Лезвие. Его катана

***

Мне едва исполнилось двадцать, а я уже несчастна… Я потеряла всех, кого любила, кем дорожила…
Моя семья бросила меня. Возможно, я была им не нужна? Я была меленькой и беззащитной, а над городом витала белая смерть и тонким кружевом покрывала все вокруг. Пощады не было. Это тончайшее кружево коснулось и меня, накрыло мою голову тонкой белой вуалью. Наверное, я была очень милой – такой невинной, наивной и прекрасной – ангелочком, который принимает муки за этот мир и его жителей.
Снег все падал и падал, и нельзя было от него скрыться. Нельзя было убежать от стихии. Было очень холодно и страшно. На улице была глухая ночь, а я встречала её босоногим, чистым ребенком. Я была босая в мороз, в лютую стужу. Ноги мои замерзли. Ужасно хотелось есть, от голода уже начинало сосать под ложечкой, и чтобы хоть как-то согреться, забыться и утешиться… Мне казалось, что меня преследуют призраки. Злобные и грозные. И чтобы как-то избавиться от своих страхов и забыть про физические неудобства, я решила петь. Голос мой был слабым, охрипшим, едва слышимым, но проходивший мимо одинокий прохожий услышал его. Я знала это, так как шаги этого человека, до того гулкие и отчетливо слышимые, прекратились прямо напротив того переулка, в котором я спряталась.
Присутствие этого слушателя не смутило меня, а наоборот, приободрило. Я была рада, что в этом замерзшем городе, в этом ледяном мире есть еще кто-то, кто тоже одинок в эту морозную зимнюю ночь. Он нашел меня, и теперь мы могли быть одиноки вместе.
Все еще продолжая петь, я выглянула из-за кучи старого хлама, за которой скрывалась от всех, и увидела статного, зрелого, хорошо одетого мужчину. Каким-то образом своим детским умом я смогла распознать в нем что-то, что внушало уважение и доверие. Его лицо, с резко выделяющимися в лунном свете скулами, имело слегка грубые черты и дышало мужественностью и силой. А глаза… О глазах стоит сказать отдельно.
Глаза суровые и холодные, как льдинки, эти глаза, которые так часто с презрением и насмешкой встречали вражеский вызов, глаза, которые наливались кровью, когда их обладатель с наслаждением убивал свою жертву, эти колючие глаза были полны печали и тоски.
С губ его сорвался стон и я умолкла, дав ему возможность прийти в себя. Через время, видя, что он не может успокоиться, я решила подойти к нему.
Мое маленькое сердечко стучало, словно молоточек и готово было выскочить из груди. Голова моя кружилась от голода, в глазах иногда темнело. Каждый мой шаг – был болью. Острые ножи мороза вонзались в мои ступни. Все тело болело, но я продолжала идти к нему.
Каким-то чудесным образом я сумела распознать в этом мужчине своего спасителя. Я чувствовала его силу и хотела, чтобы он помог мне, передал хотя бы частичку этой силы: мне необходима была его защита.
Наконец я добралась до него и, дернув его за рукав, спросила не нужна ли ему помощь и все ли в порядке. Слабо улыбнувшись и с болью посмотрев на мои босые ступни, он сказал, что ему стало грустно от песни, которую я пела. Он поднял меня на руки, укутал мои ноги в свой шерстяной шарф и попросил меня спеть еще. Он опустился на колено и, слабо содрогаясь от тихих рыданий, слушал мое пение.
В тот вечер я обрела новую семью. У меня появился папа.

Очень мило и душевно.
Это, случайно, не про Караи и Ороку Саки?
Мне так понравилось! Автор, превосхдно!

вааа... душевно... согласна с Sashen'ka! превосходно автор! А продолжение будет?

