...»

Она настроила свой мозг и сердце на то, что сумеет вовремя отпрянуть, если ее доверие будет обмануто.

В пространстве вокруг нее ничего не изменилось. Но Дора была внутренне ошеломлена. С нею добивались мысленной связи Дочери Неба. Она стала частью общего союза, в ней росли радость и восторг, каких, пожалуй, она никогда не знавала.

— Мы вместе! — сказал кто-то, кого, по- видимому, тоже захватила волна близкой победы.— Ну, королева, теперь мы достаточно сильны для дела?


— Что вы хотите делать? – спросила она, обращаясь ко всем сразу, поскольку не могла разделить их на отдельные личности.

— Действовать! – твердо ответили ей. – Мы уже давно начали объединяться. Мы прячемся под личиной рабынь, которую надел на нас Тортон. Но нам нужно больше силы, чтобы выступить против него. Если бы у нас были плоды Познания! Контроль Тортона враждебен нам. Он сотворил такой барьер, который мы не можем пробить. Но теперь, королева Дора, с добавлением твоей силы, мы можем ждать последней битвы… Скоро за тобой придут, чтобы Тортон сделал тебя такой же, какими, по его мнению, стали мы. Иди с ним, но жди. Когда понадобиться - мы будем готовы.

Дора чувствовала некую логику в этих аргументах.

«Если Дочери Неба в самом деле объединили свои силы, - думала она, - то кто знает, что может дать такое накопление. И конечно, это единственная надежда…»

Глядя на жалких, сломленных женщин она снова задумалась, кто же из них входит в этот общий голос?

— Мы не начнем действовать до тех пор, пока Тортон не приступит к обряду жертвоприношения, - продолжал голос, - Это совершится в полночь… Пользуйся пока лишь мысленным прикосновением, сестра. пока мы не придем к тебе...

Голос смолк. Дора вздрогнула, пока он звучал, ей было тепло и спокойно, а теперь ею опять овладела горечь сознания, что все пути ведут к гибели. Она закрыла глаза и пустила в ход технику сохранения и усиления энергии, какой долго и тщательно училась. Ей не дали возможности вооружиться таким образом. Дверь отворилась, но вошел не стражник, а Лео. Он закрыл за собою дверь и прислонился к ней спиной. Никто из женщин не взглянул на него. Губы его оживленно двигались, как будто он посылал ей какое-то сообщение, которое нельзя было передать вслух. Она заколебалась.

«Ведь он теперь слуга – Тортона. Он и его друзья!»

Но Лео Что-то настойчиво шептал ей, не произнося слов вслух.

Дора сопоставила свое теперешнее отношение к Лео и черепахам с фактами из совместного путешествия. Они спасали друг друга не раз, это так. Но что значило это по сравнению со словами Лео, сказанными им Тортону?

Врожденная настороженность Доры воевала с другим чувством – чувством доверия.

В конце концов, она решила прислушаться к внутреннему голосу Лео.

Да, врожденный инстинкт ее не подвел. Лео сказал Тортону то единственное, за что мог ухватиться в последнюю минуту. Дора читала теперь его мысли и узнавала прежнего Лео.

Хозяин времени, он же Тортон, он же Колдун, ставил опыты над мозгом и телом, научившись этому у темных жрецов Храма Пурпура. Они добивались изменений в психике своих жертв, но не собственными внутренними усилиями, а с помощью ядовитых газов, дурманящих веществ, которые питали галлюцинации до тех пор, пока нереальное становилось реальностью. Несколько Сынов Неба были приведены сюда и подвергнуты процессу, итогом которого было подчинение Тортону. Они хотя и остались живы, но это были лишь пустые оболочки прежних людей...

Некоторые из Сынов Неба и Дочерей Неба попали в сети Тортона, благодаря искусно расставленным временным ловушкам: они шли на зов, посылаемый Тортоном. Так Тортон пополнял свою армию рабов. Так избавлялся он от подлинных Сынов и Дочерей Неба. Так укреплял свою власть над живой природой.

Он, казалось, не знал поражений и стал в собственных глазах бессмертным, всемогущим, самим Колдуном — именно это и было главной целью его изысканий. Жрецы Храма Пурпура один за другим умерли. Может, Тортон помог им в этом и в результате остался у власти один. Теперь он задумал собрать армию и уничтожив всю живую іїрироду на планете Ригель, распространить свое владычество на звезды. Для этого ему нужны плоды друидов. Он допрашивал черепах, рассчитывая узнать, что ценного можно захватить еще у друидов.

— Он читал у тебя в мозгу? — спросила Дора.

— Он не мог,— ответил Лео.— Он был зол и, я надеюсь, встревожен. Однако, он хотел сломить меня. У него есть многое, что долгие годы работало на него,— дымы, газы, заклинания, радиоактивные вещества, но все это требует времени, а я и другие черепашки недостаточно долго были в его руках.

Дора приняла решение:

— Продолжайте в том же духе, разыгрывайте из себя его вассалов.

— Но он скоро примется за тебя, чтобы ты стала такой же, как они.— Лео указал на женщин вокруг, которые, казалось, так и не заметили его присутствия.

Она верила ему, поскольку читала его мысли.

— Надеюсь, мне удастся устоять,— сказала Дора.— Если он держит в рабстве других Дочерей Неба, то тем самым в какой-то мере истощает свою силу. А я приду со свежими силами и...

Лео напрягся и повернулся к ней, сжимая кулаки:

— Идут!

— Они не должны увидеть тебя здесь.— Дора быстро поняла новую опасность.

— Лезь туда! — она указала на низкое ложе, на котором сидела одна из женщин. Между ложем и стеной было небольшое пространство — плохой, конечно, тайник, но если они не задержатся здесь, а она, вдобавок, отвлечет их внимание,— тайник сослужит службу.

Лео покачал головой, но Дора быстро подошла и схватила его за руку.

