Я даже не знаю, кого хвалить в первую очередь — автора или переводчика. Оба проделали потрясающую работу. Глава просто космос)

Хвалить нужно автора, конечно Во-первых, это она написала интересный фик с довольно оригинальной идеей и занятным сюжетом. А во-вторых меня и так уже захвалили дальше некуда. Я себя немного неловко чувствую: я получаю удовольствие, читая рассказ на английском, потом тащусь во время перевода, так мне же потом еще и спасибо говорят (хотя мне, конечно, безумно приятно ).

Спойлер для 80zvezda59: Лоысе Тар жкзалред ри закмитрел. Закмитрел гэтид Миа.



Глава 14. Кое-что о гиппопотамах и не только.

Холодно…

Здесь так холодно…

Почему так холодно…

Мне нужно… отсюда выбраться… для черепахи вредно находиться на холоде. Мои мысли словно в тумане… Что произошло… я… пытался вспомнить… кто я такой… у меня было что-то… вроде припадка… нет… это не был мышечный спазм… это было в моей голове… все в моей голове… может ли быть припадок в голове… хотя оно того стоило… я знаю, кто я… я Донателло… Донни… Дон…со мной так много всего произошло… наверное, поэтому я почти в отключке… мой рассудок перегружен… нужно собраться… согреться… холодно… слишком… холодно…

…

…

В голове эхом разносятся какие-то звуки, но они слишком искажены, чтобы я мог разобрать, что это такое. Похоже на шум статики, который издает ненастроенное радио, только этот звук еще слышен, словно сквозь толщу воды. Что это? Я хочу оглянуться туда, откуда идет этот шум, но… я не могу пошевелиться. Я пытаюсь двинуться, сделать хоть что-то, но мышцы никак не реагируют. Тело остается неподвижным. Какого черта? Наверное, мой мозг действительно перегружен, если я даже шевельнуться не могу. Не могу даже двинуть пальцем. Допрыгался.

Ооо… как хорошо. Когда я успел так замерзнуть? Я не осознавал, насколько я замерз, пока теплая рука не прикоснулась к моему плечу. Нет, а вот трясти меня не надо, я могу обойтись и без этого. Голова и без того болит просто безумно. У меня сотрясение мозга? Очень похоже на то. Снова слышен тот же шум, сперва очень громко, потом он удаляется от меня и становится тише. Черт, да перестаньте же меня трясти! Жаль, что я не могу пошевелиться. Я уже так устал от головной боли, а эта тряска ее только усиливает.

А? А почему я лежу на полу лицом вниз? Я упал, или что? Головная боль… наверное, я стукнулся головой об пол. Нет, голова сильно болела еще до того, как я потерял сознание. Со мной рядом двое, по обе стороны от меня, они приподнимают меня с пола. Жаль, что я не могу их поблагодарить, мне так гораздо теплее. Вы серьезно думаете, что если я не отозвался на тряску, то отреагирую на пощечину?

Снова этот шум. Кто-то пытается со мной говорить? Кто бы ты ни был, я все равно не смогу тебя понять. Хотя я бы очень этого хотел. Голоса звучат напряженно. Они сердятся на меня? Кто-то убирает руку с моей щеки и прижимает пальцы к моему горлу под подбородком. Да живой я, живой. Я просто не могу двигаться и очень замерз. Надеюсь, эти ребята отнесут меня куда-нибудь, где теплее. Я холоднокровный, а в сочетании с холодным воздухом этот фактор приводит к печальным результатам.

Аа… так-то лучше. Кто-то подсовывает руки мне под плечи и под колени, поднимает и прижимает к себе. Кто бы это ни был, он (или она) гораздо теплее, чем я. Прикосновение к теплу почти болезненно. Интересно, куда меня несут. Снова шум. Тихий, словно кто-то что-то шепчет, или просто он очень далеко от меня. Мне кажется, или звуки дробятся эхом? Черт, жаль, что я не могу открыть глаза, чтобы знать, что происходит. Да что там глаза, сейчас я был бы рад, если бы смог хотя бы палец согнуть.

Мне не очень по душе, что ты меня кладешь, тебе ведь это известно, правда? Ну, по крайней мере меня устроили на чем-то мягком. Я не… ага, я снова на диване. Почему они упорно продолжают класть меня на диван, когда у меня в лаборатории устроен медпункт? Диван, конечно, удобный, но от постоянного лежания на одном боку у меня уже начинает ныть правое плечо. А тот, кто меня сюда принес, кто бы это ни был, начинает выпрямляться, отстраняясь от меня. Эй, ну я же замерз, а ты такой теплый! Вернись!

Должно быть, я издал какой-то звук, потому что он внезапно замирает, так и не вытащив до конца руки у меня из-под плеч и колен. Могу поспорить, это Красный. Он тут единственный, кто может меня вот так поднять. Я так думаю. Снова этот шум. Наверное, он мне что-то говорит. Он освобождает ту руку, что поддерживала меня под колени, и осторожно прикасается к моей щеке. Донни, ну же, открывай глаза. Он беспокоится о тебе. А-ха! Я почувствовал, как в ответ на мои усилия чуть дернулось веко. Давай, ты можешь…

Да! Глаза открыты! Теперь осталось только их сфокусировать на чем-нибудь, и будет совсем хорошо. Я могу различить прямо над собой большое темно-зеленое пятно на фоне круговорота серых и бурых смазанных клякс. Ооох… меня опять мутит… лучше закрыть глаза, пока меня снова не вырвало. Он слегка хлопает меня по щеке и что-то произносит. Может, перестанешь? Я изо всех сил пытаюсь сдержать дурноту. Еще одни голос присоединяется к голосу Красного. Я по-прежнему не имею понятия, о чем они говорят. Даже та бессмысленная чепуха, с помощью которой они общаются, не может сейчас достичь моего затуманенного рассудка. Все слышится нечетко и приглушенно, так что я не могу разобрать отдельные звуки.

Еще голоса, эти звучат резко и встревоженно, рождая внезапное эхо, отскакивающее от стен комнаты. Черт, а они не могут чуть убавить громкость? Моя голова все еще раскалывается от боли. Может, я смогу сказать им, чтобы они замолчали? Вот блин, вышло неловко. Я попытался что-нибудь произнести, а получился только какой-то всхлип. Хотя он заставил всех притихнуть. Их голоса теперь звучат гораздо тише, но все так же обеспокоенно. Что за…о… одеяло. А почему от него идет тепло? Ну да, это же одеяло-грелка. М-да, с головой у меня конкретно не в порядке, если у меня не сразу поучилось сообразить такую простую вещь. Во всяком случае, мне теперь будет не холодно.

Хммм… а вот тут есть проблема, которую я не рассматривал. Тепло погружает меня в сон. Заснуть сейчас не самая хорошая идея, если у меня сотрясение. А есть ли у меня сотрясение? Я помню, как сгруппировался, прежде чем рухнуть на пол… ну, что-то типа того. По крайней мере, я не так сильно ударился, как мог бы. Он убирает руку от моего лица, но кто-то другой тут же прикасается к моей щеке ладонью, кажущейся мохнатой на ощупь… Крыс?

– … димма? Тародимма, кйр лаы, дй лирю кмйцец?
Да, это Крыс, и в его голосе слышится немалое беспокойство из-за меня.
А меня все сильнее клонит в сон. Мне так хочется сейчас просто закрыть глаза и расслабиться, но я не хочу, чтобы они волновались из-за меня. Должно быть, они много для меня значат, если я всегда беспокоюсь за их состояние. Этой ночью мне пришло в голову, что Оранжевый – мой брат, так что возможно, они в действительности моя семья. Ох… снова приступ боли… Мне надо успокоить их, прежде чем я снова вырублюсь. Черт, надеюсь, что этого не произойдет. Мне не нравится то, каким слабым я выгляжу перед ними. Я знаю, что как воин я оставляю желать лучшего, но это не значит, что они должны все время нянчиться со мной. Я не слабее их.

Ладно. Забудь, что ты устал и снова открой глаза. Вот так. Медленно и неохотно мои веки снова поднимаются, и я смотрю вверх, в покрытое шерстью лицо Крыса. Он мягко мне улыбается, и тревога в его глазах слегка ослабевает.

– Кйр лаы, – ласково произносит он. Кто… а, все черепахи стоят позади дивана и обеспокоенно рассматривают меня. Красный, конечно, выглядит так, как будто готов кого-нибудь задушить. Почему его ответом на все проблемы является ярость? Синий выглядит таким встревоженным, что кажется младше своего возраста. А в самом деле, сколько ему лет? Он ведет себя так, словно ему к тридцати, но я знаю, что он намного моложе. Мы с ним одного возраста, максимум, он на год меня старше. А по виду Оранжевого можно сказать, что он снова готовиться заплакать.

Я улыбаюсь им кривой из-за боли улыбкой, наверное, она выглядит больше как гримаса. Выпутав одну руку из-под одеяла, я складываю пальцы в знак «окей», который невольно сопровождается широким зевком. По облегченному выражению их лиц можно сказать, что мой жест имел для них большое значение. Надеюсь, в следующий раз они не станут так паниковать. А у меня есть нехорошее предчувствие, что следующий раз обязательно будет. Я чувствую, как мои веки тяжелеют и сами собой опускаются. Господи, как же я устал. Я снова зеваю и закрываю глаза.
– Щанацйщ краж, кйрас.

…

…

…

Мммммм…

Ох…

Хмм… Что?! Зараза, дадут здесь черепахе спокойно поспать?! Я приоткрываю один глаз и далеко не дружелюбно смотрю на Оранжевого. Я устал. Уйди и не мешай мне спать. Он только снисходительно улыбается. О, вода! Да, пить на самом деле хочется. Думаю, мне надо проснуться и хотя бы попить. Обезвоживание неприятная штука. Я киваю и зеваю в подушку. Почему я чувствую себя таким разбитым? Возможно, это побочный эффект мысленного перенапряжения, которому я себя подверг.

Я сажусь. Блин, мне все еще холодно. Я заворачиваюсь в одеяло перед тем, как взять в руки предложенный Оранжевым стакан. Интересно, сколько я проспал? Я перестаю пить, поймав взглядом циферки часов на панели проигрывателя DVD. Три часа дня? Если принять, что они нашли меня примерно в семь тридцать, это означает, что я был в отключке большую часть дня. Почти восемь часов сна. Думаю, я отсыпался после бессонной ночи.

– Щиы, Тарре!

А? О, Леди тоже здесь. Скорее всего, ее и Черноволосого вызвали практически сразу после того, как меня нашли в мастерской. Оранжевый устраивается рядом со мной на диване, подогнув под себя ногу, а Леди присаживается на кофейный столик. Я смотрю, как она берет в руку одно из моих запястий и засекает время по часам. Наверное, пульс у меня ровный, я же только что проснулся. На ее лице выражение облегчения. До этого с пульсом было что-то не в порядке?
– Иба зэмк азюд ж ранли, ра, защави, илэ жки ихи щаматра, – она смотрит на Оранжевого. – Лоысе, кзнаке иба, сос ар кигю фэжкджэид, е эдафре, щаматра ме илэ.

– Киыфок. Тар.
А? Оранжевый показывает на меня и картинно дрожит, дополняя действие скрещенными на груди руками и стуком зубов. Я не могу удержаться от смешка. Ну что за дуралей. Я показываю ему сближенные указательный и большой пальцы, оставив между ними маленькую щелочку.

– Илэ рилраба щаматра, – докладывает Оранжевый Леди. Он снова показывает на меня с обеспокоенным видом, собирая пальцы на одной руке в знак «окей» и указывая на него второй рукой. Мне кажется, со мной все в порядке. Кроме того, что я устал и никак не могу согреться, я чувствую себя хорошо. Хотя вроде бы я голоден. Я зеваю (на самом деле зевок не пришлось даже изображать), на секунду плотнее заворачиваюсь в одеяло, а затем опускаю глаза на свой живот и кладу на него руку.

– Тар?
Я поднимаю на него взгляд, он держит обе руки перед собой, как будто что-то в них взвешивая. Он поднимает одну руку и затем хватается за живот, прижимая руку ко рту, словно его тошнит. Затем он снова выпрямляется и изображает весы, прежде чем поднять вторую руку и показать, что он кладет себе что-то в рот. Я показываю на ту руку, которой он «ел». Теперь можно я пойду чего-нибудь поем?

– О ихи ар экдом е баматир. Ж акдомрал ар бажанед, фда фэжкджэид кигю щанаца.

Леди не выглядит довольной. Она глубоко вздыхает, раздраженно отдувая от лица челку. Черт, она такая красивая. Она прекрасна даже когда расстроена. Она встает и отходит к столу, где стоят Черноволосый и Крыс. Думаю, они до сих пор не выяснили, что со мной не так.

– Засанле иба, о задал закдоноыкю эгитед иба ихи рилраба закзод, – говорит она, оглядываясь через плечо. С ней все в порядке? Я поворачиваюсь к Оранжевому, показываю на нее с вопросительным видом и показываю знак «окей».
Он хмурится, но прежде чем он успевает мне ответить, из-за спинки дивана доносится голос Синего:

– Ю знебадажмя тмю риба кэз, о жй тжаи закмитеди, фдагй ар засор и покрэм.

Я выглядываю из-за спинки дивана и вижу, как Синий куда-то уходит. Красный, напротив, подходит ближе и, раздраженно вздохнув, плюхается в кресло. Он подносит ногу снизу к пульту от телевизора, который лежит на кофейном столике, чуть выставляясь за край. Одним быстрым движением он подбивает его вверх, так, что пульт делает кувырок в воздухе и прилетает ему прямо в протянутую руку.

– Уызнем? Кибатрю жнати за Тексожине етид кинею зинитоф зна вежэя зненатэ, то?

Я не знаю, кого он спрашивал, и о чем вообще идет речь, но он, похоже, ответа и не ждал, потому что уже включает телевизор и с головокружительной скоростью начинает щелкать по каналам. Интересно, а мне не вредно смотреть на такое мелькание? Что, если у меня действительно был припадок? Хотя вряд ли, если до этого у меня их не было, сомневаюсь, что эти вспышки смогут сейчас его вызвать.