***

Я, наконец, обрела новую семью, и у меня появился папа.
Время проходило. Наша дружба росла. Ссорились мы крайне редко, а когда это случалось, то не обижались друг на друга слишком долго и быстро мирились, потому что мы понимали: у нас есть только мы. Наше одиночество роднило нас и всегда заставляло прощать друг другу. Мы старались держаться вместе и бережно хранили нашу семью.
Папа очень любил меня и буквально носил на руках, сдувал с меня пылинки. Но все же он был мне не столько нянькой, сколько мудрым и опытным наставником. Он был моим учителем. Моим мастером.
Он всерьез занялся моим образованием. Кроме обычных уроков, которые изучали простые дети, у меня были еще и другие занятия, ведь я была особенной девочкой. В числе дисциплин, которые мне предстояло освоить были кодо – практика медитации и самопознания с помощью вдыхания благовоний. Обучение игре на очень чувствительном музыкальном инструменте – кото.
Для того, чтобы научится на нем играть нужно очень много терпения и усердия, кроме того необходимо, чтобы движения были легкими и нежными, но в то же время смелыми и решительными, поскольку этот струнный инструмент требовал особого обхождения и умения. Я помню, как отец играл на нем. Мне это казалось просто волшебным. Я восхищалась его умением и хотела научиться обращаться с кото так же умело и искусно, как он. Кроме того в списке моего образования были и другие предметы. Отец обучал меня разным искусствам. В их числе были и боевые.
Как мне было радостно и грустно посещать эти тренировки. Папа был беспощаден в моем обучении. Боевыми искусствами я занималась больше восьми часов в день. Я изнемогала, мне было больно, я разбивала себе кулаки в кровь, и ходила все время в синяках. Но я ни разу не пожаловалась ему на боль или усталость. А он все продолжал бесноваться, иногда он ночью вытряхивал меня из одеяла и мы вместе совершали длительные пробежки, после которых я падала замертво, а утром снова начинались тренировки. Иногда это доходило просто до абсурда, до грани, но мой отец очень хорошо знал человеческую природу, и он понимал, что человек может вынести очень многое, но для этого ему нужно закалять и тренировать себя.
Были и другие важные уроки. Они часто случались у него в виде коротких и внушительных изречений. Один из этих уроков я помню очень хорошо. Это был урок преданности.
Я помню его слова. Они намертво врезались мне в память.
Я превосходно выполнила один прием – папа похвалил меня, что случалось крайне редко, поскольку он вообще был скуп на слова, а потом неожиданно спросил:
- Ты ведь никогда не предашь меня? Верно?
- Никогда-никогда, папочка.
- Хорошо, – ответил он. Затем встал предо мной на колено, положил руки мне на плечи и внимательно глядя мне в глаза, доверительно сказал: - Запомни: честь и преданность своему господину – это самое важное и самое главное, что может быть в жизни любого воина. Ты мой маленький, храбрый воин, и если ты меня предашь, то я не пожалею и убью тебя.
- Папа, - резонно возразила я ему, не уловив в его последних словах никакой угрозы. – я не воин, я – девочка.
- Это пока. Но очень скоро ты станешь моим верным помощником и моей правой рукой. Запомни это, котенок. Ты должна быть мне преданна до конца, чтобы не случилось. Обещаешь? – в ответ я активно закивала головой. – Вот и хорошо. – он встал, и, по старинному японскому обычаю, торжественно и сдержанно мне поклонился.
Отец учил меня никогда не унывать, всегда быть стойкой и сильной духом. Он говорил, что судьба несет в себе очень много испытаний и опасностей, которые нужно уметь преодолевать с гордо поднятой головой и не терять при этом ни секунды. Он учил меня быть беспощадной к врагам и строгой с союзниками. Говорил, что доверие – это роскошь, которую человек не может себе позволить.
Это были очень важные уроки, смысл которых я поняла только спустя много лет. Испытания и тренировки закалили меня и мой характер. Папа не переносил нытья, а поэтому меня воспитал в строгости и дисциплине. Я никогда не плакала от боли или усталости. Я училась.
Я училась. Хоть было очень тяжело и больно, хоть я умирала от перенапряжения и изнеможения, все же тренировки с отцом были самыми счастливыми моими воспоминаниями, лучшими моментами моего детства. Мне было так радостно, когда мы вместе заходили в просторный тренировочный зал. На нас были широкие, удобные кэйкоги (тренировочные костюмы) черного шелка. Папа очень хорошо знал японскую историю, культуру и традиции и очень досадовал на необразованных людей, которые считали, что кимоно и кэйкоги – одно и то же.
Он был очень мудрым и сильным человеком. И когда мы тренировались, когда он учил меня – я могла почувствовать его силу и погрузиться в глубину его мудрости. Такие моменты нас очень сильно роднили, и, хотя его любовь ко мне была огромной, он начинал любить меня еще больше. Мы были семьей, в наших тренировках была какая-то магия, какая-то тайна и мне очень нравилось, что мы становимся еще ближе и еще дороже друг другу. Что и говорить – мой отец был для меня идеалом. Он был моим идолом, моим божеством, которому я молилась и которому поклонялась. Он был мом господином, я была полностью в его распоряжении, и мне всегда казалось, что ради него я умру, ради него сделаю безумство, ради него совершу преступление. Если он будет умирать я не оставлю его одного. Я была верна отцу, - он хорошо меня натаскал.
Мы были отцом и дочерью. Мы были семьей. Я надеялась, что нас ничто не разлучит, что ничто не прервет нашей связи. И связи ниндзицу… Я хотела, чтобы папа обучал этому тайному искусству меня одну. Но…
Я старалась делать все, чтобы мой отец гордился мной. Я совершенствовала себя, я так хотела, чтобы он понимал, как я его ценю и радовался тому, что у него есть я – его любимая и единственная дочь. Однако, не слишком долго мне пришлось быть единственным ребенком в семье.
Я не помню точно, что послужило причиной – она окончательно истерлась из моей памяти. Но мы с папой очень сильно поссорились. Он громко кричал и был зол, я никогда его таким не видела. Своими жестокими словами он довел меня до слез, и я впервые за много лет заплакала, а он, не желая видеть меня такой, ушел в другой зал. Из соседней комнаты раздалась оглушительная и резкая, но каким-то образом гармоничная, мелодия: отец остервенело мучил рояль и, с бешенной скоростью перебирая клавиши, выплескивал свое раздражение с помощью музыки.
Когда я успокоилась и привела себя в более приличный вид, то пошла к нему - мириться. Он сидел за роялем, мелодия продолжалась высокими и резкими тонами. Сделав акцент на аккорде, он спросил меня:
- В чем дело? Ты раздражаешь меня. Твое присутствие меня бесит. – я совсем не ожидала от него таких слов и была обескуражена, но потом все же нашлась с ответом.
- Да…
- Я тебе скажу больше. Ты избалована, как единственный ребенок. Тебе нужен брат… Я устал от тебя. – мне казалось, что вся его любовь испарилась, я была очень расстроена и поражена.
Мой отец был слишком добр, и привык выполнять сказанное. И вскоре наша семья пополнилась еще одним одиноким бродягой.