— Если люди Тортона застанут тебя здесь, то хорошего для черепах и для друидов ничего не будет! — резко сказала она.— Кто поможет всем живым существам? Спрячься, а потом решай, что ты можешь. Раз ты обхитрил Тортона, то, возможно, тебя позовут посмотреть, как он обращает меня в рабыню. Тогда у нас у всех будет шанс действовать сообща.

Лео спрятался. Сидящая на ложе женщина даже не подняла глаз, когда он протискивался в укрытие. Дора вздернула подбородок, изобразила самоуверенность и встала недалеко от двери, как будто ходила взад-вперед по комнате в обычной манере пленников. За ней пришли не люди, а два высоких волочащих ноги чудовища. Изо ртов у них текла слюна. От полуголых немытых тел исходило зловоние. Они взяли Дору за руки и потащили.

По сторонам даже не посмотрели, так что Лео был спасен.

Чудовищные стражи, крепко держа Дору, бесчисленными коридорами прошли в зал, немногим уступающий по величине аудиенц-залу Тортона. Здесь его трон стоял сбоку и не так поражал воображение. Середину комнаты занимало все то же лицо Высочайшего Колдуна. Из открытого рта временами вырывались клубы дыма, но не поднимались вверх, а обвивались вокруг маски-лица. Дора уловила странный запах.

«Может этот дым сковывает мозг, как говорил, Лео?» - подумала она. – В таком случае, у меня нет никакой возможности избежать дьявольской ловушки Тортона».

Перед Хозяином Времени стояла курительница из блестящего металла, по краю которой бежали знакомые Доре световые полосы. В курительнице тоже что-то горело, дымило, и Тортон, наклоняясь, вдыхал этот дым, как некий жизненный флюид.

Тортон выпрямился, не открывая глаз. Дым в курильнице исчез - видимо, все выгорело. Его рот раскрылся в злобной усмешке. Кончик языка показался на нижней губе. Тортон стал точной копией лица, перед которым страдники поставили Дору.

Тортон заговорил, по-прежнему не открывая глаз. Незнакомые ей слова звучали в ритме заклинания. Дора хорошо знала, что слова и ритм служат для создания галлюцинаций. Она включила свою защиту. Чтобы не смотреть ни на Тортона, ни на лицо на стене, закрыла глаза и удерживала их так всей своей силой воли, хотя ее и подмывало взглянуть на лицо Колдуна.

Оно двигалось, она знала это. Язык вытягивался, чтобы схватить ее. Нет! Это не правда, это всего лишь то, что Тортон старается внушить ей.

Она подумала о Лео и о черепахах и построила в мозгу их изображение поверх изображения колдуна.

«Лео, Лео…» - мысленно позвала Дора.

К ее великому изумлению, лицо Лео стало оживать, оно уже не было частью щита против магии Хозяина Времени. Его губы зашевелились, и в ее сознание вошел слабый звук, совершенно не похожий на мысленное прикосновение.

— Я… иду…

«Что это?» - подумала Дора. – Фокус Тортона?»

Нет, это было что-то иное. Она сжимала пальцы, чувствовала биение произносимых Тортоном слов, изменяла ритм дыхания, делала все, чтобы не попасть в коварную ловушку. Ритм неожиданно нарушился. Дора открыла глаза.

Лео и в самом деле был здесь, рядом с Тортоном. Здесь же были Дон, Раф, Микки. Человек с лицом Колдуна не смотрел на Лео, его лицо вновь начало изменяться. Холодная злоба сменилась настоящей яростью. Глаза его открылись.

Только сейчас Дора заметила плоды Познания, лежащие рядом с Тортоном на металлическом подносе.

«О, ужас! Неужели мы не успели!» - подумала она.

Лео пошатнулся, как будто открывшиеся глаза Тортона были оружием, поразившим его.

И в это время в мозгу у Доры раздалось громкое:

— Пора!

Дора тоже пошатнулась, но шагнула к стене и восстановила равновесие. Теперь она уже вообще не ощущала своего тела — все ее внимание было обращено на лицо Колдуна, окутанное дымом. Ее воля и талант соединились с волей и талантом других, она не была больше личностью, живым существом и королевой. Ее тело стало только вместилищем для растущего могущества нового существа. Ей хотелось кричать, бороться, гнать прочь это странное создание, что смяло ее, но вместо этого она стала частью его и уже не противилась его вхождению. Ей казалось, что вот-вот она взорвется, что человеческая кровь и плоть Дочери Неба не в силах вместить то, что собралось в ней усиливалось, готовилось. Ее рот бессознательно открылся в беззвучном крике. Она не могла больше выдержать. Но это собралось, достигло величайшей силы и... ударило!!!

Доре казалось, что она действительно видела острие Огненного меча чистой энергии, которым она нанесла удар. Меч обрушился на Тортона. Его руки поднялись так быстро, что Дора едва заметила этот жест, и закрыли от нее лицо Колдуна. Она еле стояла на ногах, потому что все ее тело тряслось от Силы Дочерей Неба, собравшейся в ней, умножившейся стократ и нанесшей последний удар.

Тортона не было. На его месте полыхало черно- красное пламя, вытягивая злые языки...

«Злой Огонь»,—подумала Дора.

Волосы ее трещали от жары, тело больно реагировало на ожоги. Пламя поглощало энергию меча, пытаясь полностью уничтожить его. Однако, Дора не сгорела. Только ее сознание отступало все дальше и дальше.

Пламя Злого Огня взметнулось над нею. Из него шло биение звуков, которое ощущалось как физические удары. То, что собралось было в ней, уже ослабевало, волна больше не была полной, у Доры не оставалось сил выносить обжигающий огонь Тортона.

Уголком глаза она заметила какое-то движение, но не могла повернуть голову и посмотреть, что изменилось. Она должна была держаться, пока возможно.

— А-ах...

Звук удара, каким топор срубает молодое деревце. Дора выпрямилась, бросила мысленный призыв. В ней снова поднялась сила — она знала, что в последний раз. Она держала ее, держала до тех пор, пока не почувствовала, что ее израненный мозг не в силах больше удерживать энергию. Тогда, как воин, бросающий отчаянный вызов, она выпустила этот последний поток таланта Дочерей Неба, бросила его вперед. Пламя яростно полыхнуло и взвилось вверх, но теперь она увидела, как лучистый меч пронзил его, разбил, расколол по центру.