– Улл… о нопжи илэ ри чордокдесо рножедкю гамци? За тнэбалэ соромэ киыфок етид Кдон днис.
– Лй киыфок а Тари бажанел, Лоысе, о ри а диги. Илэ рножюдкю зинитофе, еп саданйщ лавра фда-регэт эпрод, – произносит Красный, наконец, прекращая перелистывать каналы. О, Африка. Похоже, что это документальный фильм о тамошней природе. Жаль, что я не понимаю, о чем там говорится. Хотя вообще-то… думаю, что я уже видел именно этот фильм раньше…

– Ра… Еп Кдон днисо лавра эпрод сэфэ жкиба замипраба! Рознелин… рэ… фда фэжос ж снокрал жкибто забегоид, о ихи сос зиникзод к еразморидюрсаы ж гнаримечфеси!

Интересно, о чем там сейчас болтает Оранжевый. Похоже на то, что он просто пытается достать Красного, и у него прекрасно получается. Красный, судя по его виду, уже готов перегнуться через подлокотник и треснуть его по затылку. Что, в общем-то, ничуть бы меня не удивило. На экране тем временем демонстрируется панорама водопоя. Слоны, газели, зебры, кого только нет. Не хватает только, чтобы поверхность воды разорвала пасть крокодила, или лев выпрыгнул из высокой травы. Хотя на самом деле, мысль об атакующем крокодиле лишена смысла. В озере водятся гиппопотамы, а крокодилы избегают приближаться к ним, если только они не умирают с голода. И их нельзя в этом обвинить. Только посмотрите на пасть гиппопотама, когда он зевает. Несмотря на то, что они травоядные, я не хотел бы увидеть, как выглядит укус их зубов.

Стоп… гиппопотамы… гиппо… почему это слово кажется таким знакомым? Гиппо… это слово значит больше, чем просто животное… Черт! Ну конечно же! Я спрыгивая с дивана, забыв и про одеяло, и про то, что мне было холодно, и показываю на экран.

– Вот что со мной не так! – я смотрю на Красного и Оранжевого, которые, в свою очередь, смотрят на меня с таким видом, словно я наконец-то сошел с ума. – Ой, да ладно… не все так плохо, – говорю я им. – Я только что понял, что со мной сделал доктор Сака. Тот наркотик, который он вводил мне, вмешался в работу моего гиппокампа.

Они все еще смотрят на меня, как на психа. Наверное, мне придется им объяснить, что такое гиппокамп.
– Смотрите, гиппокамп – это часть лимбической системы головного мозга, он участвует в процессах получения, сохранения и воспроизведения эксплицитной памяти. Понимаете, существует два вида памяти, эксплицитная и имплицитная. Эксплицитная память требует сознательной попытки вспомнить что-либо, усвоенное ранее. Это воспоминания о личном опыте, общеизвестных фактах и знаниях. Имплицитную память еще называют скрытой, она обеспечивает использование информации, полученной на основе неосознаваемого прошлого опыта. Это двигательные навыки и когнитивные мыслительные процессы, такие как научение и решение задач.

Короче, с тем, что мой гиппокамп находится под действием наркотика, я испытываю трудности в припоминании всего, что я когда-либо знал, что объясняет большую часть того, что происходит со мной в данный момент. У меня остался неповрежденным неосознаваемый мыслительный процесс, что позволяет мне проделывать все эти прикольные ниндзя-трюки, а также помогло мне разобраться в этой проблеме, поскольку эти знания и умения хранятся в других отделах головного мозга и запоминались по-другому. Однако, мой гиппокамп не знает, где хранятся воспоминания, относящиеся к эксплицитной памяти, и либо не может их воспроизвести, либо воспроизводит неверно. Это является объяснением тому, почему я ничего не могу вспомнить, но в то же время, если я не задумываюсь специально о чем-либо, я действую правильно.

По выражениям их лиц ясно, что они все еще полностью сбиты с толку. Ладно, попробую облегчить им задачу, приведя пример.
– Эмм… Подумайте об этом так. Когда у вас формируется новое воспоминание, вы как бы создаете о нем книгу и фильм. Фильм хранится в подсознании, так что вы можете воспользоваться воспоминанием и отреагировать на различные ситуации, не нуждаясь в предварительном восстановлении хранящегося у вас воспоминания целиком. Книга же, являющаяся полным воспоминанием вплоть до мельчайших деталей, какие вы захотите воспроизвести, посылается в библиотеку, которая управляется гиппокампом. Гиппокамп раскладывает воспоминания по полкам и создает каталог, так что, когда вам понадобится конкретно то воспоминание, он сможет его выдать и отослать в ту часть вашего мозга, которая его затребовала.

Наркотик, который мне ввели, вмешался в работу гиппокампа. Он перепутал все карточки в каталоге, так что гиппокамп теперь выдает неверную информацию вместо затребованной. Он знает, где хранятся воспоминания, сформированные уже после вмешательства наркотика, поскольку он только что получил эти книги и знает, что карточки к ним в каталоге верны. Приступы головной боли, которые у меня повторяются время от времени, случаются, когда гиппокамп близок к нахождению нужного воспоминания. Этой ночью у гиппокампа, должно быть, получилось восстановить сразу обширную часть каталога. Мой мозг был не в силах справиться с неожиданным потоком информации, так что он временно прекратил мою сознательную деятельность, что привело к моему обмороку. – Я чувствую, как по моему лицу расползается улыбка. В какой момент я начал расхаживать взад-вперед перед телевизором? Хмм… ну, неважно. – Так что, мои друзья-черепахи, именно это со мной и произошло, если говорить коротко.

Почему они все еще смотрят на меня так, словно я окончательно съехал с катушек? Я знаю, что эти двое совсем не дураки. Насколько примитивно мне нужно им все объяснять? Может, мне вообще следует им объяснять все на пальцах?

– Лри совидкю, еме Тарэ хок гйма южмиреи беззазадоло?
Что только что сказал Оранжевый?
– Лоысе, зиникдор екзампажод тмеррйи кмажо, икме ри проиц ещ профирею.

О, черт… Моя теория также объясняет сложность общения. Мой гиппокамп пытается выдать то, что я знаю, в область Вернике, но он предоставляет неверную информацию. Вот почему я не могу понять их, а они не понимают меня. Область Вернике отвечает за понимание и воспроизведение речи. Я знаю, как говорить, это неосознаваемое умение, но я не могу вспомнить, как правильно формировать звуки, и, соответственно, не могу их распознавать.

Почему я?

Почему все подобное происходит именно со мной?

Черт… и голова разболелась… снова. Я знаю, что это хороший знак, но в настоящий момент эта головная боль может идти в… панцирь. Кто знает, может она там и мою память найдет, по пути, так сказать.

Мне остается только надеяться…

Еще одна глава *0* Да я ж помру от передоза кавая)))))) Нет, все-таки, правильно мы все хвалим тебя, @Kifanya, ты умудряешься проделать титанический труд за минимальный промежуток времени. Учитывая, что результат заставляет нас всех чуть ли не пищать фальцетом от восторга, наших "спасибо" реально мало)))))

Потрясная глава)))) Дон догадался, что с ним происходит, вспомнив о гиппопотамах))) всегда знала, что Дон тот еще милашка))))
Глава чудесная, мне очень понравилась)))) Переводите дальше, у Вас просто замечательно выходит^_^

Прошу прощения, что так долго, глава опять попалась очень длинная...


Глава 15. Цвета крови.

После моего небольшого открытия в гостиной я осознал, как много всего мне предстоит узнать заново, особенно это касается речи. Мое огромное достижение, заключавшееся в том, что я вспомнил себя, внезапно показалось совсем незначительным по сравнению с тем объемом информации, которую мне еще предстояло восстановить в памяти. Да, мне теперь известно, что со мной не так, но это мне ничего не дает. Можно сказать, что я стал неграмотным, так что я никак не смогу письменно изложить эту проблему, и устно объяснить ее у меня тоже не получится, так как меня никто не понимает. И я даже не хочу думать о том, чтобы попытаться объяснить свое открытие Оранжевому с помощью языка жестов. У меня начинает болеть голова при одной мысли об этом.

Вскоре после того, как я плюхнулся на диван, признав свое поражение, Синий принес мне тарелку с куриным супом, и я с жадностью на него накинулся. Затем я притворился, что заснул. На самом деле, мне не хотелось больше видеть тревогу в их глазах. Я просто хотел, чтобы меня ненадолго оставили в покое. Леди «разбудила» меня несколько часов спустя и снова замерила мой пульс. Это уже начало очень сильно меня раздражать. Со мной все в порядке. Ничего не изменится, до тех пор, пока у меня не будет очередного видения или воспоминания или неважно чего. Когда она закончила меня осматривать, я просто поднялся сюда, где я могу побыть один. Конечно, Оранжевому понадобилось последовать за мной, и я сделал все, что мог, чтобы полностью его игнорировать, пока он, наконец, не ушел два часа назад.

Я иногда могу быть такой неблагодарной сволочью.

Это не их вина, что я оказался в таком положении. Если уж на то пошло, то виноват я. Именно я позволил себе угодить в засаду на свалке. Я оказался недостаточно хорош. Я знаю, что из меня никудышный воин, но я все равно должен был суметь сбежать оттуда или, по крайней мере, не допустить, чтобы они разбили мой телефон. Тогда я смог бы позвать на помощь. Я стукаюсь головой о подушку, жалея, что это не что-нибудь более жесткое. Нет, нанесением себе увечий я ситуацию не исправлю, равно как и тем, что буду просто лежать здесь и жалеть себя. Давай, Донни, пора вставать и пытаться выяснить, что ты можешь сделать, чтобы чем-то себе помочь.

Я быстро выглядываю из-за двери, чтобы убедиться, что все уже легли спать. Теперь я хотя бы знаю, почему я обычно ложусь так поздно: ночью в тишине убежища, когда все уже заснули, гораздо удобнее обдумывать новые идеи. Тишина помогает сосредоточиться. Ее нарушает только храп из комнаты Красного, но даже он звучит успокаивающе. Я знаю, что Красный никогда не проспал бы нападение, несмотря на то, что он во сне создает шум, способный заглушить поезд метро.

Я задумчиво смотрю на его дверь ниже по коридору. Мне очень хотелось бы вспомнить, кто они все. Я теперь знаю, что они никогда не причинили бы мне вреда. Они надежные, и с ними я в безопасности. Почему я впервые ощутил чувство защищенности рядом с Красным? Я до него встретился с Черноволосым, Синим и Оранжевым, но первый, кого я не испугался, был именно Красный. Я хмурюсь, почему я тогда счел, что Красный не представляет опасности? Правда, я от него тоже сбежал, как и от остальных, но не потому, что опасался его. Я не хотел, чтобы он из-за меня пострадал.

Я тихонько иду по коридору и заглядываю в его комнату. Здесь, вроде бы, ничего не изменилось. Хотя вообще-то в фанерных мишенях теперь не торчат сюрикены, а у него за поясом нет саев. У него же оружие всегда при себе! Что-то случилось? Кстати, я не помню, чтобы они были у него за поясом сегодня днем. Да и у Оранжевого с Синим не было при себе их оружия. Это странно. Я все оружие оставил в додзё прямо на виду. Я знаю, что они должны были его заметить.

Вообще-то… У Синего чуть не случился сердечный приступ, когда я не так давно попытался ухватиться за рукоять одного из его мечей. Интересно, что они должны были подумать, когда, проснувшись, не обнаружили ни меня, ни свое оружие на своих местах. Наверное, они перепугались. Может, поэтому они его куда-то все убрали? Они опасаются, что я попытаюсь снова его забрать? Но на самом деле меня больше не интересуют тренировки с их оружием. Надо будет попозже сказать это Оранжевому. Даже если они точно знают, где лежит их оружие, это может быть небезопасно. У нас слишком много врагов, чтобы расхаживать неворуженными. Никогда не знаешь, кто или что нападет на тебя в любой момент.

Я смотрю, как мирно похрапывает Красный во сне. У меня до сих пор нет ни малейшего понятия, почему мне спокойнее рядом с ним. Что мне пытается сказать мое подсознание? В отличие от прошлой ночи, его одеяло не запуталось в его ногах, а свободно лежит поверх тела, свисая по обе стороны гамака и чуть не доставая до пола. Еще одно одеяло лежит поверх веревок гамака, оно мягкое даже на вид. Я осторожно протягиваю руку и прикасаюсь к нему, просто чтобы ощутить ткань под пальцами. Даа, оно реально мягкое, и цвет приятный – бледно голубой с зеленоватым оттенком. Оно мне нравится.

– Хмммфф… – я торопливо отдергиваю руку от гамака и смотрю, как Красный ворочается и ворчит во сне. Он поворачивается на бок ко мне спиной, еще раз бормочет что-то и снова начинает храпеть. Интересно, испугался бы он, если бы проснувшись, обнаружил, что я стою рядом и наблюдаю за ним. Вообще-то, в этом есть что-то жутковатое. Я зеваю. Черт, когда я успел так устать? Если я собираюсь во всем разобраться, то мне придется сначала дать телу отдых. Я разворачиваюсь, чтобы уйти, но перед этим бросаю последний взгляд на гамак.

Там более чем достаточно места для еще одной черепахи, если устроиться позади него…

Вот что за черепаховщина, о чем я только думаю?! Красный точно меня убьет, когда проснется и увидит меня в своем гамаке. А вообще, не «когда», а «если». Если я уйду до того, как он проснется, то он никогда не узнает, что я часть ночи провел в его комнате… но… возможно, я буду чувствовать себя немного лучше, чем сейчас, не таким беззащитным и потерянным, если ненадолго останусь здесь. Я не буду засыпать, просто полежу рядом самое больше час. Кроме того, так у меня будет возможность поваляться на том невозможно мягком одеяле.

А откуда у меня вообще возникло желание поспать рядом с ним? Я стою, упорно уставившись на его панцирь, пытаясь прогнать все мысли из головы и не думать вообще ни о чем. Безопасность. Рядом с Красным я в безопасности. Он всегда рядом, когда он мне нужен. Вот почему я не сбежал от него, как сбежал до этого от Черноволосого, Синего и Оранжевого. Красный всегда прикрывает мой панцирь. Я не делал попытки скрыться от него, потому что мое подсознание его узнало, хотя я так до сих пор и не знаю, кто он такой. Я бы очень хотел его вспомнить.