Вот это да! Вот это прода!
Великолепно, слов просто нет.
Жду еще продолжения!

Хороший текст. Напоминает немного Чарскую, но скорее содержанием, чем стилем изложения (здесь он получше =))) ). Но вот что режет глаз, так это ошибки. "Не придашь меня", "бешенный" посреди нормального текста - как обухом по голове. И нужно следить за большими и маленькими буквами возле прямой речи. Если точка - то после тире после этой точки должна идти большая буква. Если запятая - то маленькая. А не наоборот.
Ждем продолжения =) Правда, никак не могу отделаться от мысли, что это робот с червяком в пузе Т_Т канон портит всё впечатление, блин Т_Т фу такой канон Т_Т

проду, please!!! проду!!!

  

Но вот что режет глаз, так это ошибки. "Не придашь меня", "бешенный" посреди нормального текста - как обухом по голове.

А я вот сидела и думала: ну неужели все такие невнимательные, что не заметят?
Вот нашла хоть одного внимательного читателя.
Кроме того, Даниэла Крис, ты, может-быть не заметила еще одного недочета:

  

Я была босая в мороз, в лютую стужу. Ноги мои замерзли. Ужасно хотелось есть, от голода уже начинало сосать под ложечкой, и чтобы хоть как-то согреться, забыться и утешиться.

Одна я заметила, что это предложение не закончено?

Заметила, но "не придашь" выбило из моей головы все другие мысли XD
Если видишь ошибки сама, лучше их исправлять перед выкладкой. А то сама себе бяку делаешь

Мну знает, но мну хочет проверить внимательность читателя. Пока только ты попалась)))
Это означает, что очень мало людей действительно всматриваются в саму структуру текста... Печаль...