— А-ах!..

Был ли этот крик частью галлюцинации или его вызвали реальная боль и страх? У Доры подкосились колени. Она была опустошена. Энергия выплеснулась из нее так стремительно, что как бы унесла с собой и кости, поддерживающие плоть. Она вытянула руки и уперлась ими в пол.

Пламя погасло. Но Тортон все еще стоял — прямой, невредимый. Позади него моячил Лео, немного в стороне Дон, сзади — Раф и Микки. Лео бросился к Тортону, вытянув руки с согнутыми, как когти, пальцами. Он двигался скачками, как будто был калекой и одной лишь волей заставлял тело повиноваться ему в этой последней атаке. Хозяин Времени не обращал на него никакого внимания - стоял, как статуя, в той же позе, закрыв руками лицо.

Но вот руки его упали, как будто у него не осталось больше сил их удерживать. Они были мертвенно бледны, дрожали. Он шагнул вперед, споткнулся, упал на колени. Теперь он был почти рядом с Дорой.

Увидев его лицо, она испугалась. Глаза его были открыты, не глаза – одни белки. Лицо ужасно, отвратительно изменялось, становилось поочередно то лицом Тортона, то Колдуна, словно эти две личности сошлись в последней схватке за могущество и власть.

Он полз вперед, а Дора отступала, не сводя с него глаз. Он полз прямо ко рту Колдуна…

— Нет! – Лео упал и пополз за ним, казалось, из последних сил. – Он не должен… войти… к Колдуну! – задыхаясь, кричал он, повернув искаженное лицо к ожидавшему рту Высочайшего Колдуна. Не должен…

Дора пыталась собрать хоть сколько-нибудь энергии.

Между тем, руки Тортона протянулись к подносу с плодами Познания. Дрожащими пальцами он схватил два плода и сжал их так, что брызнул сок.

— Нет! Кричал Лео.

Черепашки стояли, словно околдованные.

Тортон слепо двигался вперед. Лео еще раз бросился в атаку. Он пополз наперерез, упал перед Тортоном и загородил ему путь. Они схватились, и Дора видела, что Лео крепко держит Хозяина Времени, а тот даже не сопротивляется, лишь пытается освободиться. Слепые глаза Торотона были обращены к каменному изображению Колдуна. В руке у него были плоды Познания. Он вытягивал шею, пока голова его не свесилась на грудь под странным углом. Лео вцепился в Тортона из последних сил, пытаясь отобрать плоды. Но тот все-таки продвигался вперед, выигрывая по сантиметру.

Вдруг, словно очнувшись от сна, Микки вскричал:

— Эй! Робот! Робот!

И обрушил кулак на лицо Тортона.

Дора услышала хлюпающий звук, видела, как затряслась голова Тортона, но пустое выражение лица не изменилось, глаза по-прежнему оставались открытыми, слепыми...

— Нет! – пронзительно закричал Лео. - Нет! Не пойдешь к Колдуну! Не отдашь плоды Познания!

Дора подползла к ним. Схватила Тортона за локоть. Ей показалось, что под черно-красной тканью рукава – металл, так напряглось его тело. Ее усилия и удар Микки помогли Лео на миг остановить продвижение Тортона.

И тут Хозяин Времени как бы повредился умом: он лихо завращал головой и вцепился зубами Доре в руку. Она выпустила его, и он рванулся вперед в последнем мощном усилии, отбросив от себя Лео и Микки. Рука с плодами Познания тянулась вперед к выступающему языку Колдуна. Лео встал на колени, сжал кулаки и отпустил их, как молот, на шею Тортона в то самое время, как тот уже ухватившись пальцами за язык, собирался просунуть плоды в рот.

Тортон упал, ударившись лбом о язык. Плоды покатились по полу. Тело Тортона, только что бывшее твердым и напряженным, обмякло, сползло вниз, пальцы выпустили кончик языка.

Лео отшатнулся. В глазах Микки застыл ужас. Дон и Раф раскачивались из стороны в сторону, приходя в сознание.

— Если бы... он отдал плоды Колдуну... если бы... прошел... через...— произнес дрожащим голосом Лео,— он... продолжал бы жить.— Голос его прерывался, тело тряслось, так что он не мог управлять своими руками — вытянул их перед собой и смотрел на них, как на что-то незнакомое.

Раздался треск. Дора подняла глаза, вскрикнула и, вцепившись в Лео, оттащила его назад. Изображение Высочайшего Колдуна разваливалось. Большие куски камня разлетались по полу, падали на голову и плечи Тортона, почти наполовину засыпали его тело.

Дора прижала руку к губам, чтобы удержать невольный вопль: за изображением Колдуна не было ровным счетом ничего!

Лицо и рот исчезли. Тьма треснула поперек. Смутно виднелись какие-то непонятные предметы, но по мере того, как рвалась и исчезала темнота, они исчезали тоже. Впереди была только голая стена.

Тени становились короче, уходили в камень, на котором стояли Дора и черепашки. Осталось только полу сгоревшее тело Тортона. Дора не сводила с него взгляда. Лео прошептал:

— Пойдемте отсюда!

Он подтолкнул Дору и черепашек к двери, через которую они вошли.

Наконец они оказались вне царства тошнотворных запахов смерти и таких иллюзий, с которыми не приходилось раньше иметь дела.

— Свободны! — раздался шепот Лео.

Он прислонился к стене и лишь потому не падал.

— Свободны! — сказал он еще раз.

— Да, свободны,— повторили за ним Микки, Дон, затем Раф.

— Свободны,— сказала Дора.— Свободны все живые существа планеты Ригель. Свободны и друиды, и Дочери и Сыны Неба... Свободны...