Ладно, я устроюсь с ним рядом и немного полежу (то есть, если у меня получится забраться в гамак, не разбудив его при этом), а потом вернусь к себе в комнату. Кто знает, может это поможет мне восстановить память о нем. Надеюсь, у меня не будет такого же приступа, какой случился со мной в мастерской. Это было бы нехорошо. Мне даже думать не хочется, какая будет у Красного реакция, если он проснется как раз в том момент, когда на меня свалятся воспоминания. Интересно, как это выглядит со стороны. Или это происходит так быстро, что со стороны кажется, будто я просто падаю без сознания?

Об этом побеспокоимся позже, а сейчас посмотрим, смогу ли я залезть в гамак, не потревожив хозяина. Я подхожу к гамаку как можно ближе, не сводя глаз с его панциря. Он продолжает все так же мирно похрапывать. Хорошо. Сначала одно колено… медленно перенести на него вес. Вот так. Никаких резких движений. Так, теперь медленно перенести часть веса на руки. Хорошо. Все по плану. Теперь оторвать вторую ногу от пола и медленно вытянуть… получилось! Я в гамаке, а Красный про это даже не знает! Очко в мою пользу!

Да, а это одеяло мягкое просто до невозможности. Интересно, удастся ли мне выпросить его в свое пользование. Сквозь него даже не чувствуются поддерживающие веревки гамака, такое ощущение, словно я плыву. Может, именно поэтому Красный и предпочитает спать в гамаке. Кроме всего прочего, из него легко выскочить. Все, что нужно для этого сделать – это быстро переместить свой вес к одному краю, и он вас сам выбросит на пол. Зная, какая у Красного реакция, легко представить, как он сразу приземляется на ноги и оказывается у двери еще до того, как одеяло и подушка ударятся об пол. Он всегда сердит на все вокруг, но при этом всегда готов защищать то, что ему дорого. Такова его сущность: он всегда готов для драки за правое дело. Я зеваю в одеяло, на котором лежу.

Мне нужно будет уйти до того, как я засну. Я уже чувствую, как у меня закрываются глаза. Да, и я только что подавил очередной зевок. Пора уходить. У меня должно получиться вылезти из гамака тем же путем, как я в него забрался. Если я не буду совершать резких движений, буду двигаться медленно и переносить вес постепенно, Красный не проснется. А потом мне надо будет убедить его отдать мне это оде…

Ыть!

Я рад, что сумел сдержаться и не заорать. Тогда я бы точно попался на месте преступления. Мне надо было предвидеть, что что-то подобное может произойти. Черт, и что мне теперь делать? Теперь я даже дернуться не посмею, это может легко его разбудить. Уфф… а еще ему бы надо немного сбросить вес. Хотя, мышцы на самом деле весят больше, чем жировая ткань, так что при его сложении ничего удивительного, что он такой тяжелый. Мне просто хотелось бы, чтобы сейчас половина его веса не лежала на мне мертвым грузом. Блин, с чего ему вообще понадобилось переворачиваться на другой бок?! Ну, он хотя бы больше не храпит.

А вот мне, похоже, придется провести здесь больше времени, чем я рассчитывал. Если я попытаюсь из-под него выбраться, он, скорее всего, сразу проснется, и тогда мне уже не придется беспокоиться о том, чтобы все вспомнить. Может, если он хорошенько треснет по моей бестолковой голове, то вобьет туда немного здравого смысла. Хотя о чем я, Красный никогда бы меня не ударил. Если только чисто рефлекторно, если я неожиданно выскочу перед ним, или по совсем уж веской причине. Когда мы четверо были детьми, Оранжевый всегда прибегал за утешением и защитой к Синему, а я к Красному.

А ведь я... вырос вместе с ними. Да, наверное, так и есть. Я помню их, когда они были младше. Когда я сам был младше. Они мои друзья детства?.. Моя семья?.. Семья. Да, мы семья, но только не в обычном смысле этого слова. Мы не родня по крови, но мы так близки друг другу, что считаем узы, связывающие нас, ближе, чем просто семейные. Я чуть поворачиваю голову так, чтобы мне было видно лицо Красного. Я чувствую плечом его теплое дыхание, совсем как тогда, когда он держал меня, чтобы у меня взяли образец крови. И совсем как тогда, оно меня убаюкивает. Интересно, кто он для меня? Если бы я только мог вспомнить его имя…

…

…

Ууумм… я… заснул? Похоже, что я отвоевал-таки это одеяло у Красного. Я в него закутан. Я вздыхаю и снова утыкаюсь в подушку. Да, жизнь прекрасна. Интересно только, сколько сейчас времени… да неважно. Оранжевый меня поднимет, если я просплю слишком долго, так что можно снова засыпать. Только сначала нужно вытащить из-под себя эту веревку, которая врезается мне в бедро. Черт, с каких это пор у меня в постели водятся веревки? Минутку… веревка? Я точно знаю, что у меня в кровати никаких веревок быть не может… ой… блин… я открываю глаза и обнаруживаю, что я все еще в гамаке Красного, и он пристально смотрит прямо на меня глазами, в которых нет ни капли сна.

Вот черт.

Попался.

– Эмм… Доброе утро? – осторожно говорю я. Пожалуйста, только не злись. Я предпочитаю медленное и приятное пробуждение, а не такое, когда мне придется спасаться от тебя бегством, спасибо за предложение. Он хмурится, глядя на меня. Это плохо. Секунду назад он не хмурился. Хотя непохоже, что он против моего присутствия. Его руки обнимают меня поверх этого ужасно мягкого одеяла. Наверное, он меня в него и завернул. А моей подушкой на самом деле служит его рука. Кто бы мог подумать, что на руке так удобно спать? Должно быть, он тоже может двигаться очень незаметно, когда захочет, я даже не почувствовал, как он меня укутывал. Ладно, прекращай беспокоиться, что он тебя поколотит. Он явно проснулся уже давно, так что у него было время, чтобы прийти в ярость, а он пока еще ничего такого не сделал. Можно расслабиться.

Он крепче обхватывает меня руками и подтягивает ближе к себе. Да, похоже, он хочет, чтобы я остался. У него такое решительное выражение на лице. Не думаю, что он даст мне подняться, но я и не возражаю. Мне вполне удобно там, где я сейчас нахожусь. И все-таки я не отрываю от его лица настороженного взгляда, укладывая голову обратно ему на руку. Да, теперь у него в глазах радость. Наверное, он действительно хотел, чтобы я остался тут с ним.

И что теперь? Мы так и будем лежать, уставившись друг на друга, целый день? Я уже могу расслышать, как кто-то хлопочет внизу на кухне. Скоро будет готов завтрак. Наверное, у нас не получится оставаться здесь весь день. А жаль, на самом деле было бы здорово. Не думаю, что смог бы сейчас вылезти из-под одеяла, что бы ни случилось. Ну… не совсем так. Если бы в убежище ворвались футы, сомневаюсь, что кто-либо из нас был бы здесь. Мы бы вступили в битву, защищая свой дом.

Я уже несколько минут рассматриваю его лицо, и теперь становится видно, что он из-за чего-то расстроен. Такое выражение лица у него было, когда я очнулся на диване, а он стоял рядом и взгляд у него был абсолютно беспомощный, а потом он умчался выколачивать дух из несчастной боксерской груши. Вот и сейчас у него такой же в точности взгляд. В нем смешались страх, беспокойство и беспомощность. И все эти эмоции кажутся абсолютно неуместными на его лице. Я вытаскиваю руку из-под одеяла и крепко сжимаю ладонью его руку.

– Что не так? Ты беспокоишься из-за меня? – спрашиваю я негромко. Я не хочу, чтобы кто-нибудь вошел сюда, привлеченный моим голосом, и этим привел Красного в смятение. Ему нужно какое-то время, чтобы успокоиться. Восстановить душевное равновесие. И я сделаю все от меня зависящее, чтобы он получил минуту покоя, если это поможет ему не чувствовать себя таким потерянным. Я несмело ему улыбаюсь.
– Не волнуйся, со мной все будет хорошо. Я скоро приду в норму, и все опять встанет на свои места, вот увидишь.

Черт, это явно было не то, что ему нужно. Если уж на то пошло, то после моих слов он выглядит даже еще хуже. Он сильнее прижимает меня к себе, а я стискиваю его руку, чтобы показать ему, что я рядом. Если бы у меня получилось, я бы тоже его обнял, но я лежу на боку и одна моя рука подо мной. Она уже затекла. Кроме того, не думаю, что обниматься лежа на боку так уж удобно. У него, правда, хорошо получается, но мне ка…

КАКОГО ПАНЦИРЯ??!

Так. Это плохо. Это очень плохо. Я не помню, чтобы такое вообще когда-либо происходило. М-да, как-то я не так выразился, но я знаю, что такое случается очень нечасто. Настолько нечасто, что вообще никогда. Красный… он… я не знаю, как это сказать, чтобы это не прозвучало так, словно он какой-нибудь слабак, но он… он плачет. Он прижимает меня к себе как можно сильнее, и плачет в мое плечо, как будто завтра никогда не наступит. Да, меня это пугает. Я чувствую себя так, словно у меня выбили почву из-под ног. Стоп… он что-то говорит?

– …эгья иба. Ар погном дтгю е… ар… ар… ар погном э дигю да, фда дй ширец гамци жкиба… ар погном джаы нопэл… ар зажнитем иба… ар… финд, то рид досаба кмажо, фдагй иба азекод… сос уда лабма знаепаыыде к дагаы… уда тамвир гйм гйд ю… лри рэвра гйма заыде к дагаы… ю ви жетем, сос дй эщатем е… понопо… – на какую-то секунду он еще крепче стискивает меня в объятиях и зарывается лицом мне в плечо. – Тарре, ю смюрэк… фил эбатра смюрек, фда ар завомиид, фда жаагхи ро дигю закладним. Ю кжае кое илэ дос бмэгаса покэрэ, фда ар… – Наконец, его срывающийся от резких всхлипов голос начинает звучать более похоже на его обычный. В нем становится больше ярости и меньше надрыва, что по отношению к Красному всегда является хорошим признаком. Думаю, все, что ему было нужно, это выплакаться мне в плечо. Интересно, кто следующий будет плакать, уткнувшись в меня, Синий? Он единственный еще этого не проделывал.

Красный больше не плачет, но держит меня все так же крепко. Я отпускаю его руку и своей свободной рукой обхватываю его за панцирь. Извини, Красный, полностью обнять тебя у меня не получится, только так. Но кажется, ему это и было нужно. Он просто прижимает меня к себе, время от времени потираясь виском о мою шею. Надеюсь, теперь ему полегче. По крайней мере, его дыхание больше не такое прерывистое. Я думаю, что этот эмоциональный срыв полностью его измотал.

Теперь мы снова лежим и смотрим друг другу в лицо. Он снова стал похож на себя, его лицо даже еще более суровое, чем раньше. На самом деле, он выглядит так, словно принял какое-то решение. Почему у меня такое чувство, что он готов совершить что-то одновременно безумно опасное и столь же безумно глупое? Это очень на него похоже, поступать так.

Хей, куда он собрался? Красный выбирается из гамака и подтягивает меня так, чтобы я лежал по центру. По крайней мере, так я не вывалюсь отсюда. Спасибо, Красный. Эмм… м-да, это тоже было на него непохоже. Он просто взял и провел кончиками пальцев по моей щеке. Очень похоже на то, как делал Синий в мою первую ночь в убежище, но еще более бережно. Очень нехарактерное для него поведение. Затем он уделяет время тому, чтобы устроить мне из одеял что-то вроде… гнезда? Ой, ну хватит уже, я же черепаха, а не птица! Красный мягко подталкивает меня назад, когда я пытаюсь выбраться из гамака. Похоже, он хочет, чтобы я оставался здесь. Ага, он показывает мне остаться. Я киваю, что понял, мне как-то даже нравится идея оставаться в постели хоть целый день.

А куда он идет? После того, как он уверился, что я не собираюсь вылезать из-под одеяла, он идет куда-то позади меня, и пока я перекатываюсь на другой бок, чтобы снова его видеть, он уже достал свои саи и крутит их в пальцах. Он засовывает их за пояс и направляется к двери. Я точно знаю, что он собирается влипнуть в неприятности. Или хотя бы попытаться это сделать. Черт, он что, не может притормозить и все обдумать, прежде чем действовать? Он такой сорвиголова. Хмм… сорвиголова. Да, это слово довольно точно описывает Красного в…

– …Е РОЫТЭ УДАБА ЭГМЯТСО! САРИШ АГКЭВТИРЕЯ! – какого черта? Голос Красного звучит разгневанно. Он реально в бешенстве. Интере…

– НОЧОУМ! ДЙ ЗАЦИМ К ЭЛО! ЛЙ ТОВИ РИ ПРОИЛ, АДСЭТО РОФОД ЗАЕКСЕ! – теперь и Синий тоже? Что-то случилось. Они обычно всегда спорят, но это слишком даже для них. Я слышу другие голоса, они доносятся из кухни и звучат обеспокоенно. Красный и Синий, похоже, начали состязание, кто кого перекричит. Это всегда плохо заканчивается. Мне надо их остановить. Давай же… на кухне уже разгорается третья мировая! Дурацкое одеяло! Я сейчаааа….ай! Ох… да… неприятно… себе на заметку: никогда не сражайся с такой яростью с одеялом, если находишься в гамаке. Гамак выкинет и тебя, и одеяло на пол и победит.

Ладно, теперь мне надо добраться до Синего и Красного и предотвратить убийство ими друг друга. Все, что мне нужно делать, это идти на вопли. Черт, Красный стоит на верхних ступеньках лестницы и орет на Синего оттуда. Вообще, я думаю, что к крикам подключились уже и все остальные. Блин, от них снова начинает болеть голова. Я и раньше ни слова не понимал, а теперь и подавно. Бессмыслица, которую они произносят, стала еще более невоспринимаемой, если такое вообще возможно. Прекратятся ли чудеса?