Или очень мало людей грамотных читает. Или все архивежливые.
Другое дело, что внимательные и грамотные могут не захотеть читать дальше, если придется продираться через ошибки Да еще и намеренно оставленные - получается неуважение к читателю, мол, на, ешь что дают.

А я, между прочим, не люблю покалывать авторов на их ошибках, мне дали текст, я прочитала. Может, некоторые читатели не хотят делать замечания по одной просто причине - не обидеть автора. Может, автор старался, а его сейчас начнут: "Вот здесь ошибка, вот там ошибка" и т.д. и т.п. Я, конечно, понимаю, что это не правильно, но всё же, пусть автор сам ищет свои ошибки, пусть изначально будет внимательнее, многие такие советы дают.

Стараний автора никто не отнимает и я их отметила. В плохом тексте на ошибки внимания не обращаешь, плюешься, закрываешь и все. В хорошем тексте ошибки режут глаз, портят впечатление, без них текст покажет весь свой потенциал. Почему бы не помочь автору сделать текст еще лучше? Если автор не захочет критики, он скажет об этом сам.

Конечно, но, я, допустим, не люблю давить на автора. И кстати, необязательно, чтобы в плохом тексте ошибок не было видно. Ведь есть хорошие тексты, в которые вчитываешься и на ошибки уже все равно
И этот текст не исключение, но в нем очень хорошо были видны орфография и орфоэпия. Хотя, нет смысла врать. Текст отличный и, мне кажется, многие вчитываются не в то, как написан текст, а в его содержание.

На автора никто не давит. Я предлагаю выбор, принимать или нет - автор разберется сам.

Соглашаюсь и поддерживаю!

Да. а я вот тут сидела и наблюдала за вами. и грустно-грустно так думала: что б полезное сказали... ну, я даже не заню зачем вы затеяли сей диалог. и меня-то не спросили... извините, что пристаю со своей философией... ну, а меня-то особо не задевает критика на счет того, что у меня есть ошибки. я сама это знаю, и сама это замечаю. но часто бывает уже поздно исправлять или вмешиваться в уже готовую структуру текста. есть ошибки? конечно! а у кого их нет, смею спросить? да и ладно. забудем это все.
P.S. просто и мне захотелось поучавствовать в вашем диалоге, девчонки. вы извините еще раз, что вмешалась уже тогда, когда вы закончили... ну просто не могла умолчать...
(ну, много ли ошибок совершил наборщик?)))

  Сообщение от Darkhunter 

но часто бывает уже поздно исправлять или вмешиваться в уже готовую структуру текста.

Попробуй вычитывать перед выкладкой. Можно вслух, так лучше замечаешь ошибки - я сама так всегда делаю =) потому что, конечно, у всех ошибки случаются, но вычитка их исправляет. Это не так сложно делать и это уважение и к себе, и к читателю.
Не расстраивайся, не будь текст хорошим, такого диалога вообще не было бы. Из-за плохих текстов так не спорят

  

Не расстраивайся

да я и не думала, мне просто было любопытно наблюдать за этим вашим диалогом... он мог бы... а, ладно... не буду...
а по таким поводам я вообще не расстраиваюсь. я ведь пишу не для других а для себя.

Твои тексты неравнодушны людям. Это уже очень многое.

Вот и правильно
Текст действительно отпадный. Редко встретишь такие тексты.
Был бы это простенький фан-фик про всякую чепуху, которую уже мгого раз писали другие авторы, вряд ли у нас образовался бы этот диалог

Текст - отпад!История - событий - улёт!Автор я жду твоего продолжения.