— Ты, Дора, нанесла удар Огненным мечом, превратив его снова в Звездный меч,— сказал Лео.— Спасибо тебе.

— Спасибо и тебе, Лео, спасибо и вам, солнечные черепашки,— улыбнулась Дора.— Жизнь продолжается...

Но и это не предел. Автор "Черепашек-ниндзя и Дерева познания" умудрился всунуть в этот плагиат из "Бремени Юртов" еще один рассказ! Он где-то откопал коротенький фантастический рассказ польского фантаста и поэта Витольда Зегальского (я о нем раньше ничего не слышал) под названием "Зеленый проклятый остров" и ничтоже сумняшеся просто вставил один плагиат внутрь другого. Микеланджело рассказывает о своём видении, которое посетило его при потере сознания после ударов по голове. Это и есть переход к рассказу Зегальского.

"Зеленый проклятый остров":

  

Сначала показались верхушки пальм, растущие как бы прямо из океана, и
только потом, много времени спустя, всплыл плоский диск острова, обрамленный
каймой пляжа. Эрт стоял на понтоне и смеялся. Это было спасение. Он уже не
чувствовал жжения потрескавшейся кожи и жара тропического солнца, которое
будило бессильную ненависть, длящуюся до сумерек. Дни скитания по океану, их
кошмары отступали, становясь прошлым.
Небольшой остров окружали коралловые рифы, у которых белой линией пены
и водоворотов гремел океан. Эрт, однако, не испытывал страха - спасательный
понтон проскользнет через один из многочисленых узких проходов. Его не
огорчала мысль, что остров может быть необитаем. Он предполагал даже, что
так оно и есть. Скорее, было бы удивительно встретить здесь людей Но
робота-наблюдателя он найдет наверняка. Их не было только на одиночных
отдаленных рифах, постоянно заливаемых волнами, а здесь, как и на всех
островах Земли, он должен был быть.
Эрт поднял маленький парус и сел. При всем невезении выпала ему и
крупица счастья. Виной всему, собственно говоря, были станции погоды Когда
на одной из них случалась авария, другие не могли своевременно справиться с
температурой и влажностью. Конечно, Тихий океан - это не какая-нибудь лужа
вроде Балтийского или Средиземного морей, но допустить появление циклона -
грубейший недосмотр. В этом он был уверен. Они отплыли на яхте в короткий,
всего на несколько дней, рейс при благоприятном прогнозе. Циклон захватил их
врасплох. Конечно, часть вины лежала и на них самих (они не слушали
сообщений), но ведь прогноз давался на длительный период. Впрочем, прикинул
он, у них все равно не было бы времени на поиски убежища - яхта плыла по
пустынным просторам Тихого океана, ближайшие острова были в тысяче
километров. Правда, они могли бы попытаться уйти с пути циклона. Эрт
старался не думать о товарищах. Он был уверен, что они погибли вместе с
яхтой. После катастрофы он никого не обнаружил - трудно было что-нибудь
увидеть среди бьющих о понтон водяных гор. Он закрылся в понтоне и припал к
окну. Понтон подпрыгивал, трещал под ударами волн, но выдержал. Не выдержала
только радиостанция. Когда через несколько часов Эрт очнулся и подполз к
ней, то напрасно крутил ручки и нажимал клавиши. Только потом он заметил на
ее корпусе глубокие вмятины. По ней ударил опреснитель воды; такое было
трудно даже вообразить, так как опреснитель был закреплен на другой стороне.
Эрт не пытался разгадать эту загадку - когда он был без сознания, ситуация
явно не принадлежала к числу тех, что могли предвидеть конструкторы понтона.
Опреснитель, однако, уцелел. Несмотря на повреждения, он давал в сутки
два литра воды, которые
вполне могли утолить жажду одного человека. Эрт назвал это "счастливым
невезением" - если бы, наоборот, вышел из строя опреснитель, но уцелела
радио-станция, то его спасли бы через несколько часов. За время своего более
чем недельного дрейфа в океане он не раз представлял себе дисколет,
совершающий сужающиеся круги над океаном, центром которых был подскакивающий
на волнах понтон, испускающий пульсирующий сигнал.
Действительность, однако, не располагала к мечтам: аварийный запас пищи
кончился и подошел момент, когда он был вынужден открыть коробку с
питательными таблетками. А перед этим он пробовал ловить рыбу. Он вызвал в
памяти сцены из фантомовизийных фильмов о море и древних людях, называвшихся
рыбаками. Эрт даже сделал крючок на манер виденных им когда-то в музее. И
как те, что были на экране, насадил на острый конец приманку и бросил на
леске за борт. Но он ничего не поймал и, в конце концов, прекратил попытки,
не желая зря тратить остатки пищи. Почти все время он лежал в тени жилого
отсека и бессмысленно смотрел в небо. Иногда до него долетал гул. На
недосягаемой для глаза высоте пролетали межконтинентальные ракеты. Конечно,
с них его не могли заметить. На этот счет он не обманывался.
Теперь остров был гораздо ближе. Сильное течение несло понтон к белому
барьеру клубящейся пены. Эрт встал и внимательно огляделся; как он и
предполагал, проходов было много. Он свернул парус и стал грести. Но это
почти не помогало; течение несло понтон прямо к широкому проходу между
рифами, поэтому достаточно было удерживать его на главном течении, чтобы
выплыть на спокойные внутренние воды. Когда грохот прибоя уже остался
позади, он бросил весло и стал смотреть на приближающийся берег. Несколько
минут работы веслом напомнили ему, что он истощен и голоден, а кожа его в
трещинах.
Понтон подплывал к косе. Эрт заметил поломанные деревья и следы,
которые оставили далеко на суше волны. И этот остров не миновал циклон. Дно
понтона заскрежетало по коралловому песку. Эрт вышел на берег, с трудом
сохраняя равновесие. Потом он вытянул понтон и упал в тени первой же пальмы.
Когда слабость прошла, он проглотил таблетку и напился. Надо было
подождать несколько минуг, пока вернутся силы. Робот, если он заметил
подплывающий понтон, мог появиться в любую минуту. Но минуты шли...
Эрт надел сандалии и, опираясь на весло, пошел искать робота. Подойдя к
линии деревьев, Эрт остановился.
- Робот! Робот, ко мне! - крикнул он.
С минуту Эрт прислушивался. Кругом царила тишина, нарушаемая только
шелестом пальмовых листьев и отдаленным шумом прибоя. Он пошел дальше. У
первых деревьев он зацепился ногой за валяющуюся проволоку, немного дальше
лежали пластиковые столбы, подмятые упавшим деревом. В чаще что-то
зашелестело. Он остановился. Шелест повторился ближе. Потом сквозь жужжание
мух до него долетело слабое попискивание. В путанице ветвей ползло какое-то
создание. Эрт раздвинул лианы, чтобы лучше его рассмотреть, и с отвращением
попятился. Это был какой-то зверек величиной с кролика, весь покрытый
слезящимися язвами. Задние лапы животного тащились за распухшим, израненным
туловищем. Почувствовав чье-то присутствие, зверек повернул голову в сторону
Эрта. Тот пошел дальше, с трудом преодолевая тошноту.
- Робот! Робот, ко мне! - со злостью крикнул Эрт.
Заросли поредели. Он вышел на край скалистой долины, отлого
спускающейся к далеким голубым водам залива. Щуря ослепленные солнцем глаза,
он разглядел беспорядочное нагромождение огромных серого цвета фигур. Кубы,
призмы, усеченные и ступенчатые пирамиды являли собой хаос форм и размеров.
Эрт прикинул, что самое высокое из сооружений не превышает трех-четырех
метров.
- Робот! Робот, ко мне! - снова закричал он, приложив ладони ко рту.
Через минуту издалека донесся плаксивый звук сигнала. Эрт сел. Он ждал,
оглядывая далекую бухту. Не без удивления он понял, что через песчаный пляж
тянется проволочное заграждение. Робот приближался очень быстро. Его
назойливый сигнал звучал все громче. В нем было что-то тревожное. Эрт
вскочил. Из пальмовых зарослей на противоположной стороне долины выскочил
робот. Он бешено несся на своих гусеницах, оставляя за собой тучи пыли.
Эрт с удивлением пригляделся к нему. С таким типом машин он еще не
встречался, хотя... Возможно, он рассчитан для ведения археологических
раскопок? Да, теперь он был уверен в этом, он видел эту модель в фильме,
посвященном историческим памятникам, музеям... Сигнал смолк, и робот резко
остановился в нескольких шагах от Эрта. Эрт подошел к роботу. Автомат
вздрогнул и предостерегающе завыл.
- Выключи сирену! - рассерженно приказал Эрт. - Какая модель? Доложить
не умеешь?!
- Немедленно беги! - крикнул робот. - Немедленно покидай остров!
Эрт задрожал от гнева.
- Ты еще будешь мне приказывать?! Ты что, поврежден...
- Здесь находится старое кладбище радиоактивных отходов! - крикнул
робот. - Беги отсюда! За рифы! Ты уже получил такое количество рентген, что
тебя трудно будет спасти. Помощь тебе окажут через тридцать минут.
Эрт обратился в бегство. Колючие ветви рвали одежду, царапали кожу,
хлестали по лицу. Не чувствуя боли, он продирался к берегу, падал,
поднимался. Казалось, сердце разорвет грудь, не хватало воздуха. Голубой
берег становился ближе. Наконец он упал, запутавшись в лежащей на земле
проволоке, и не смог подняться. Через пляж он уже полз, задевая лицом
горячий песок. Сзади доносился тревожный сигнал двигающегося за ним робота.
Эрт сознавал только одно - как можно скорее выкупаться и как можно дальше
отплыть в море, за рифы. Пересиливая чудовищную усталость, он уперся в борт
понтона и с трудом, сантиметр за сантиметром, начал сталкивать его в воду.