Похоже, что Красному окончательно надоело спорить. Он хочет уйти? Нет, нельзя, он пострадает! Нужно чтобы кто-нибудь здравомыслящий пошел вместе с ним. Если он уйдет сейчас, да еще и в одиночестве, его смогут схватить футы так же, как схватили меня. Красный жаждет мести, он явно хочет крови того, кто меня похитил. Как он там себя называл? Доктор Сака, или что-то вроде того. Странно, имя звучит на восточный манер, но выглядел он больше как европеец. Возможно, он использовал вымышленное имя. Да неважно, главное, что Красный не справится с этими врагами в одиночку. И я не думаю, что все остальные смогут смириться с тем, что у них в семье будут уже двое, потерявших рассудок. А что, если футы вычислили, как именно я сбежал, и этот путь побега будет для Красного уже невозможен? Тогда даже представить трудно, что они с ним сотворят. Мне нельзя допустить, чтобы это случилось. Я почти бегу к Красному, может, если он не слушает остальных, он послушает меня. Я вытягиваю руку и хватаю его…

Аах!

Черт… Блин… Стена… Ох… Перила… так… что-то твердое… я могу за него ухватиться. Я прислоняюсь к перилам, пытаюсь остановить головокружение. Ооох… черт, а я еще полагал, что процесс восстановления памяти о себе был болезненным, очевидно, раньше я никогда не попадал под удар Красного. Ладно, зато теперь все угомонились. Думаю, они в шоке. Черт, да я сам в шоке. Я считал, что Красный никогда не поднимет на меня руку. По крайней мере, сейчас он выглядит так, как будто только что пнул щенка. Я уж точно не похож на щенка, хотя сейчас я готов порвать его в клочки. Что еще такое? Я поднимаю руку и притрагиваюсь к чему-то мокрому, что течет по моему подбородку. Кровь? Я отвожу руку в сторону и убеждаюсь, что пальцы в крови, значит, Красный действительно разбил мне губу. Так, ну все. Я его панцирь так подопну, что он улетит отсюда аж до самой Калифорнии. Надеюсь, ему понравится летать рейсами нашей авиаком…

…Есть много причин, по которым мне нравится красный цвет, но ни одну из них нельзя назвать хорошей…

Красный? Я поднимаю глаза от своих измазанных в крови пальцев на него. Я знаю, кто он та…

… просто не понимаю! Я в крайнем расстройстве несколько раз стукаюсь головой о старую бугристую боксерскую грушу. Я хорошо успеваю по всем учебным предметам, которые нам преподает сенсей. Почему я не могу так же хорошо все усваивать, когда дело касается физической подготовки? Все остальные так быстро все схватывают. Я чувствую, как отстаю от них. Наверное… возможно, я не заслуживаю быть ниндзя. Мне следует бросить тренировки, найти себе группу повернутых на компьютерах черепах и присоединиться к ним. Все равно мне не нравится сама идея сражений.

– Че делаешь, Донни?
О нет, только не Рафи. Кто угодно, только не он. Он любит тренировки и у него действительно хорошо получается. Он сейчас меня задразнит, я просто уверен. Ладно, давай, успокойся.

– Донни? Все нормально?
Конечно, нет! А теперь, пожалуйста, просто уйди и дай мне в одиночестве полностью погрузиться в свое чувство вины. Кроме того, мне нужно придумать способ выскользнуть из убежища так, чтобы меня никто не заметил и не остановил. Наверное, лучше всего будет сделать это ночь…

– Не игнорируй меня! Что случилось? – он грубо хватает меня за руку и разворачивает к себе лицом.
– Ой! Рафи, больно же! – я пытаюсь отвернуться от него, прежде чем он заметит мои слезы. Неа, слишком поздно. Он меня поймал. Супер. Теперь он будет звать меня нытиком на протяжении нескольких недель.

Я уголком глаза смотрю, как он оглядывается через плечо, чтобы удостовериться, что на нас никто не смотрит. Затем он снова смотрит на меня и шепотом спрашивает:
– Почему ты плачешь?
– Я не плачу, – ага, очень убедительно получилось, вот дятел… У тебя на лице следы от слез, голос хриплый и красные глаза. На до же, и ты еще считаешь себя умным?
– Аа… ну да. Неважно.
Секундочку, неужели Рафи только что проигнорировал тот факт, что я плачу?
– А чего ты бьешься головой о грушу? Предполагается, что по ней надо бить руками.

Я перевожу взгляд на грушу. Как во имя панциря мне сказать Рафу, что это именно то, что у меня не получается, и при этом не показаться полным идиотом?

– А, это все из-за утренней тренировки, да?
Я смотрю вниз на свои ноги и киваю головой. Сегодняшняя тренировка была худшей в моей жизни. Сенсей заставлял меня бить по груше снова и снова. У меня уже ныли костяшки пальцев к тому моменту, как он меня отпустил. Он сказал мне, что я все делаю неправильно и велел мне сильнее сгибать руку в локте. Мне все равно было непонятно, как надо. А еще он не пустил меня делать упражнения на акробатику вместе с Рафом и остальными. А мне так нравится акробатика.

– Хей, ну не реви. Все норм.
Черт, я все еще плачу?! Здорово, только еще подлил масла в огонь. Он отпускает мою руку и вытирает слезы, катящиеся по моим щекам. М-да, вот этого я не ожидал.

– Вот так, – Раф выглядит довольным собой. – А теперь скажи, какого черта ты вообще плакал? – Он тыкает большим пальцем через плечо, указывая на боксерскую грушу. – Тебя так достала эта штука?
– Как кого-то может достать неодушевленный предмет? – спрашиваю я, потирая глаза. Почему он ничего не отвечает? Я отвожу руки от лица и вижу, как он смотрит на меня тем раздраженным взглядом, какой у него появляется, когда он не понимает, о чем я говорю.
– Она не живая, Раф, – поясняю я, махая в сторону груши. – Как можно злиться на что-то, что не может мыслить?
– Эээ… Пофиг. Ладно, чего тебя грызет?
– Я плохой боец.

Упс. Я вовсе не собирался говорить это вслух, и, судя по его виду, Раф тоже понял, что я сглупил. В его глазах вспыхивает удивление, он отпускает меня и скрещивает руки на груди.
– Ага.
Он что, со мной согласился? Ну, а чего ты ожидал? Он тебя сейчас еще и на смех поднимет. – Боец из тебя паршивый. – Даа, спасибо, Рафи. Скажи мне лучше что-нибудь, чего я не знаю. – Но поскольку ты мне всегда помогаешь со всякими числами и прочей фигней, с которой у меня не ладится, я тебе дам несколько подсказок.

Что? Раф собирается помочь мне научиться лучше драться?

– Так, во-первых. Когда ты наносишь кому-то удар, держи локти слегка согнутыми. Если ты так не сделаешь, то потянешь мышцы, и тебе будет больно. Локти не устроены так, чтобы сгибаться в другую сторону, ясно?

Я просто киваю головой. Я все еще пытаюсь уложить в голове тот факт, что Раф так по-доброму отнесся ко мне, вместо того, чтобы начать дразниться.

– Во вторых, думай обо всех своих ударах руками, ногами и о блоках, как о части окружности. Это поможет твоим ударам и блокам причинять больше вреда противникам. Еще это поможет тебе уберечь руку от повреждения при ударе. Ты во время ударов просто сам напрашиваешься на неприятности.

Я и не осознавал, что делал все настолько неправильно. Я растерянно моргаю, уставившись на собственные локти. Да, теперь мне ясно, что я мог серьезно навредить себе, так размахивая руками. Думаю, так может произойти растяжение связок… или вывих? Я читал про такое где-то в энциклопедии. Надо будет посмотреть попозже. Я широко улыбаюсь Рафу. Кто бы мог подумать, что он – мой обычно такой хулиганистый и вспыльчивый старший брат – отнесется ко мне так по-доброму? Для него вообще не характерно доброе отношение к кому-либо, уж тем более ко мне. Он мне еще и улыбается в ответ? Ну, улыбка больше напоминает ухмылку, но все же…

– И не смей никому рассказывать, что я тебе помог, а то я всем расскажу о том, как ты тут уревелся. Идет?

Конечно, ему же надо поддерживать свою репутацию, но все равно приятно знать, что он может быть добрым, когда захочет.
– Идет…

Он мой старший брат.

… висок взрывается болью, с губ срывается хрип, и мое безвольное тело складывается и падает на крышу. Какого панциря?.. Все как в тумане, я едва могу различить во рту привкус крови. Меня кто-то ударил, причем настолько сильно, что не просто уронил, но почти полностью вырубил. Черт… мне надо двигаться, прежде чем тот, кто меня ударил, решит закончить начатое теперь, когда я не смогу отбиваться.

В голове эхом раздается какой-то шум. Кто-то что-то произнес, и этот кто-то очевидно был не рад. Если уж на то пошло, я бы сказал, что он в бешенстве. И еще обеспокоен? Где-то поблизости гремит сталь о сталь. Низкий рык и что-то, очень похожее на ругательство. Внезапный крик боли и затем тишина. Словно на всей крыше все затихло. По крайней мере, стало настолько тихо, что теперь у меня должно получиться сконцентрироваться на том, чтобы остановить головокружение. Давай же… Донателло, возьми себя в руки.

Ох! Кто это?! Кто-то хватает меня за панцирь и тянет за него, заставляя меня сесть. Затем меня куда-то тащат спиной вперед. Кто это? Друг или враг? Куда он меня тащит? Он усаживает меня, прислоняя панцирем к стене, а сам склоняется над моим лицом. Я чувствую прикосновения жестких ладоней к лицу, мою голову поднимают, и чьи-то пальцы осторожно прикасаются к коже вокруг раны.

– Донни? Слышишь меня? Скажи что-нибудь, бро, – произносит знакомый голос.
– Раф? – мой язык словно превратился в свинец, а голос надтреснутый и дрожащий. Черт, думаю, что у меня сотрясение. Кровь идет?

– Спокойно, Донни. Все будет хорошо, – да, определенно сотрясение. Я знаю, что эта крыша укрыта в тени, однако приоткрыв глаза, я вижу ослепительный свет, идущий, кажется, отовсюду. Я едва могу различить темный силуэт Рафа, который стоит на коленях рядом со мной и осматривает рану на моей голове. По крайней мере, я думаю, что он занят именно этим. Трудно сказать, я почти ничего не вижу. Я прищуриваю глаза и мне удается разглядеть то, что находится в непосредственной близости от меня. А что он делает теперь? Зачем Раф развязывает свою банда…

Ой! Я шиплю сквозь зубы. Черт, Раф… зачем было так-то сильно прижимать. Это на самом деле больно. Я знаю, что прижав рану можно остановить кровотечение, и очень мило со стороны Рафа пожертвовать своей банданой для такой цели, но зачем прижимать с такой силой? Больно же.

– Все хорошо, Дон. Не дергайся, так надо.
Я знаю, что так надо, чтобы остановить кровь, но от этого боль меньше не становится.

Неожиданно он резко поворачивает голову и оглядывается через плечо. Что-то не так? Черт… боль в голове пульсирует так, что я едва слышу, что происходит вокруг.

– Мать твою…
Должно быть, происходит что-то плохое, раз Раф ругается. Он берет меня за руку и подносит ее к моей голове, заставляя меня прижать ладонью его маску поверх раны.
– Донни, держи вот так и не отпускай. Мне нужно разобраться кое с чем, а потом я сразу же вернусь.

Черт, он что, собирается уйти? Оставить меня здесь? Я даже не могу ничего толком разглядеть, а он собирается оставить меня одного в таком состоянии?
– Раф…
Пожалуйста, не бросай меня. Меня раньше никогда не ранили так сильно в бою. Тем более, когда бой еще не закончен. Я не смогу защитить себя. Мне… страшно. Очень страшно.

– Шшш, – тихонько успокаивает он. Наверное, он знает, о чем я думаю. – Я не уйду далеко. Я буду совсем рядом. Я с любого из этих уродов заживо шкуру спущу, если они подойдут к тебе ближе, чем на пять метров.

Он встает. Отходит от меня. Черт, Раф, будь осторожен. Я не смогу прикрыть твою спину. Не то, чтобы ты в этом нуждался, но… просто попытайся не лезть на рожон.

– Не волнуйся. Я за тобой присмотрю, Донни…

Он мой ангел-хранитель.

…черт… я не осмеливаюсь пошевелиться. Я уже попробовал один раз, и в дополнение ко всем моим остальным проблемам, этот мужик еще сильнее прижал лезвие к моей коже. Я чувствую, как по шее медленно стекает струйка крови. Наверное, мне еще повезло. Если бы он нажал еще посильнее, то повредил бы артерию. А так он просто предупредил меня, что я должен вести себя хорошо, пока он продолжает сыпать угрозами прирезать меня, если Раф подойдет к нему и ко мне хоть чуть ближе.
– Еще один шаг, Рафаэль, и у тебя будет на одного брата меньше.

Вот придурок.

Конечно, нужно начать с того, что это полностью моя вина, что я оказался в таком положении. Если бы я был внимательнее, мистер Высокий-Темный-и-Страшный не смог бы напасть на меня, привязать меня к этому компьютерному стулу и прижать клинок к моей шее, прежде чем сюда успел примчаться Раф. Я же слышал какой-то странный звук, когда взламывал их компьютерную систему, но не обратил на него внимания. Мне бы следовало приготовиться к нападению, а я просто решил, что это Раф уже разобрался со всеми плохими парнями в других помещениях и пришел посмотреть, как у меня продвигаются дела. Но я хотя бы успел загрузить вирус. Теперь футы не смогут воспользоваться своей компьютерной системой, и им придется восстанавливать ее и всю базу данных с нуля.