***
Да. В нашей семье появился еще один одинокий бродяга.
Это был светловолосый мальчик и для своих лет он был просто исполином. Но таким красивым исполином, каких я никогда не видела, потому что в моем представлении великаны всегда были некрасивыми, просто уродливыми и у них был всего один глаз… Ну, у нашего здоровяка все было на месте, и глаза тоже.
Хоть я была немного старше него, но чувствовала себя рядом с ним как бы неловко: мне все казалось, что я такая маленькая по сравнению с ним. Такая ничтожная и никчемная…
Да, этот малолетний бандит, которого мой отец взял с улицы, был просто огромен. И мне казалось, что он сын какого-то древнегреческого бога и прекрасной смертной. Он был полубогом для меня – таким было мое первое впечатление.
Когда я его увидела в первый раз, мне действительно почудилось в нем что-то непобедимое, могущественное, он предстал предо мной как полубог-герой. Сын солнечного Гелиоса. А может, он и сам был богом-солнцем? Не знаю, но он был прекрасен. До тех пор пока не заговорил.
Голос у него был низким, грудным, успокаивающим, и мог бы быть просто волшебным, мог бы послужить сильным козырем для какого-нибудь обольстителя и сердцееда. Но в нем было столько противных интонаций, столько неприятных модуляций, что мне стало не по себе, и жутко захотелось заткнуть в его глотку ботинок.
Так мое восхищение этим гигантом в доли секунды превратилось в неприязнь. Я уже не чувствовала себя неловко. И теперь решила мстить ему за то, что он поставил меня в затруднительное положение, и ввел в заблуждение своим героическим видом. Я решила, что заставлю ЕГО чувствовать себя неловко, пусть помучается.
У него был очень грубый и неправильный выговор. Мы с отцом, хоть и были в ссоре, но в случаи обучения здоровяка объединялись. Мы убили уйму времени на то, чтобы отучить малолетнего бандита от некоторых его речевых оборотов, и научить его приличной речи. Более или менее. Все же нам удалось сделать из него человека, ну, или хотя бы что-то отдаленно напоминающее человека…
Да, я и отец упорно тренировали этого великана. Но он был очень не доволен тем, что должен подчиняться мне и слушаться меня. Хоть я была старше, однако, это не было для него показателем. Он уважал только силу.
Да, только силу.
Но, кроме того, что он был просто несносным, постоянно меня задевал и дразнил, вечно делал мне какие-то колкости и неприятности… Кроме всего этого он еще и отнял у меня отца. Нет, время от времени меня конечно замечали…
Например, когда мы все вместе занимались боевыми искусствами, и папа ругал меня, а этот буржуй – не знаю, почему я его так прозвала, - этот буржуй упивался и тихо радовался тому, что меня отчитывают. Как меня это злило и расстраивало. Еще и отец так унижает меня на глазах у этого противного несносного мальчишки… Как мне тогда было грустно и горько. Я начала регулярно поливать подушку слезами. Меня так это все унижало. Эти презрительные взгляды отца… Или нет… Его безразличные взгляды. Если я что-то делала хорошо, то он этого не замечал, а если совершала хоть малейшую ошибку, то он был беспощаден. Он очень сильно ругал меня.