"Черепашки-ниндзя и Дерево знания":

  

Дора чуть-чуть придвинулась к Лео и увидела, как глубоко врезались ремни в его руки. Руки- ноги других пострадали меньше. Она освободила всех друзей от пут и устроила поудобнее, насколько это было возможно.

— Но что мы можем сделать без весел, без руля, без всяких средств управления лодкой? — вздохнул в темноте Микки.— Ты знаешь, Дора,— продолжал он,— когда эти чудовища связали нас, предварительно отдубасив своими палками, я потерял сознание... Но каким-то непонятным образом, я помню, помню все то, что промелькнуло перед моим мысленным взором в то время. Это была полная ясность сознания. Сначала показались верхушки каких-то пальм, растущих как бы прямо из океана, а потом словно всплыл плоский диск острова... Я думал, что это — спасение. Небольшой остров окружали коралловые рифы вроде тех, что мы видели во время нашего путешествия на остров принцессы Ресниц. Но этот остров был словно необитаемым. Я видел себя лежащим в лодке. Вот так лежал и бессмысленно смотрел в небо. Иногда слышал какой-то гул. Надо мной проносились ракеты и звездолеты. Но заметить меня, конечно не могли. Я попытался грести. Но это почти не помогало. Мою лодку несло прямо к широкому проходу между рифами. Когда грохот прибоя остался позади, я увидел приближающийся берег. Я подплыл к косе. Помню вывернутые с корнем деревья, следы волн, забегавших далеко на сушу. Дно лодки заскрежетало по коралловому песку. Я вышел на берег и упал в тени первой же пальмы. Когда слабость прошла, огляделся. «Может быть встречу здесь робота», - почему-то подумал я. И крикнул вслух: «Эй, робот! Робот!» С минуту прислушивался. Кругом царила тишина, нарушаемая только шелестом пальмовых листьев и отдаленным шумом прибоя. Двинулся дальше. У первых деревьев зацепился ногой за валявшуюся проволоку. Немного дальше лежали пластиковые столбы, подмятые упавшим деревом. В чаще что-то зашелестело. Я остановился. Шелест повторился. Потом сквозь жужжание мух до меня долетело слабое потрескивание. В путанице ветвей ползло какое-то животное. Я раздвинул лианы, чтобы лучше его рассмотреть, и с отвращением попятился. Это был зверек величиной с кролика, весь покрытый слезящимися язвами. Задние лапы животного тащились за распухшим, израненным туловищем. Почувствовав мое присутствие, зверек повернул голову ко мне. Я испугался и с криком: «Эй! Робот! Робот!» убежал.