У меня начинает затекать шея от того, что она находится в согнутом положении уже долгое время. Тот факт, что этот парень пытается еще сильнее пригнуть мою голову к плечу, хотя куда уж сильнее, только добавляет напряжения. Хорошо хоть, что я из этого положения могу видеть Рафа, а он меня. Конечно, было бы гораздо проще, если бы я мог сказать ему, что я готов, но этот мужик так сильно прижал мне ладонь ко рту, что у меня на лице потом, наверное, останутся синяки. Но все же мы с Рафом можем легко понять друг друга, используя только взгляды. Все, что мне нужно сделать, это подождать его сигнала…

Рафаэль мрачно усмехается.
– Я думаю, ты не понимаешь, в какую передрягу ты сам себя втянул. Я тебе дам время на раздумья, пока считаю до трех, и лучше бы тебе его отпустить. Один…

Я готов, Раф…

– Два…

Он слегка отставляет одну ногу для лучшей устойчивости и поднимает саи, держа их крест-накрест перед своим лицом. Он на самом деле выглядит так, будто готов атаковать противника.

– Черепаха, я абсолютно серьезен! Я убью его!
Ага, я уже понял твою точку зрения. Тебе правда не нужно доказывать ее, делая еще больший надрез на моей шее или заставляя меня еще сильнее откинуть назад голову. Я получу огромное удовольствие, когда Раф уложит тебя на месте.

– Три!

А вот и сигнал! Я открываю рот и со всей силы вонзаю зубы в его ладонь. Ох ты, визжит он как девчонка. Наверное, не ожидал такого поворота событий. Ффууу… во рту вкус крови. Его вопль тут же прерывается глухим стуком, и я открываю рот, глядя, как он безвольно валится на пол. Это было почти слишком просто. Я отплевываюсь от его крови, а Раф спокойно подходит ко мне, держа в руках только один сай. Думаю, этот идиот и не подозревал, что саи можно использовать, как метательное оружие, причем с такой меткостью.

– Ты в порядке? – спрашивает брат, подбирая второй сай с пола. Похоже, он метнул его рукояткой вперед, чтобы просто вырубить этого недотепу.
– Да, серьезно пострадала только моя гордость. Поверить не могу, что позволил ему подкрасться к себе.

Лезвие сая легко разрезает веревку, обмотанную вокруг меня и спинки стула. Я встаю и разминаю руки. Свобода. У него действительно получилось крепко скрутить меня, этого у него не отнимешь.
– Рана на шее?
– Поверхностная.
– Эмм… Надеюсь, это означает, что все нормально.
– Это означает неопасная.
– Хорошо. Если ты здесь уже закончил, то пойдем домой. Мне уже надоело колошматить болванов, которые едва знают, как правильно держать меч.

Он всегда присматривает за мной и прикрывает мой панцирь, неважно, сколько врагов нас окружает.

… Он снова это сделал. Снова. Уже пятый раз за текущий месяц, а сегодня еще только пятнадцатое число. Сколько еще безрассудных, необдуманных и приводящих к чрезмерной опасности выходок он намерен провернуть?! Однажды удача его оставит, и все это, в конце концов, закончится тем, что его убьют! Я же говорил ему, что мотоцикл нуждается в ремонте, но послушал ли он меня? Разумеется, нет.

– Донни, слушай, я же извинился, ну, – устало говорит Раф. Придурок безмозглый. Причина твоей усталости в том, что адреналин в твоей крови прекращает свое действие, и организм замедляет все процессы. – Если ты хочешь на меня поорать за то, что я сломал одну их твоих игрушек, то я все понимаю. Просто давай побыстрее. Уже поздно, я хочу лечь спать.

– Игрушек?! Это не игрушки! Это сложнейшие изделия, результат сплава инженерного искусства и машиностроения! И почему ты сразу решил, что я злюсь на тебя за уничтожение одной из моих «игрушек», как ты красноречиво выразился?

Так, ладно, не волнуйся. Дыши. Вот так. Успокойся. Злиться на Рафа – это все равно, что злиться на молоток, который ударил тебя по пальцу, потому что ты промахнулся по гвоздю. Нельзя изменить чью-либо сущность, просто накричав на него.

– Все, Раф, проваливай. Иди спать. Я здесь все приберу.
До твоего следующего бредового, дурацкого, бестолкового и смертельного циркового выступления, из которого ты, как всегда, вернешься невредимым (я очень на это надеюсь).

– В смысле, ты злишься не из-за машин? – Черт, неужели он не может просто понять намек и уйти? – Когда касается тебя, дело почти всегда в машинах.
– Неправда! – срываюсь я, стукнув кулаком по верстаку, и резко разворачиваюсь к нему лицом. – Я не такой бессердечный, хладнокровный урод, который беспокоится только о своих творениях!

Оох, для такого разговора уже слишком поздно, а мое терпение и без того на исходе. Думаю, и мне, и ему надо заканчивать нашу беседу и идти спать. Утро вечера мудренее.

– Я такого и не говорил, – рычит он, скрещивая руки на груди. – Я сказал «почти всегда». Не смей передергивать мои слова. Это работа Лео. – Я фыркаю, пытаясь подавить короткий смешок. Тут он в чем-то прав. – Я что имел в виду, что каждый раз, как кто-то из нас сломает то, что ты сделал, ты читаешь нам нотации на тему, какая важная эта фиговина и как нельзя снова ее ломать. Вот я этого и жду.
– Да… ну, как ты говорил, уже поздно, самое время пойти спать.

Я не собираюсь начинать с ним сегодня этот спор. Я вообще не хочу поднимать эту тему в общении с любым из них. Иногда лучше не знать всей правды.

Он удерживает меня за руку, осторожно, но крепко. Пытаться замять тему в споре с Рафаэлем – не самое простое занятие. Он похож на ходячий детектор лжи, и если он поймет, что ему солгали о чем-либо, он будет постоянно вас преследовать, пока вы ему все не расскажете. Хотя он же сам говорил, что устал. Я уж было подумал, что он просто даст мне пройти мимо и уйти к себе в комнату, а он вцепился мне в руку повыше локтя и удерживает на месте.

– Дон, я тебя не отпущу, пока ты не скажешь мне, в чем дело.
Просто супер. Я устало сжимаю пальцами переносицу. В дело вступило знаменитое рафово упрямство. Я знаю, что он говорит абсолютно серьезно. Он не даст мне сойти с этого самого места, пока я ему все не расскажу. Черт, ну и ночка выдалась.

– Раф, я расстраиваюсь не из-за механизмов, – наконец сдаваясь, тихо говорю я.
– Если не из-за них, то из-за чего тогда весь этот шум? Ты любой предмет в нашем убежище можешь собрать заново с завязанными глазами.

Я резко вырываюсь, отшатываюсь от него и отхожу обратно к верстаку. Если я все равно собираюсь признаваться, то лучше я не буду в этот момент на него смотреть. Я беру в руки небольшой водяной насос, валявшийся на верстаке, и рассеянно его рассматриваю. Давай, Дон, ты с таким же успехом можешь сказать все сейчас, не откладывая на потом. Ты же знал, что рано или поздно кто-нибудь тебя об этом спросит. Хотя я всегда полагал, что это будет кто-нибудь другой, а не Раф.

– В нашем убежище есть четыре… предмета, которые я не смогу собрать воедино.
Ну вот, разве это было так сложно? Ну и что, что есть нечто такое, что ты не имеешь понятия, как чинить в случае серьезного повреждения. Ты хотя бы учишься, каждый день узнавая об этом что-то новое.

– Какого панциря ты имеешь в виду? Ты практически все, что угодно можешь починить, если у тебя под рукой будут скрепки, жевательная резинка и две порванные резинки. Бро, Макгайвер с тобой рядом не стоял.

Наверное, мне понадобится новый насос. В этом, судя по звуку, что-то отвалилось, когда я саданул им об поверхность верстака. Жаль, я потратил кучу времени, разыскивая годный насос.
– Раф, ты просто не поймешь. А теперь уйди.

Откуда-то мне было известно, что он не двинется с места. Блин, он совсем не понимает, когда надо прекратить, да?
– Если ты имеешь в виду нас, то я знаю, что нас ты починить сможешь. Мы все видели, как ты нас зашиваешь и вправляешь нам кости. Ты чертовски хороший вра…

Я резко поворачиваюсь к нему.
– Не смей, – как-то даже приятно в кои-то веки наблюдать застывшего и лишенного дара речи Рафаэля. – Не смей никогда называть меня врачом.
– Почему нет? – он роняет руки вдоль туловища. Нет, он что, действительно думает, что я настолько зол, чтобы попытаться его ударить? Когда я ссорюсь с братьями, я обычно не выхожу за рамки словесной перепалки. Может, Раф решил, что он уже слишком сильно меня достал, и я готов перейти к силовым методам убеждения. Вот уж не дождется. – Я же сколько раз видел, как ты нас штопал после тяжелых боев. Даже если ты не думаешь, что ты хороший вра…

– Вот именно поэтому, Раф. Потому что я не врач. Я инженер. Между этими понятиями большая разница. Огромная разница. Все, что я знаю о медицине, должно быть, эквивалентно знаниям фельдшера на скорой. Я не знаю и четверти того, что должен знать врач, чтобы называться врачом. Если один из вас будет серьезно ранен, я не знаю, буду ли я в силах помочь ему. Если один из вас получит пулю в грудь или в живот, у меня не хватит знаний, чтобы суметь извлечь ее. Я могу иметь дело с несложными случаями, но как только дело коснется чего-либо более серьезного, чем швы, сотрясения, переломы, растяжения и вывихи, я просто не буду знать, что делать. Так что не смей называть меня врачом, я этого не заслуживаю.

Блиин, мне необходимо успокоиться. На последней фразе я почти сорвался на крик. Мне только не хватало, чтобы и все остальные услышали, как я признаю, что знаю не все на свете. Хватит и того, что я только что вывалил это на Рафа. Надо несколько минут помолчать и расслабиться.

Раф упирает руки в бока и слегка наклоняется ко мне. Очень спокойным и ровным голосом он произносит:
– Да мне плевать, что ты там думаешь. Я думаю, что ты лучший врач из всех, кого я когда-либо видел, и если уж кому и придется выковыривать пулю у меня из груди, я бы предпочел, чтобы это был ты, а не какой-нибудь докторишка в больнице.

Я расстроенно хлопаю себя ладонью по лбу. Он просто не понимает. И все же… приятно слышать, что он мне так доверяет.

– Погоди-ка минутку…
А? Что еще? У Рафа бывают такие резкие смены настроения. Минуту назад он был настроен добродушно, а в следующую минуту уже готов обвинить тебя в убийстве или еще чем похуже.
– А почему ты не сказал «пять предметов»? Почему ты упомянул только четыре?

Уупс. Попался. Раф должно быть понял, что нащупал что-то еще. Я это вижу по его глазам, его взгляд становится сердитым, внимательным и обеспокоенным одновременно. Он решительно подходит ко мне, хватает меня за плечи и, слегка встряхивая, требовательно спрашивает:
– Донни, почему ты не включил сюда себя? Кто будет знать, как лечить тебя, если тебя серьезно ранят?

Черт… к такому повороту разговора я был как-то не готов.
– Эйпри…
– Дон, она не всегда под рукой, – он снова ощутимо меня встряхивает. – Кто?

Даа, а какой у меня в мастерской красивый пол… Я не могу ответить на его вопрос, потому что если меня ранят, то на самом деле, никто не будет знать, что делать. Ни один из них не знает и половины из того, что известно мне. Они все могут оказать первую помощь, об этом я позаботился, но не более того. Вот почему я всегда очень осторожен во время боя, потому что если меня не ранят, всем же нам будет лучше. Раф негромко рычит и практически тащит меня по направлению к боковой комнатке, которую я превратил в лазарет.
– Покажи мне, что надо будет сделать.

Так, этого я тоже не ожидал. Когда мы были детьми, Раф ненавидел учиться, он из кожи вон лез, чтобы избежать занятий. Тот факт, что он хочет научиться, как «починить меня» в случае чего, показывает, на что он готов пойти, чтобы нас защитить. Кстати, я не думаю, что Раф лучший кандидат на эту должность. Если меня ранят в бою, и я окажусь на одной из этих каталок, то Раф, скорее всего, уж точно будет лежать на соседней. А еще сейчас уже реально слишком поздно кого-то чему-то обучать.

– Эмм…если ты серьезно насчет этого, то что скажешь, если мы начнем, когда оба будем хоть немного не такие сонные?
Он смотрит на меня, прищурившись.
– Хорошо, – произносит он, помолчав. – Но если ты хотя бы попытаешься увильнуть от своего обещания, тогда я буду проделывать еще более безумные выходки и позабочусь, чтобы ты заработал себе язву.

Может, сказать ему, что он об этом уже позаботился?

– Договорились…

И он всегда заботится о том, чтобы я не забывал о себе.

Он сорвиголова.

Он слишком импульсивен, что вредит ему самому.

Он чрезмерно эмоционален.

И это то, что делает его Рафаэлем.

У меня снова кружится голова, но в отличие от того, как было в последний раз, воспоминания обрушиваются на меня практически мгновенно. Раф все еще смотрит на меня тем же взглядом, словно он только что пнул щенка, и я все так же пристально и удивленно рассматриваю его. Он мой старший брат. Я… просто… надо же… я его вспомнил.

– Тарре? – робко произносит он. – Дй ж занютси? Ю ри пром, фда уда дй, ю тэлом…
Голова кружится все сильнее. Черт… я опять теряю сознание? Неужели я не могу ничего вспомнить, не оказавшись при этом на полу лицом вниз?
– ТАР!
О, а вот и пол... А? Что меня остановило? Глупый вопрос. Раф осторожно переворачивает меня лицом вверх, снова и снова что-то повторяя. Я слышу голоса в отдалении, они что-то говорят с разной степенью беспокойства, где-то граничащего с откровенной паникой. Мои глаза закрываются сами по себе, но я не могу сдержать улыбки.

– А ты в самом деле всегда прикрываешь мой панцирь, да, Рафи?

И меня больше нет.