Вскоре и наш гигант так же как и я стал ходить в синяках. Но к нему отец был еще более беспощаден, и даже жесток, чем ко мне. Этот детина весь ходил синим, часто он был в крови. Лиловые синяки, желтые синяки, кровоподтеки почти не сходили с него, и каждый день на нем появлялась новая отметина. Я вообще не понимала, как он ходит, настолько он был избит. И даже немного жалела его, но ни лиловые пятна по всему телу, ни мои сочувствующее взгляды не могли его смягчить. Не могли остановить его: он, не смотря на всю занятость, все же каким-то чудесным образом находил возможность мне насолить, или сделать какую-нибудь подлянку.
…Я знала, я чувствовала, что наш великан начинает замыкаться в себе. Я сочувствовала ему, я понимала, что на самом деле он не злой, но при таком обращении, как у моего отца, трудно было оставаться хорошим. Да очень трудно. Я замечала, что он становиться еще более нелюдимым, еще более злым и свирепым.
А я относилась к нему двояко. Первое впечатление о нем у меня было хорошим. Дальше он казался мне невыносимым и противным, но теперь что-то во мне поменялось. И я уже не так его ненавидела: вся моя ненависть ушла. Я поняла, что просто не знаю его. Совершенно.
Однако, моя ревность не угасала. Я ревновала его к отцу. Он уделял ему больше времени чем мне. И это, пожалуй, было теперь единственным препятствием, из-за которого я не хотела хотя бы попытаться завязать с ним дружбу или хотя бы нормальный разговор, ведь когда мы говорили, то только огрызались и грубили друг другу.
И… Я действительно понимала, что здоровяк начинает занимать в сердце папы определенное место, он смещает меня и становится любимцем. Не знаю, может мне просто так казалось или же это была моя ревность, но определенно отец отдавал силачу больше времени, чем мне. Он хотел его как следует натаскать.
Не знаю почему, но вскоре меня отстранили от занятий и я занималась самостоятельно в другом зале, в то время, как папа и мой брат практиковались в другом помещении.
Не знаю, какие причины побудили отца так сделать. Может я была уже достаточно натренирована, чтобы продолжать самостоятельно изучать ниндзицу. А может нельзя было мальчикам и девочкам заниматься вместе. Не понимаю, что могло заставить папу так поступить, но я была на него очень обижена. Мне казалось, что меня бросили. Предали.
Я перестала быть фаворитом. Я горько думала о том, что, возможно, этот здоровяк способнее меня. Может, отец решил, что из меня не будет проку? И пустил все на самотек? Возможно, что сейчас этот исполин изучает с мастером какие-то особые приемы. И, когда придет время, то правой рукой мастера, его преданным воином станет он, а не я?
Однажды я нашла в себе храбрость и подглядывала за тем, как они тренируются. Да это было определенно нечто. И у гиганта это получалось неплохо, хоть отец ни разу не похвалил его, а только ругал.
… Не знаю почему, но я решила… Я поняла, что папа хочет сделать из него злого-презлого убийцу. Или я ошибалась… Вообще мотивы такого человека, как мой отец очень трудно разгадать. Тем более невозможно разгадать его замыслы ребенку, каким я была тогда.
С отцом мы стали общаться крайне редко. Он отдалил меня от себя. Я вам об этом уже говорила…
Тогда я решала заниматься до потери сознания. Совершенствовать себя. Я ломала себе кости, разрывала мышцы и суставы. Тянула из себя жилы. Я хотела стать непобедимой. Я хотела показать своему мастеру, какого талантливого и способного ученика он лишился. Я хотела показать кузькину мать… даааа…
Как все это сложно, и непонятно. К чему все эти жертвы?..
Отношения с силачом были очень натянутыми. Папа первое время не замечал наших ссор и дрязг, но потом все чаще и чаще стал обращать на это внимание. Он ничего не говорил, но он наблюдал: я это чувствовала.
И вот произошло событие, которое навсегда положило край нашей вражде. Это было так.
Как-то наша с гигантом перепалка зашла слишком далеко, а это было во время совместного обеда, и он начал кидаться в меня едой, я ответила ему тем же. А папа спокойно ел и даже бровью не повел. В конце концов, еды на столе совсем не осталось, из приборов уцелел только тот, что был у отца, а мы грязные как свиньи разносили столовую. Вскоре мы уже устали, и исход этой войнушки было решено перенести до следующего раза.
Когда мы пришли к этому объективному выводу. Мастер молча встал, подчеркнуто вытер губы тканевой салфеткой, и, не взглянув на своих приемных отпрысков, то есть на нас, с молчаливым осуждением вышел из комнаты.
Мы непонимающе переглянулись, и прочли в глазах друг друга что-то такое неуловимое, что я тогда смогла понять не полностью, а теперь не могу это описать. Только через минуту мы осознали, что произошло, и, не сговариваясь, пошли просить прощения, за свое поведение. Мы думали, что это нам сойдет с рук. Но не тут-то было.
Отец не кричал и не ругался, он приказал нам подняться в свои комнаты помыться и переодеться в кэйкоги, а потом спустится в тренировочный зал, что мы беспрекословно выполнили.
Он ожидал нас там. Суровый. Строгий. Неумолимый.
Он сказал, что я и мой брат не враги, что мы семья и должны это понимать. Мы должны быть одним целым. А потом приказал нам тренироваться до утра, запер на ключ дверь в тренировочном зале. Мы не посмели его ослушаться, и до утра уже еле дышали.
Однако, этот урок мы хорошо усвоили. Мы перестали ссориться, целая ночь проведенная вместе за бесконечными, непосильными тренировками сроднила нас. Мы стали братом и сестрой. Мы поняли друг друга.

Прода - хорошая,душевная! Но мне не терпиться о приключениях узнать!Так что продолжай!)))))))))))))))))))))))))))))

Автор, когда будет продолжение?) История очень интересная, хотелось бы почитать её дальше)