Заросли поредели. Я вышел на край скалистой долины, отлого спускающейся к далеким голубым водам залива. Стал разглядывать беспорядочное нагромождение огромных, серого цвета фигур. Кубы, призмы, усеченные и ступенчатые пирамиды, лестницы из мрамора, прекрасные, но поврежденные временем статуи являли собой сущий хаос форм и размеров.

— Робот! Эй! Робот! – снова стал кричать я.

Через минуту услышал ответ. Это было как звук сигнальной трубы. Я сел. Ждал, оглядывая берег. Вдруг понял, что вдоль песчаного берега тянется проволочное заграждение. И увидел робота. Он приближался очень быстро. Его назойливый сигнал звучал все громче. Было в нем что-то тревожное. Робот на полной скорости мчался ко мне. В последний момент сигнал умолк, и робот резко остановился. Я подошел к нему. Он вздрогнул и предостерегающе завыл.

— Выключи сирену! - рассердился я. - Что случилось?

— Немедленно беги! – крикнул робот. – Немедленно покидай остров! Здесь находится старое кладбище радиоактивных отходов. Беги отсюда! За рифы!

Я обратился в бегство. Колючие ветви рвали одежду, царапали кожу, хлестали по лицу. Не чувствуя боли, я пробирался к берегу, падал, поднимался. Казалось, сердце разорвет грудь, не хватало воздуха. Голубой берег становился все ближе. Наконец я упал, запутавшись в лежащей на земле проволоке, и больше не мог подняться. Издалека доносился тревожный сигнал робота.

Я осознал только одно – надо как можно скорее броситься в воду и отплыть дальше в море, за рифы... Больше я ничего не помню,— закончил Микки.— Только плеск воды...

— Ты посетил иной мир,— задумчиво произнесла Дора.— Возможно, это было какое-то предостережение нам всем... Если бы у меня была возможность заглянуть в зеркальце, я бы тебе объяснила твое видение. Было бы не худо об этом поразмыслить...

Но размышлять Доре долго не пришлось

----------

В "Дереве познания" есть коротенькое послесловие из нескольких строк. Ну его ж можно было написать самостоятельно, я думаю. Но нет! Даже тут плагиат: видоизмененный фрагмент также из концовки, только повести Грина "Синий каскад Теллури". С другой стороны, символично: около половины первоисточников для "Черепашек-ниндзя и Дерева познания" - это произведения Александра Степановича Грина. Так что логично им и завершить эту "книгу"

"Синий каскад Теллури":

  

Океан тонул в зное. Красный песок берега, обрезанный к материку
тенистой чертой леса, сиял гладкой, лучистой плоскостью, исчезавшей в крутом
повороте мыса. На ровной его поверхности вытянулись зигзагом два следа:
крупный и маленький. В начале своего появления они держались друг от друга
на расстоянии около десяти футов; дальше, к мысу, промежуток этот суживался
наподобие острия шпаги. На повороте, за волнистым хребтом каменных валунов,
следы, перебиваясь, уничтожили последнюю, крошечную дистанцию и исчезли в
сухом блеске камней.

"Дерево познания":

  

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Океан тонул в зное. Красный песок берега, обрезанный тенистой чертой леса, сиял гладкой лучистой плоскостью, исчезавшей за крутым поворотом берега. На ровной его поверхности протянулись зигзагами четыре следа... Дальше, на повороте, за волнистым хребтом каменных валунов, следы сливались и исчезали в солнечном свете...

— Прощайте, черепахи! — прошептала королева Дора.

-------------------------------

На этом моё исследование, пожалуй, закончено. В книге есть рассказ о ловце Аяне, которого Высочайший Колдун заставил нырять за кораллом. Я не нашел первоисточника для этой истории. Учитывая все обстоятельства, почти уверен, что это тоже откуда-то списано. Может быть, кто-нибудь найдет. Но на данный момент мы можем считать это авторским текстом, собственно, оно может так и быть.

Итак, список первоисточников для "Дерева познания":

1) Роберт Ф. Янг, "Срубить дерево";
2) Роберт Шекли, "Абсолютное оружие";
3) Генри Райдер Хаггард, "Дочь Монтесумы";
4) Клиффорд Саймак, "Однажды на Меркурии";
5) Том Говард, "Вы создали нас";
6) Брайан Олдисс, "Вирус бессмертия";
7) Уильям Вайн, "Приговор";
8) Александр Грин, "Лошадиная голова";
9) Александр Грин, "Зурбаганский стрелок";
10) Александр Грин, "Поединок предводителей";
11) Александр Грин, "Наказание";
12) Александр Грин, "На склоне холмов";
13) Александр Грин, "Лунный свет";
14) Александр Грин, "Четырнадцать футов":
15) Александр Грин, "Эпизод при взятии форта "Циклоп";
16) Александр Грин, "Смерть Ромелинка";
17) Александр Грин, "Шесть спичек";
18) Александр Грин, "Корабли в Лиссе";
19) Александр и Сергей Абрамовы, "Где-то там далеко";
20) Александр Грин, "Истребитель";
21) Александр Грин, "Белый шар";
22) Владимир Обручев, "Плутония";
23) Кир Булычев, "Узники «Ямагири-мару»";
24) Кир Булычев, "Чудовище у ручья";
25) Кир Булычев, "Пленники астероида";
26) Кир Булычев, "Ржавый фельдмаршал".
27) Альберто Моравиа, "Прыжок Дино Завра";
28) Александр Грин, "Белый огонь";
29) Александр Грин, "Серый автомобиль";
30) Андре Нортон, "Бремя юртов";
31) Витольд Загельский, "Зеленый проклятый остров";
32) Александр Грин, "Синий каскад Теллури".