Столько впечатлений, а написать нечего. Все слова разбежались)
Мне нравились в свое время многие фанфы, но лишь некоторые из них запали в душу. И все они, все без исключения, повествуют об их братских чувствах. Они буквально насквозь пропитаны этой атмосферой, без ощущения которой я уже не смогу) Этот фанф один из таких. И если бы не ты, @Kifanya, я никогда бы, наверное, не прочла его. Вот за это я хочу тебя поблагодарить. Спасибо тебе огромное за то, что познакомила нас с таким замечательным произведением, и прости, что мои комментарии, если они что-то значат для тебя, так редки - иногда впечатления настолько сильны, что не получается связывать слова в предложения, и остается только вздыхать и улыбаться во весь рот)

  Сообщение от Kifanya 

Прошу прощения, что так долго

Тебе совершенно не за что извиняться) Перевод даже сам по себе - непростой труд, а перевод таких объемных глав - это просто титаническая работа, требующая, помимо знания языка, огромного терпения, кропотливости и усидчивости. Ты просто золото, если справляешься с этим) К тому же, чем долгожданнее глава, тем она вкуснее
Sincerely yours,
Donny's Angel. Ваш преданный читатель)

Как долго я ждала эту главу. И дело не в скорости переводчика, я просто очень давно хотела увидеть моменты с Доном и Рафом. Боже, это лучше, чем я могла себе даже представить! Она потрясающая! Автор гений!
Я знала, что Раф будет первым ^^ Прям чувствовала, так должно было быть. Их слишком многое связывает, даже на подсознательном уровне. Раф всегда относился к Дону более трепетно, чем к остальным. Он ценил его ум. И какого это теперь, когда главное достоинство брата отобрали, как кажется, по твоей вине? Я до этого не понимала, что именно угнетало Рафа. Здесь все так продуманно. Объяснили даже, почему он хмурится, когда Дон говорит на своем непонятном языке. Все еще с детства. А эпизод с гамаком. Лучше придумать нельзя, или, по крайней мере, очень трудно. Я, правда, привыкла думать, что Дон, все-таки, старше Рафа, но в данной работе такой вариант намного
уместней и лучше. А это Работа с большой буквы. К такому уровню, я считаю, надо стремиться.
Думаю, все поняли, как я рада Это было прекрасно. Жаль, что закончилось. Но ничего, главы еще есть. И их я буду читать не с меньшим наслаждением.
Все, я только что выплеснула весь свой восторг х) Думаю, больше такого не будет. Но продолжение я жду с большим нетерпением!

Ах, еще мне понравилось, что дали объяснение даже упомянутому Рафом в смежном фике факту, что Дон лучший из них в рукопашном бою. Оказывается, сам Раф в детстве к этому Руку и приложил Здорово.

Аааа, я эту главу осилила на инглише, но в Вашем переводе все стало гораздо понятнее))))
Ожидаемо было, что Раф, рано или поздно, сорвется) Почему-то, я знала, что Рафа Дон вспомнит первым) Что-то мне подсказывает, что их отношения были куда ближе, чем кажется. Опять же - реакция Рафаэля, воспоминания Донни, связанные с темпераментом... Трогательная забота, куда более мягкая, чем от остальных.... Что-то тут есть, да)))) Мну не может не заметить)
А насчет единства - тут Дон прав. Но он не сможет собрать их воедино, если они сами не сделают шаги к этому. Одному Дону восстановить или создать единство будет не под силу.
Спасибо огромное за перевод!

Огромное спасибо за отзывы! Конечно, они для меня очень важны, всегда приятно знать, что люди оценивают твою работу (тем более, положительно ), даже если это просто перевод.
Я очень рада, что угадала с выбором фанфика для перевода, он мне очень понравился при первом прочтении, и я рада, что он нравится не мне одной .
А автор вообще молодец, тем более, что на момент написания этого фанфика она еще училась в школе.

Amethyst, не, там не единство имелось в виду... Блин, это уже мой косяк, я хотела использовать фразу из названия, но вообще-то Дон имел в виду, что он не сможет их собрать, в смысле залатать, вылечить. Непонятно получилось, да? Сейчас подумаю, как исправить в тексте.



Исправила, подумала и исправила обратно. Ну нравится мне идея использовать фразу из названия, ничего не могу с собой поделать!

@Kifanya, нет, просто единство, в принципе, тоже подразумевается) по крайней мере, мне так показалось)))))

Целая глава про взаимоотношения Рафа и Дона.
*просто лег и помер от счастья, ибо ТАКИЕ эмоции уже не выразить никакими словами*

Ksoоооо!
Я аж прослезилась (ну такая я сентиментальная, извиняйте!)
Милый момент, когда Донни проснулся в гамаке Рафаэля... Весьма милый=)
Воспоминания, это просто нечто...
Вообще-то я думала, что Майки будет первым. кого вспомнит Дон, но судьба сделала иной поворот...
Рафи-бой все такой же балда...
Никогда не может вовремя остановиться. Мне даже вполне понятны порывы Донни пнуть его под панцирь=)
Вот концовка вообще меня убила, слезы хлынули рекой...
О НЕБО, ХОТЬ КОГО-ТО ВСПОМНИЛ!!!

Это было так здорово, просто слов нет...я в восторге)

Еще раз спасибо за отзывы!
Кстати, только сейчас вспомнила, часть воспоминаний Дона (та, что касается драки на крыше) взята из еще одного фанфика этого же автора. Он называется "Кроваво-красная луна" (Blood Red Moon), его можно найти вот тут: http://www.fanfiction.net/s/4539742/1/Blood-Red-Moon
Это просто к слову, вдруг оно кому надо и интересно (если кому вдруг не хватает Рафо-Доновых братских отношений )

Глава 16. Всегда горжусь тобой.


Агх…

Ооох…

Черт… чем меня ударили? Челюсть болит так, словно в нее прилетела хоккейная шайба. Кто меня ударил? Почему вообще кто-то решил ударить меня? Я же вроде как местный пацифист. Мне не нравится драться. Кто бы ни был тот, кого я так разозлил, удар у него поставлен что надо. Надеюсь, челюсть не сломана. У меня сейчас и так не жизнь, а сплошная вечеринка, и для полного счастья мне не хватало бы только сломанной челюсти. Ух ты, что-то я стал слишком саркастичным. Последняя фраза прозвучала как что-то, что сказал бы Раф.

Ну конечно! Рафаэль! Я резко сажусь, сбрасывая с себя одеяло, которым был укутан, и компресс со лба. Я же вспомнил, кто такой Раф! А? Тонкие руки, покрытые шерстью, бережно подталкивают меня, чтобы я лег обратно на диван.
– Кзасаыра, кйрас. Жки щанаца. – почему они все время кладут меня на диван? – Лекк А’Рем, Тародимма знецим ж кигю.

– Вы же понимаете, что я специально создал полностью оборудованный лазарет в своей лаборатории как раз для такого рода ситуаций, ведь правда? – спрашиваю я Крыса, когда он опускает на меня глаза. Я знаю, что он все равно меня не поймет, но мне немного досадно осознавать, что нечто, во что я вложил столько сил и времени, не используется при существующей необходимости. Думаю, что если я еще раз приду в себя, лежа на этом диване, я закричу. Или это, или у меня получится выяснить, реально ли вывихнуть плечо, если слишком много лежать на диване.

– Знежид, Тарре!
О, а вот и Леди. Я все думал, когда она появится и начнет проверять, как у меня дела. Могу поспорить, что все будет так же, как в прошлый раз, когда я очнулся. По крайней мере, сейчас я не чувствую себя так, словно замерзаю. Голова болит, но я уж свыкся с мыслью, что она так и будет болеть и надоедать мне, пока я все не вспомню. Хотелось бы, конечно, чтобы было по-другому, но я хотя бы начинаю восстанавливать свою память. Кстати об этом, а где Раф? Я вижу в комнате всех, кроме него и Черноволосого. Я знаю, что все были резко против того, чтобы он покидал убежище, так что он должен быть где-то здесь. Только… где?

Ну конечно же, додзё. Куда еще может отправиться Раф, чтобы выплеснуть ярость и раздражение, как не к своей верной боксерской груше? Мне нужно с ним поговорить. Я знаю, что он думает, что я потерял сознание после его удара. Наверное, благодарить за то, что он еще в убежище, нужно его чувство вины, которое не даст ему уйти, по крайней мере, пока он не удостоверится, что со мной все в порядке. Я знаю, что, в конце концов, Раф все равно отправится мстить футам, но хотя бы пока он остается дома. Кроме того, я хочу пойти с ним. У нас с доктором Сака остались кое-какие незаконченные дела.

Теперь, когда Леди закончила меня осматривать (она не нашла ничего, что ее бы заинтересовало, это видно по тому, как она вздыхает и раздраженно отдувает челку от лица) я могу пойти на поиски Рафа. Может, у меня и не получается разговаривать так, чтобы меня поняли, но тогда мне нужно найти другой способ сказать ему, что со мной все в порядке. Хмм… м-да. Крыс снова пытается меня уложить на диван, а Оранжевый показывает мне знак «останься». Мне уже начинает реально надоедать, что со мной общаются знаками, как с собакой, а еще то, что меня часами держат на диване каждый раз после того, как я свалюсь в обморок. Леди же знает, что со мной все в порядке, я чувствую себя замечательно, и нет никаких причин, по которым они могут запретить мне встать. Я скрещиваю руки на груди и сердито смотрю на Оранжевого. Мне нужно пойти найти Рафа и… придумать способ, как сказать ему, что он ни в чем не виноват. Если уж на то пошло, он только помог мне вспомнить его, когда нанес тот удар. Хотя я очень надеюсь, что всех остальных я смогу вспомнить без такой «помощи». При одной мысли об этом моя челюсть начинает ныть еще сильнее. Если по ней будут бить по очереди все пятеро, то она точно будет сломана.

Я ниндзя, может, у меня получится удрать с дивана незаметно? Неа, похоже, это не сработает. Я только пошевелился, чтобы сползти с края, а Крыс уже тут как тут. Как во имя панциря он так делает? Он же только что сидел вон там в кресле, а сейчас… похоже, что он просто телепортировался сюда. Ладно, если медленно и незаметно не получилось, я попытаюсь применить скорость. Подожду, пока Крыс отвернется. Все остальные, кажется, заняты разговором с Леди. Могу поспорить, она расстраивается из-за того, что до сих пор не может выяснить, что со мной происходит. Я тянусь руками за голову, упираюсь в подлокотник, группируюсь, чуть подбирая под себя ноги и прыгаю.

– Тародимма!
Черт, Крыс увидел мой маневр. Ну, этого и следовало ожидать, но сейчас я, по крайней мере, сбежал с дивана и нахожусь на своих двоих. О-оу… ко мне бегут Синий и Оранжевый. Мне пора!

– Тар, жинрек киыфок ви!
Извини, Синий, но я честно не имею ни малейшего понятия, что ты только что сказал. Скорее всего, ты хочешь, чтобы я остановился и не бегал по убежищу. Я мчусь через короткий коридор к додзё. Где тут может быть Ра… вот он! Как я и думал, он перед своей боксерской грушей панцирем ко мне. С ним рядом стоит Черноволосый, спрятав руки в карманах. Думаю, он пытался убедить Рафа, что в произошедшем нет его вины. По крайней мере, я надеюсь, что они говорили именно об этом.

– Ноч! Кпоте!
Хей, спасибо, Оранжевый. Теперь я хотя бы не врежусь ему в панцирь. Думаю, у меня получилась превосходная иллюстрация к тому, что в поп-культуре именуется «напрыгнуть».* Ааа, он валится на спину. Похоже, я попросту сбил его с ног. Он успел прикрыть голову, хорошо, что здесь на полу маты. Ууф! Спасибо, что послужил мне подушкой безопасности, Раф. Он не ушибся? Неа. У него очень растерянный и слегка настороженный взгляд. Я широко ему улыбаюсь, большинство улыбок Оранжевого просто ничто по сравнению с той, что сейчас на моем лице.
– Не беспокойся, Раф, я на тебя не в обиде.

– Сда-регэт лавид лри ксопод, сосаба щниро птик знаекщатед?
Да, если у него все еще получается говорить так ворчливо, значит, с ним все в порядке. Я снова утыкаюсь лбом в его пластрон. Как я мог вообще его забыть? Он не тот, кого можно легко забыть, с его-то горячим норовом и склонностью к неистовству. Он вечно что-нибудь ломает во время своих «приступов бешенства», а затем позже извиняется передо мной, когда мне приходится все это чинить. По крайней мере, он взял за правило помогать мне чинить наш фургон, после того, как разобьет его. Он пытается сесть.

– Лри сда-регэт залавид крюд иба к лирю?
Его голос звучит раздраженно. Наверное, объятия не самый лучший способ показать ему, что со мной все в порядке. Как мне помочь ему расслабиться? Хмм… иногда мы проводим спарринг друг с другом. Это могло бы сработать. Я смогу поспарринговать с ним, если мне удастся не нагружать поврежденное запястье и ребра. Я только надеюсь, что он не решит, будто я на него нападаю.

Я спрыгиваю с него и предлагаю ему руку. Он принимает помощь, но смотрит все так же настороженно. Да, ему бы точно не помешало немного сбросить вес. У меня едва получается вытянуть его за руку в стоячее положение. А может, это мне надо больше тренироваться, вместо того, чтобы сидеть за компьютером. Нее, по моему мнению, то, что я могу узнать и выучить, используя компьютер и интернет, в десять раз более ценно, чем моя потенциальная способность побить любого бандита в городе. Я тащу Рафа подальше от груши в центр зала. Он по ходу дела на что-то жалуется Синему и Оранжевому (наверное, именно на то, что я его куда-то тащу), но я замечаю, что он не пытается вырвать у меня свою руку. Я отпускаю его и отхожу еще примерно на десять шагов, прежде чем развернуться и сделать поклон. Я встаю в защитную стойку и жду его следующего действия.

– Дос, кзинжо ар рогнокйжоидкю ро лирю к агъюдеюле е нарюид ро зам, о дизин ар щафид ка лраы тнодкю? Ж фил, финд загине, иба знагмило? О илэ, жоогхи, лавра тнодкю, илэ ви ритожра рикмога знемитима?
Ой, Раф, да ладно. С каких это пор ты отказываешься от драки?
– Экдэзе илэ, кйр лаы. Ю калрижояк, фда Тародимма зазнакем гй дигю а кзоннерби, икме гй фэжкджажом кигю змаща, – Крыс и Леди тоже уже здесь? Здорово, теперь я чувствую себя так, словно выполняю номер на арене цирка. – Тови к дил, фда э риба адкэдкджэид золюд, ар тасопом рол, фда ар кзакагир запогадедкю а киги. Тажинкю илэ.
Не знаю, что он только что сказал Рафу, но тот поворачивается ко мне и выполняет поклон. Ну и замечательно, погнали!

