Оригинал: https://www.fanfiction.net/s/1393089...zNAjijcnBszQhi

Он сказал, что они дома, когда они в первый раз достигли Оазиса, но это было не совсем правдой.

По крайней мере, для него.

Конечно, это место было раем на земле. Много раскидистых зеленых деревьев, чистая вода и свежий воздух. Прекрасные горы. То, что он знал из воспоминаний о прошлом. Как этот клочок земли смог избежать мутагенной бомбы, он никогда не узнает. В реке водилась рыба, в лесу росли фрукты и овощи, и было достаточно места, чтобы построить дом, в котором они все смогли бы жить, если бы захотели. Донателло уже возбужденно рассказывал о новой лаборатории, Микеланджело требовал участка для овощей, а Рафаэль, в своей привычной манере, ворчал, сколько поездок в пустыню и заброшенные города потребуется, чтобы найти запчасти и построить гараж, достаточно большой для Чомпи. Следующие несколько дней они провели, обдумывая, планируя и строя, все были взволнованы созданием нового дома.

Для Леонардо дом — это не Оазис.

Его разум был все еще немного затуманен ото всей этой путаницы. Он все еще забывал имена и сражался с медитативными позами (он знал, что медитировал и раньше, но просто еще не знал, как войти в это состояние). Собственный язык все еще казался ему чужим, голос — хриплый от многих лет рычания и рева в ипостаси Максимуса Конга, короля Пустоши — не подходил речи Хамато Леонардо. Ему казалось, что он прожил две жизни, и сейчас они столкнулись прямо перед ним.

Вторая мутация дала ему больше, чем просто шрамы, измененный внешний вид и физическую боль. Она опустошила его изнутри, словно огромная черная дыра навсегда врезалась в глубины его существа и вечно горела яростью, болью и страданием, которых он не мог понять. Максимус Конг знал только гнев, жестокость и силу. Какое-то время ему казалось, что это единственное, что имеет значение — наполнить дыру внутри себя миссией контролировать мир. Это не уменьшило боль и не изгнало пустоты, но в извращенном смысле это давало ему цель. Что это его часть запутанного нового измерения.

Ничто не казалось правильным в новой реальности, которая в то время была его. Ни его Военный фургон, выигранный после многих лет господства и добавивший силы. Ни его гнездо, которое он захватил, убив военачальника в три раза крупнее себя самого. Ни различные кланы и племена, воздающие ему почести из страха. Он искал, терялся и злился, словно сама кожа его зудела от беспокойства и тоски по чему-то лучшему. Чему-то вроде дома.

Затем он увидел вспышку юной черепахи в красной бандане в своей хватке, услышал имя, звучащее знакомо и странно сразу, и огонь, казалось, затих, и дыра внутри наполнилась тем, что должно было там быть. Лицо Рафаэля. Голос Донателло. Объятия Микеланджело. Запах кожи и лезвие катаны. Боль прошла, и воспоминания — его настоящие воспоминания — хлынули в его сознание, как холодная речная вода. Храбрый, безмятежный Леонардо вернулся так же легко, как и исчез, но он уже не был той стройной черепахой с синей банданой на глазах. Теперь он был сложен как валун, даже крупнее, чем Раф, достаточно большой, чтобы Майки мог висеть у него на плечах, как когда-то Спайк. Шрамы Конга остались, и он должен был научиться объединять их с личностью Леонардо.

И все же это был дом.

После долгого замешательства они направились к Оазису, все они были полны решимости найти место, где можно поселиться в тишине и покое, вдали от сражений, разлук и драк, оставаясь безымянными в стране, охваченной анархией. Лео снова узнал своих братьев, понял, что с ними произошло со дня, когда он оттолкнул их в безопасное место и заплатил за это. Его убивало сознание того, что все это время они были не вместе. Они нашли Майки чуть раньше его — младший брат последние несколько десятилетий жил один, сам по себе. Физическое тело Донни исчезло, а его разум теперь был заключен в роботизированную оболочку, о которой Лео и не подозревал. А Раф отчаянно пытался найти свою семью на протяжении многих лет, надеясь вопреки надежде, отчаянно цепляясь за Донни, пока они не нашли Майки и Лео.

Всем им не терпелось отправиться в Оазис. Лео тоже. В конце концов, разве не здорово было бы иметь место, которое они снова смогли бы назвать домом?

Но только на их третью ночь путешествия к Оазису Лео понял это. Они говорили о том, что нужно взять немного воды и припасов, прежде чем они доберутся до следующего города. Лео слушал, каким-то образом находя голоса братьев успокаивающими, пока Раф не повернулся к нему и не сказал: «А что ты думаешь, Бесстрашный Лидер?» В голосе не было ни злобы, ни насмешки, только тепло и ожидание. Глаза Донни и Майки нашли его, и у Леонардо перехватило горло. После стольких лет разлуки они еще могут легко вернуться к своим ролям в семье. Пройдя через свой личный ад, братья все еще обращаются к нему за руководством и решающим словом.

Ярость и пустота внутри Лео быстро таяли, но в ту ночь казалось, что они исчезли совсем. Нет, его место было не на вершине пищевой цепочки, завоеватель и диктатор нового мира — не его роль. Его место, проще говоря, — здесь, с братьями. Их лидер — да, но в первую очередь их старший брат. Никакая сила не может сравниться с тем, чтобы слушать голос Донни, бормочущий что-то научно-аналитическое; никакое доминирование не сравнится с объятиями Майки (он наслаждается тем, что теперь может взгромоздиться на плечо Лео). И ничто, ничто в мире не стоит дороже лица Рафа, иногда грубого, но чаще улыбающегося, когда он оглядывался на Лео, Майки и Донни, и в его глазах был мир, который отражал спокойствие самого Лео, как будто они оба разделяли общее чувство, что их поиски завершены — они именно там, где должны быть.

Когда Лео сказал: «Семья, добро пожаловать домой», стоя на вершине скалы у водопоя — он сказал это ради своих братьев. Но для себя самого он нашел дом несколько дней назад — все еще в пустыне с пересохшей землей и пылью. Под яркими ночными звездами, когда он лег спать, сжавшись между Микеланджело и отключенным Донателло, с Рафаэлем по другую сторону от Майки — он знал, что нашел свое место во Вселенной. Там, где он когда-то был и должен был быть все это время.

Дом для него — там, где его братья.

Вместе.