Тридцать два произведения... Когда я начинал исследование этой книги, мне даже в голову не приходило, что первоисточников может столько. И я думал, что подобное наблюдалось только в "Чародее зеленого острова". На самом деле, как видите, ничего подобного. В "Звездном мече" тоже хватает плагиата, ну а здесь... Возможно, это рекорд, хотя я не уверен. И шестнадцатью первоисточника выступают разные произведения Александра Степановича Грина - ровно половина. Половина из такого огромного количества! Что это? Любовь к Грину? Или его собрание сочинений лежало ближе всего к компьютеру (или пишущей машинке, но все же вряд ли текст писался на ней. Хотя я не знаю)? Или и то, и другое? Это надо спрашивать автора. Как и вообще было бы интересно расспросить его об этой работе. Ведь он не писал что-то свое на основе существующего сюжета. Он даже не переписывал/не копипастил какой-то один текст другой книги. Нет. Он собрал тучу всего разнородного и как-то это склеивал в единый текст, у которого должна была оставаться хоть какая-то единая сюжетная линия. Тут о процессе написания вообще речи, по сути, не идет. Это не написание произведение, это создание какого-то дикого попурри, какого-то винегрета, какой-то мешанины текстов. Я даже не знаю, насколько это можно называть книгой. Конечно, в "Дереве познания" существует определенная логика событий, автор перерабатывал разные моменты творчески, но... Все равно это что-то очень странное. Какой-то монстр получился, а не книга, на мой взгляд.

П.С. Фрагмент из "Бремени юртов" я процитировал не целиком, он слишком большой и просто не умещается в рамки сообщения. Кто захочет, думаю, без особых проблем найдет сам и сравнит.

  Сообщение от romario 

а оригинальный текст в книге есть вообще? и сколько, примерно, его в процентном соотношении с сплагиаченным текстом?

Насколько я могу судить, там есть небольшие отрезки оригинального текста, в которых автор увязывает между собой куски плагиата, сохраняет, насколько это возможно, какую-то сюжетную линию и единую нить повествования. Есть целая история, которую рассказывает принцесса Ресниц и для которой я не нашел первоисточника. В случае со "Звездным мечом" сложно поверить, что это не плагиат, однако на данный момент мы можем это только предполагать, соответственно, сие тоже надо считать авторским текстом.

Я полагаю, что этого самого авторского текста там от силы 10%. Это максимум. Да и то, скорее всего, меньше, вряд ли больше 5%. Конечно, если мы не считаем какие-то вставки или переделки внутри плагиата. Например, Трилли рассказывает историю про прыжок динозавра, и это просто копипаста рассказа "Прыжок Дино Завра", о чем я писал выше в одном из постов. Но по ходу рассказа следует реплика другого друида, которой, конечно же, в оригинале нет. И это авторский текст. Но насколько стоит его в таких случаях выделять? Самостоятельного повествования от автора там минимум. Почти вся работа создателя книги заключалась в копипасте, переделке этой копипасты в плане изменения имен и еще некоторых деталей и сшивании получившегося результата в одно целое. Как я уже писал выше, я даже не знаю, можно ли это считать процессом написания книги. Это как будто что-то другое, это компиляция, можно сказать, компиляция с творческим оттенком.

----------------

  Сообщение от Ученик Леонардо 

Чем плох подобный винегрет? Да как раз тем, что в нем нет целостности, нет единой сюжетной линии

В том-то и дело. Даже такую компиляцию, если над ней хорошо поработать, думаю, можно было сделать куда интереснее. Связать полноценной сюжетной линией, подрихтовать атмосферу, чтобы она была цельной и единой и так далее. Но создатель "Дерева познания" повел себя совсем не так. Он просто запихивал разные ингредиенты, лишь бы было, только отдаленно связывая их друг с другом. И получается, что вроде как и есть общая сюжетная линия (борьба черепашек и жителей планеты Ригель с Высочайшим Колдуном), а вместе с тем мы имеем дело с обрывками, которые зачастую взяты из оригинала не целиком, а потому теряют смысл, оставляют кучу вопросом и сюжетных направлений, которые остаются оборванными и не реализованными, зачастую непонятно, к чему что-то было, почему это происходило, зачем нам об этом рассказали. Описываемые реалии противоречат друг другу, поведение героев подчас кажется странным, непоследовательным. Целостность наблюдается, в основном, там, где взяты целиком или почти целиком другие произведения, и вот внутри них эта целостность и присутствует. При этом их связь с остальным сюжетом остается нередко под вопросом, либо же они выступают как просто история внутри истории. Атмосфера у сплагиаченных произведений тоже разная, потому в "ДП" она получается рваная, дерганая, непонятная, как по мне, как бы нездоровая. Я уж молчу о том, что на атмосферу детской книжки о популярных героях она не тянет ну уж никак.

Там же, где автор решил проявить свое творчество, он в одном месте выдал, как по мне, такую дикость, что вообще. У него в книге есть и цветные шары, которые он выдрал из одного произведения, и атомных ящеры, взятые из совсем другого. И тут автор совмещает это таким образом, что цветные шары, по словам атомных ящеров, являются их... яйцами. Я уже об этом писал. Учитывая все, что книга нам рассказала о цветных шарах и об атомных ящерах, это звучит лично для меня, как реально уже горячечный бред или какие-то дикие искажения сознания под действием наркотиков. Хуже сложно придумать для данной ситуации, как по мне.