– Hajimaru*!
По команде Крыса (думаю, что это слово означает « начинайте» или «давайте»), Раф кидается в атаку. Предсказуемо. Я даю ему подобраться к себе, во время сражения я всегда больше использую защиту, чем он, и наблюдаю за его движениями, пытаясь вычислить, что он сделает первым… удар ладонью слева. Я легко блокирую атаку левым предплечьем, затем резко опуская его вниз, чтобы остановить боковой удар ногой, последовавший за его первым ударом, и быстро отскакиваю назад, чтобы избежать еще одного удара справа. Он снова бросается на меня, мое маленькое отступление не сбило его с толку. Я надеялся, что он так поступит. Он блокирует мой тычок, и ловит меня за запястье, когда я наношу следующий удар. Нет, так дело не пойдет. Ему приходится отпустить меня, когда я пытаюсь нанести ему в бок удар ногой по дуге, что оставляет открытым для моего удара ладонью его правое плечо.

Какой-то момент он выглядит удивленным тем, что именно мне удалось нанести первый удар, достигший цели, в этом бою. Если честно, ему следовало этого ожидать, он же мне поддавался. Он двигается и вполовину не так быстро, как обычно, и использует только самые несложные движения. По его усмешке и искорке в глазах, когда мы снова расходимся, я могу судить, что он просит у меня разрешения драться в полную силу. Да, Рафи, пожалуйста, я смогу с этим справиться. Поскольку я не могу ему это сказать, я просто маню его пальцем к себе. Давай, Раф, пора уже начать вечеринку.

Ну вот, теперь он ускоряется. С каждым ударом и киком, которые я блокирую, он все больше уверяется, что я вполне способен сражаться с ним. Три быстрых удара один за другим, нацеленные в середину груди и выше, в лицо. Увернуться от удара ногой в живот слева. Время ударить в ответ. Блокировать кулак дракона, удар ладонью и сделать кик, нацеленный ему в подъем стопы. Да, он потерял равновесие! Схватить его за запястье, рукой обхватить талию и перекинуть через бедро. Раф на полу! Черт, он откатывается в сторону, надо его достать и… опс, чуть не нарвался на его апперкот. Это было бы больно. Он все еще не обрел равновесие, боковая подсечка, чтобы сбить его с ног сно… черт, он меня схватил.

Его усмешка означает, что мне это не понравится. Я пытаюсь выдернуть у него мою ногу, но Раф крепко прижимает ее к своему боку. Чего он ждет? Он что-то задумал, интересно, почему он остановился? Я знаю, что дальше он отшвырнет мою ногу в сторону, что пошлет меня вверх тормашками к резкой встрече с полом. По крайней мере, так он поступает обычно, когда ему удается вот так захватить меня за ногу. Ну, или кого другого, неважно. Может, он дожидается удара от меня, или что-то вроде того. Конечно, мне известно, что из этого положения до его лица я не достану, а единственный прием, который помог бы мне освободиться из этого захвата, может привести к неконтролируемым результатам, и я не хочу его использовать против него. Я не хочу, чтобы он получил сотрясение.

– Хватит, Раф, – я снова пытаюсь выдернуть свою ногу из захвата. Неа, ни с места. – Отпусти меня.
– Фда-да ри дос, Ноч? – Синий, скажи ему, чтобы он меня отпустил, и мы вернулись к спаррингу. Это уже становится нелепым.
– Лоысе, – я не думаю, что он обращается ко мне, но смотрит все равно на меня. Могу поспорить, у меня растерянный вид. – Ксопе Тарэ, фдагй ар ктомкю, ю ри щафэ иба кражо жйнэгед.

Хей, а вот и Оранжевый. Может, он убедит Рафа меня отпустить. Он кивает мне, указывает на меня и Рафа и затем машет рукой перед лицом в классическом жесте «ни за что». Раф хочет прекратить наше сражение? Почему? Оранжевый сжимает пальцы в кулак и изображает, будто бьет себя в челюсть. Как только кулак касается его головы, он склоняет ее набок, закрывает глаза и высовывает язык из уголка рта. Вот приколист. Но я теперь понимаю, почему Раф не хочет драться со мной. На самом деле, мне тоже не хотелось бы получить от него еще один удар после того, как он уложил меня утром.

Я утвердительно киваю, и Раф отпускает мою ногу, специально делая это достаточно медленно для того, чтобы я не свалился на пол. Он может быть таким милым. Мы кланяемся друг другу, как сотни, если не тысячи раз до этого. Черт, не смей снова плакать. Я все еще не могу поверить, что я смог забыть тебя, Раф. В ту же секунду, как мы выпрямляемся после поклона, я делаю несколько шагов вперед и крепко обхватываю его руками. Он на секунду замирает в напряжении, и только затем отвечает на объятия. Извини, Раф, я знаю, что ты не любишь такие эмоциональные ситуации, но мне просто необходимо подержать тебя в руках, чтобы удостовериться, что ты настоящий, а не плод моего больного воображения. А теперь мне нужно сосредоточиться на том, чтобы не заплакать. Я никак не могу проглотить комок в горле, хорошо, что мне не надо ничего говорить.

– Е фда жки уда лавид профед? – говорит Раф, когда я разжимаю руки.
Оранжевый задумчиво чешет в голове и склоняет ее набок.
– Зарюдею ри елия, гна, ра, за сноыриы лини, ар гамци ри житид кигю, сос зонораес.
– Ю фэжкджэя, сос жоц гнод рофероид жаккдорожмежод ж золюде, сда ар досаы. Ар росариш-да ро зэде с жйптанажмирея.

Я не знаю, что сказал Крыс, но он мне улыбается. Почему я себя чувствую как ребенок, только что сказавший отцу, что у него одни пятерки в дневнике? Почему он мной так гордится? И почему Синий только что похлопал меня по панцирю? Я не могу сдержать улыбки. Наверное, они знают, что я снова веду себя как прежде, иначе почему бы еще они были так счастливы? Не волнуйтесь, ребят, я уже начинаю все вспоминать. Постепенно я вспомню всех из вас, и жизнь опять вернется в нормальное русло.

– Жол рэвра жикде кигю к рел сос лава икдикджиррии. Жаплавра, уда залавид илэ жинрэд залюд.
Я почти забыл, что Леди и Черноволосый тоже здесь. Даже они сияют улыбками. Интересно, а они тоже считаются частью семь…

Эммм… мне определенно не нравится, когда Раф и Оранжевый вот так быстро переглядываются и затем на их лицах появляются не предвещающие ничего хорошего ухмылки. Что эти двое задумали?
– Э лирю дэд со сноп жапресмо етию. Лоысе, дохе зазсанр, фезкй е бопенажсэ.

Раф обхватывает меня рукой за плечи и ведет к выходу из додзё. Так, он толкает меня на диван и велит мне здесь остаться. С этим я смогу справиться. Ух ты, а вот в том ящике большущая коллекция DVD, там должно быть пара сотен дисков! Который из них он доста… А! Миска чипсов! Большая миска. Эмм… надеюсь, ты знаешь, что я один не смогу все это съесть, да, Синий? Пожалуйста, скажи, что это на всех, потому что если я это попытаюсь съесть в одиночку, мне станет плохо. Думаю, здесь по меньшей мере три пакета. Он еще за чем-то ушел? Надеюсь, не за едой. В этой миске у меня на коленях ее более, чем достаточно.

– Лй етил талаы. – Черноволосый и Леди уходят? – Рисаданйл еп рок, ро колал тими, пождно ро ногадэ.
Раф плюхается на диван рядом со мной и лениво машет им рукой, в которой зажат пульт.
– Тожоы, Сиык. Э кмитэяхеы ноп акдоридик.
Они машут в ответ, говорят, как я могу только догадаться, слова прощания, и выходят за дверь. Крыса тоже здесь нет. Думаю, он в своей комнате. По крайней мере, из-за ширмы, прикрывающей вход в его комнату, виден свет, значит, я не ошибся в предположениях. Синий возвращается, держа в руках кучу банок с газировкой, сгружает их на столик и плюхается на дальний конец дивана, оставляя между нами пустое пространство. По крайней мере, у нас будет, че… Зараза! Я сердито смотрю на Оранжевого, стряхивая попкорн с плеча. Он хоть что-нибудь знает о законах физики?! О кинетической энергии? Потенциальной энергии? Хей, есть кто дома? Когда кто-нибудь делает сальто вперед над спинкой дивана с блюдом попкорна в руках, результаты и без того будут кошмарными, а если учесть, что на диване уже до этого находилась полная миска чипсов, то исход всего происшествия будет просто катастрофичным. Думаю, у меня даже под панцирем попкорн.

Оранжевый вытягивает ногу по направлению к столику, подцепляет одну из множества красных банок и отправляет ее в полет по направлению к Синему.
– Само тмю Миа.
Он снова протягивает ногу, и на этот раз кидает банку красно-коричневого цвета Рафу, который ловит ее не глядя одной рукой, второй проматывая заставку в начале фильма.
– Лекдин Зиззин тмю Ночо.

Ааа! Банка! Я едва успеваю схватить банку с газировкой, которая чуть не влетела мне прямо в лицо. Боже, спасибо, Оранжевый, давай уж сразу доведи меня до инфаркта, чего уж мелочиться. Хмм… а может, если бы банка ударила меня по лицу, я бы вспомнил, кто такой Оранжевый. Хотя не думаю, что был бы очень рад получить в лицо летящей банкой, даже если бы это действительно помогло мне его вспомнить.
– Епжере, Тар. Ра пода дй замэфем кжаы Кзноыд.
Ага, давай-давай, пищи. Я не люблю жестокость, но даже я гонялся бы за тобой по всему убежищу с диванной подушкой наперевес за такое. Он дурашливо мне улыбается и подбрасывает в воздух банку для себя.
– Е Лоэрдер Тья тмю жоциба засанраба кмэбе.
Он открывает банку и поднимает ее вверх в шутливом тосте.
– Ю, Лесимортвима Щолода, агъюжмюя удад лоночар чемлаж а Твиылки Гарти адснйдйл, е то залавид ар Тарре экзалред фда-регэт жовраи, рознелин… лирю! Жоци птанажьи!
Ух ты, мы еще и банками чокаемся. Один большой глоток газировки, и Раф нажимает кнопку «плей».
Пусть начнется кино.

…

Мне нравится кино. Серьезно, иногда я просто не могу оторваться от фильмов, но даже мне нужен перерыв после шести подряд фильмов о Джеймсе Бонде. Я и не подозревал, что Оранжевый способен усидеть на месте в течение одного фильма, что уж говорить о пяти подряд. Хорошо, что мы решили закончить, мы провели на диване почти полдня и весь вечер, смотря кино. Хотя сейчас еще всего девять, так что еще не так поздно. Конечно, после того, как они закончат убираться в комнате, будет уже полночь. Жаль, что они не позволяют мне помочь. Это же я начал перекидываться попкорном с Оранжевым, что вылилось в масштабную битву с применением попкорна и чипсов по всей территории гостиной. Но в ту же минуту, когда я попытался помочь прибраться, Синий шуганул меня прочь. Я тихо вздыхаю и направляюсь вверх по ступенькам к своей комнате. Мне на самом деле ничего больше не остается, как лечь спать. Надеюсь, сегодня у меня не будет приступа бессонницы.

Хмм? А кто в додзё? Раф и остальные все еще в гостиной. Ох, Оранжевый, не надо тебе это делать! Стукать Рафа по затылку диванной полушкой не самая удачная иде…
– ЛОЫСЕ!
А теперь Раф пытается выбить из него дух этой же самой подушкой, пришпилив его к дивану. Ладно, там рядом Синий, он не допустит убийства, а поскольку Оранжевый в процессе избиения хохочет, думаю, что ситуация не требует моего вмешательства. Черноволосый и Леди отправились домой, так что в додзё не они. Может, это Крыс? Я спускаюсь с лестницы и поворачиваю к короткому коридору, ведущему в додзё. Стоит проверить.

Ага, здесь Крыс. Похоже, он занимается йогой или тайдзи. Больше смахивает на тайдзи. Он не пытается завернуться в крендель, как в йоге. Выглядит, как будто он выполняет серию блоков и ударов, только в очень медленном темпе. Я знаю, что он способен сражаться в десять раз лучше любого из нас, но возраст уже становится для него помехой. Не думаю, что он сможет выдержать по-настоящему сильный удар, его кости уже слишком хрупки. Тайдзи, по крайней мере, помогает ему сохранить силы и расслабиться. Хмм… расслабиться… Мне бы сейчас тоже не помешало. Мне кажется, я за весь день всего раз поднялся с дивана, чтобы быстро сходить в ванную, пока они ставили другой диск. У меня вся спина затекла, а еще я уверен, что у меня за панцирем застрял, по меньшей мере, один кусок попкорна.

– Ри щафиц ме знекаитередкю, кйр лаы?
Крыс смотрит, как я неуверенно топчусь на пороге. Он терпеливо ждет, пока я оглядываюсь, привлеченный громким криком из гостиной. Могу с уверенностью сказать, что им там весело. Но я провел с ними целый день, теперь мне следует уделить внимание Крысу. Я не знаю, кто он, но остальные явно испытывают к нему почтение, и он намного старше нас. Старших надо уважать. Я иду по покрытому матами полу, останавливаюсь в паре метров от него и делаю поклон. Он кланяется мне в ответ, и я вижу на его лице искреннюю улыбку, а его глаза почти сияют.

Я занимаю позицию справа на некотором расстоянии от него, так чтобы мы не столкнулись во время движения. Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох и задерживаю дыхание, считая от пяти до одного. Четыре. Три. Два. Один. Выдох. Снова глубокий вдох, но в этот раз я плавно поднимаю руки во время вдоха и медленно опускаю их на выдохе. Я чувствую, что сосредоточился, открываю глаза и кидаю быстрый взгляд в его сторону, что увидеть, какой комплекс движений мы будем выполнять.