А эта ерунда с тем, что в конце книги вдруг оказывается, что Тортон - это и есть Высочайший Колдун? К этому ведь ничего не подводило. Еще в "Звездном мече" упоминаются и Колдун, и служащий ему хозяин времени Тортон. В "Дереве познания" Тортон тоже появляется под конец книги, тоже он служит Колдуну. И вдруг выясняется, что Тортон - это и есть Колдун. Может, это было бы и интересной идеей, но здесь опять лично у меня ощущение какого-то бреда: что, к чему, почему? А за этим ничего и нет, потому что бОльшая часть последней части (прошу прощения за тавтологию) - это копипаста "Бремени юртов" Андре Нортон, и там кто-то один оказывается кем-то другим. Сказанную об этом фразу из оригинала наш неизвестный автор и превратил в "Нортон - это и есть Высочайший Колдун". Подставил просто, и всё, по большому счету. О смысле спрашивать не стоит, где его там найдешь...

  Сообщение от Ученик Леонардо 

По книге у этих ребят настолько негероическое поведение, что искренне беспокоиться за их многочисленных проблемы трудно

Ну, им, в принципе, и нет повода быть героями, они просто жители планеты И даже вон не побоялись поплыть, чтобы помочь черепашкам Правда, в итоге в этом плавании они только сами заработали проблемы, абсолютно ничем не помогли и, наоборот, вынудили черепах-ниндзя снова им (друидам) помогать Но, повторюсь, они и не должны вроде как быть какими-то особыми героями, во всяком случае, большинство из них.

  Сообщение от Ученик Леонардо 

Единственное серьезное сражение происходит в самом конце книги

  Сообщение от Ученик Леонардо 

Лишь в последней четвертой части мы можем прочитать подробное описание финального противостояния

По той простой причине, что оно почти дословно слизано с битвы из того самого "Бремени юртов", о чем я выше писал с цитатами Можете там почитать, увидите ту же самую битву. Вот отсюда она и взялась. А в других копипастах таких битв не было, сам же автор не удосужился их придумать и расписать

  Сообщение от Ученик Леонардо 

Пока что эта книга (из тех, что я прочитал на данный момент) стоит дальше всех от вселенной черепашек-ниндзя. Ключевой косяк здесь в переносе места действия на сказочную планету Ригель. В других книгах серии путешествия во времени и космическом пространстве тоже периодически случались (достаточно вспомнить "Космическое путешествие" или "Черного колдуна"), но есть одно важное отличие: черепашки всегда контактировали с людьми и оставались героями-ниндзя, а не космическими няньками, присматривающими за инопланетной мелюзгой. Сеттинг на планете Ригель максимально непохож на земной мир и напоминает скорее сказочную страну, в которой нет признаков современной индустриальной цивилизации (хотя у главного злодея есть в распоряжении роботы и атомные лаборатории). Почему это плохо? Причина простая: черепашки-ниндзя это герои именно городской массовой культуры. Они живут в канализации, учатся боевым искусствам под руководством Сплинтера, обожают пиццу и дружат с журналисткой Эйприл. Все эти моменты в "Дереве познания" пропущены. Хуже того: в книге нет никаких указаний на специфические характеристики черепашек как ниндзя. Ни слова не сказано про кинжалы, катаны, нунчаки и звездочки сюрикэн. Леонардо, правда, орудует огромным мечом против врагов, но это волшебный меч из книги, а не японская сабля, спрятанная у него за спиной. То есть в "Дереве познания" не только место действия максимально удалено от черепашьей вселенной, но и сами четверо мутантов являются черепашками только по именам, не показывая при этом ни черепашьей психологии, ни навыков владения оружием.

Здесь фэнтезийный сеттинг, как и в "Звездном мече". Только очень специфический именно из-за компиляции множества произведений, в том числе нефэнтэзийных, в итоге получается непонятная каша на общей фэнтезийной основе. А что касается черепашек, то, конечно, нет ничего удивительного в том, что они практически никак не связаны со своей оригинальной вселенной. Если вы обратили внимание, здесь нет речи о повязках на глазах, значках с первой буквы имени, типичном для каждой черепашки оружием, даже панцири не упоминаются. То, что черепашки - это именно черепахи-мутанты, практически нигде не проявляется, есть только забавный момент, за который спасибо автору: когда друиды сталкиваются с огромной черепахой, взятой из "Плутонии" Обручева, они со смехом рассуждают о том, что подумали бы наши четыре героя, встретив эту черепаху. Тут автор и правда молодец. Жалко, что это чуть ли не единичный случай. В целом же черепашки тут - это лишь обертка. На самом деле это фактически и не черепашки-ниндзя, что касается и их характера. В частности, нет вообще никаких упоминаний о пицце. И, да, нет вообще больше ничего из "черепашьего" сеттинга: ни Эйприл, ни Сплинтера, ни Шреддера с Крэнгом, ни даже их упоминания. Вы верно отметили, что в том же "Космическом путешествии" нам рассказывают именно о черепашках-ниндзя: там они действительно ниндзя-мутанты, там есть Эйприл, присутствуют, пусть и совсем чуть-чуть, Шреддер и Крэнг (пусть и под другими именами). "Дерево познания" же из тех "минских" книг, где прямой связи с вселенной черепашек нет вообще. И неизвестно, знает ли автор вообще хоть что-нибудь, кроме имен героев и того, что их называют черепашками-ниндзя.

  Сообщение от Ученик Леонардо 

Так Минск сам рубил сук, на котором сидел

Только, похоже, "Минск" это полностью устраивало Предполагаю, что для создания в среднем более качественных книг требовалось бы куда больше времени и средств. А они клепали побольше и подешевле, продавали же, видимо, по всему бывшему СССР или, как минимум, в некоторых постсоветских странах, то есть, на огромном рынке. При этом отсутствовал массовый Интернет, потому люди не могли столь широко рассказывать друг другу об этих книгах. Плюс некоторые, полагаю, покупали сразу по несколько книг. И это был рынок, на который такая литература только-только массово хлынула, потому люди были не очень разборчивыми. В этой ситуации "Минску", ставившему явно сугубо цель заработать как можно больше, требовалось выпускать больше, больше и больше книг с яркими обложками и популярными героями. Что они и делали и, похоже, заработали очень солидно, продавая, в том числе, и такой ужас, переполненный беззастенчивым плагиатом, как "Дерево познания"...