Он медленно поднимает руки вверх, фокусируясь больше на самом движении, а не на его силе. Я повторяю простые движения, шагая вперед вслед за ним, и копируя то, что делает он. Мне кажется, этот стиль называется ян. Я слежу, чтобы мое дыхание оставалось медленным и глубоким. В конце концов, целью этих упражнений является именно расслабление тела. Я держу спину как можно более прямо, насколько мне позволяет панцирь. В каком-то смысле, это во многом напоминает йогу. И йога и тайдзи заставляют сосредоточиться на точном владении своими мышцами и помогают увеличить гибкость и самоконтроль. Тайдзи и йога происходят из абсолютно разных культур, но по сути они очень похожи.

Минутку, я только что допустил ошибку. Я замираю и пытаюсь сделать движение снова. Нет, все равно выглядит неправильно. Крыс тоже останавливается. Он смотрит за тем, как я пытаюсь снова и снова повторить движение. Приятно знать, что он ждет меня, чтобы продолжить, но у меня это может занять некоторое время. А? Что он делает? Он берет мои руки в свои и ведет их так, чтобы я сделал движение правильно. Хмм… так, значит мне надо прокрутить кисть, вытягивая в сторону правую руку. А левую, тем временем, согнуть и завести назад, сжав пальцы все вместе так, словно ладонь – это клинок. Крыс кивает мне, и я снова выполняю все движение, теперь уже без его помощи. Он смотрит, как я это делаю, а потом снова берет мои руки в свои и повторяет движение вместе со мной еще раз, делая акцент на том, что мне надо сильнее уводить правую кисть назад, и чуть ниже опустить левое плечо. Да, думаю, теперь у меня получится. Он слегка кивает и смотрит, как мои руки движутся в воздухе, когда я опять повторяю это движение. Его глаза сияют, а на лице появляется улыбка.

– Щанаца, кйр лаы. Ю нод жетид, фда дй ри эднодем кжаещ элиреы е зненатрай любсакде, тови знаытю финип эвокрйи екзйдорею.
Я кланяюсь ему. Я не знаю, что он только что сказал, но уверен, что он похвалил меня. Это видно по его глазам, сияющим внутренним теплом, которое словно… окутывает меня туманом. Да, я как в теплом тумане. Я снова выпрямляюсь.
– Спасибо…

– …папа? Я себя не очень хорошо чувствую…
Думаю, это самое большое преуменьшение в моей жизни. Я чувствую себя просто ужасно. Из носа течет не переставая. Мне одновременно и жарко, и холодно. Живот крутит. Голова раскалывается. Все тело ноет. В горле першит, и из-за этого голос звучит очень странно. Мне очень больно говорить.

Ненавижу болеть.
Единственное, что хорошего в болезни – это то, что папа укладывает меня в свою кровать. Наша кровать – это просто большая кипа старых одеял, в которых мы все вместе сворачиваемся клубочком и спим, а у папы в кровати какая-то странная набивка и всего одно одеяло. Хотя у него есть настоящая подушка. Мне нравятся подушки. Папа сказал, что когда-нибудь у нас у каждого будет своя кровать, и когда это все-таки случится, я заведу себе кучу подушек. Подушки такие мягкие.

– Я знаю, сынок, – папа говорит очень тихо. Наверное, все остальные уже уснули. Я бы тоже хотел заснуть, но я себя так ужасно чувствую, что не могу. В горле нарастает кашель. Нельзя кашлять. Папа будет беспокоиться. Н-не получается сдержаться. Я зарываюсь лицом в одеяло и пытаюсь заглушить звук кашля. Судя по его вздоху, у меня ничего не получилось. Он знает, что я кашляю. Я ненавижу, когда он беспокоится из-за меня.

Папа берет меня на руки. Наверное, он очень сильно обеспокоен. Он никогда не берет нас на руки, кроме тех случаев, когда кому-то из нас больно или кто-то из нас очень напуган. Хорошо, что он завернул меня в одеяло. Здесь так холодно. Он одной рукой прижимает меня к груди. Я утыкаюсь носом в его покрытое мехом плечо. Он такой мягкий и уютный. Я мог бы заснуть прямо так.

– Донателло, – я хочу спать. Я не открываю глаз и прижимаюсь лицом к его меху. – Сын мой, тебе надо выпить это, прежде чем оно остынет, – прости, папа, я тебя не слышу. Я на самом деле очень хочу спать. – Ты почувствуешь себя лучше. Пожалуйста, выпей его. – Он прав. Питье действительно смягчает боль в горле, а боль в голове и животе становится немного меньше. Я слегка киваю и отстраняюсь от него так, чтобы он смог прижать к моим губам чашку со снадобьем. По крайней мере, оно не слишком горячее. Как раз нужной температуры.

Кажется, что мы уже много часов сидим вот так, он держит меня на руках и поит из кружки, а потом отставляет пустую кружку в сторону. Неужели я действительно выпил ее всю? Она же огромная. Папа укладывает меня в кровать и ложится сам. Он выглядит очень уставшим. Ему нужно попытаться заснуть. Я пытаюсь ему об этом сказать, но вместо слов зеваю в подушку.
– Засыпай, сын мой. Я буду рядом.

Да папа, я знаю. Я снова утыкаюсь носом в его плечо и пытаюсь больше не обращать внимания на то, как я себя чувствую…

– …отец?
Постойте. Он мой отец? Я смотрю на него, широко раскрыв глаза. Да. Он мой отец.

… я не понимаю. Я знаю, что я не самый хороший боец, но почему мастер Сплинтер сказал мне, что я должен специализироваться во владении шестом бо? Неужели я его в чем-то подвел? Всем остальным он дал настоящее оружие. Оружие, с помощью которого можно нанести реальный урон. А мне он дал бо. На самом деле, я не жалуюсь на то, что это оружие недостаточно смертоносно, но почему именно бо? Мне даже любопытно, почему он велел мне сосредоточиться на владении шестом. Если бы тут сейчас был Рафи, он бы сказал мне, что мое любопытство всегда приводит к неприятностям.

Неважно, даже если бы он сейчас подошел сюда и сказал мне такое, я бы все равно пошел и задал Сплинтеру этот вопрос.

Я подхожу к той части убежища, что отгорожена ширмой. На минутку я останавливаюсь и прислушиваюсь к голосам остальных братьев, играющих у телевизора. Я не хочу, чтобы кто-либо из них вмешался в этот разговор. Думаю, некоторое время этого можно не опасаться. Судя по звукам, по телеку идет «Том и Джерри», а они любят этот мультик.

– Донателло, ты можешь войти.

Ой. Наверное, мастер Сплинтер решил, что я не решаюсь войти к нему в комнату. Я не то чтобы не решаюсь… ладно, я действительно беспокоюсь, что он скажет мне, что из меня ужасный ниндзя или что-нибудь еще такое. Я стараюсь изо всех сил. Честно. Просто мне не дано усваивать все эти приемы и удары.

– Донателло, – ширма слегка сдвигается, и я обнаруживаю, что смотрю прямо на своего сенсея широко открытыми глазами. Иногда становится жутко от его способности двигаться, не производя ни малейшего шума. Это очень пугает. Интересно, получится ли у меня так же хоть когда-нибудь? Если я буду продолжать так же лажать на тренировках, то вряд ли. – Что стряслось? – и как мне спросить у него, считает ли он меня никудышным ниндзя, чтобы это не прозвучало, как будто я виню его в том, что он плохо меня обучал? Ребята шумят все громче. Надеюсь, они не прибегут сюда и не прервут наш разговор. Иначе это будет лишним поводом для них дразнить меня.

– Донателло.
Ой. Я опять слишком глубоко задумался. У мастера Сплинтера на лице такое выражение, которое возникает только тогда, когда кто-то из нас начинает испытывать его терпение. Обычно такой взгляд достается не мне. Рафи и Май…

– Входи.
Я чуть склоняю голову, заходя в его комнату. Я чувствую себя так, словно иду на собственную казнь. Я слышу, как ширма сдвигается с тихим шорохом, возвращаясь на место, когда я опускаюсь на колени перед маленьким низким столиком, который стоит у сенсея в комнате. Жаль, что я не помню, как он называется. Мне следует попросить его, чтобы он поучил меня японскому, если, конечно, он не вышвырнет меня из убежища за проявленное к нему неуважение.

– А теперь, – он опускается на колени по другую сторону от столика, – скажи мне, что случилось, сын мой.
У меня никак не получается проглотить комок в горле.
– Сенсей, я… мне кажется, что я плохой ниндзя, и я думал о том, чтобы перестать тренироваться и разочаровывать вас.
Ну вот. Так я не обвинил сенсея в недостатке мастерства, как наставника. Мне бы только хотелось, чтобы мой голос не звучал так жалко.

– Почему ты решил, что ты меня разочаровываешь, сын мой?
Оох… Черт, кажется, он расстроен и слегка хмурится. Это нехорошо.

– Я не говорю, что это из-за вас, из-за того как вы учите нас и все такое, сенсей. Вы замечательный учитель. Это у меня ничего не получается, и я думал, может мне следует…
О-оу, он поднимает руки, чтобы я прекратил болтать и замолчал. Это была плохая идея.

– Твои мысли имеют отношение к оружию, с которым, по моему мнению, тебе следует тренироваться, сын мой? – черт, он такой проницательный. Как у него это получается? По крайней мере, он теперь улыбается вместо того, чтобы хмуриться. – Донателло, я дал вам различное оружие, чтобы вы тренировались с ним и постигали разные специальности, которые как можно больше подходят каждому из вас. Сын мой, ты самый добрый из всех братьев, и я видел твою неуверенность во время тренировки. Ты бы никогда не ударил кого-то, только если он первым на тебя нападет. Ты защитник. Миротворец. Ты участвуешь в наших тренировочных боях только потому, что так хочу я, а не ты сам.

– Это не так! – черт, я понимаю, почему мне необходимо тренироваться. Если меня захватят люди… – Просто… я…
– Донателло, я знаю, что ты вникаешь в суть тренировок даже больше, чем твои братья, но я также знаю, что ты предпочел бы уделять больше времени постижению мира вокруг себя. Если бы у тебя была возможность, я знаю, что ты ходил бы повсюду без оружия и занимался изучением всего, что тебя окружает. Это именно та причина, по которой тебе следует научиться пользоваться бо. Тебе не нравится сражаться. Ты стал бы драться только для того, чтобы защитить себя или свою семью, и если бы у тебя был выбор, ты вообще не носил бы оружия. Вот поэтому я и счел нужным обучить тебя искусству сражаться с бо.

Что он имеет в виду, говоря, что я мог бы ходить без оружия? Мне в любом случае пришлось бы носить его. Что, если на меня нападут?
– Сенсей, не сочтите за неуважение, но почему вы говорите, что мне не нужно будет носить с собой оружие, чтобы защитить себя? Вы учили нас сражаться голыми руками, но что, если меня атакует кто-то вооруженный, как я смогу защититься без оружия?

У него на лице снова та понимающая улыбка.
– Посох бо это то оружие, которое легче всего найти, и самое универсальное из всех. Вот почему в феодальной Японии многие крестьяне пользовались им. В 1477 году, когда к власти пришел император Шо Шин из второй династии Шо, он наложил запрет на ношение мечей, чтобы предотвратить переворот. С тем, что ношение любого вида клинков стало считаться преступлением, многие стали защищаться при помощи посохов бо. Любая палка длиной приблизительно в рост человека может использоваться, как бо, сын мой. Ручка от швабры, трость, ветвь дерева, металлическая труба – это не имеет значения. В следующий раз, сын мой, когда мы вместе пойдем на поиски нужных нам вещей, посчитай, сколько ты увидишь в тоннелях потенциальных шестов бо. Я думаю, ты будешь приятно удивлен тем, как легко тебе будет найти замену оружию, если ты вдруг окажешься лишен его.

Я не знаю, что сказать. Похоже, сенсей действительно продумал, какое оружие лучше подходит каждому из нас…

Мой сенсей.

…если бы я был на вашем месте, я бы не стал этого делать. Просто сверните в сторону. Вот так. Именно туда. Здесь нет ничего интересного. Совсем. Вообще. Нет-нет, давайте, сворачивайте. В совсем-совсем другую сторону. Налево, сверните налево. Да не на мое лево, на свое! Черт… Неужели мне не может повезти хотя бы раз? Всего один разок? Дурацкое черепашье невезенье. Мне порой кажется, что оно еще хуже, чем законы Мерфи. Ладно, мистер Ниндзя-фут, если ты так сильно стремишься пойти именно в этот темный угол склада, тогда мне придется своротить твою челюсть на другую сторону.

Я слегка сжимаю бо в руках, наблюдая, как солдат клана фут подходит все ближе и ближе к моему укрытию. На самом деле, вырубить его не самая хорошая мысль. Один из его приятелей-футов обязательно заметит, что его нет рядом, и пойдет его искать. Я смогу справиться с одним ниндзя, но с несколькими? Ни за что. Я и так уже избит и вымотан до предела, чтобы сейчас снова драться. Вот поэтому Раф и оставил меня и мастера Сплинтера прятаться здесь за ящиками, а сам пошел искать остальных. Мы почти не в состоянии двигаться. Во всяком случае, недостаточно быстро.

Я кидаю быстрый взгляд через плечо, чтобы посмотреть, как там сенсей. Его дыхание кажется неровным, как будто ему больно втягивать воздух. Мне даже думать страшно о том, какие у него могут быть внутренние повреждения. Его руки по-прежнему безвольно лежат на коленях. Противник ударил его тонфа* прямо по болевым точкам на плечах. Он сейчас даже руками не может пользоваться в полную силу. Рафу пришлось нести его сюда.

Меня Раф тоже почти нес досюда. У меня что-то серьезно не в порядке в правым плечом. Им больно двигать, вращать, оно даже в неподвижном состоянии болит. При таких условиях я просто не смогу победить в бою. Кроме того, ранее мне нужно было попытаться использовать радиочастоту корабля, чтобы отправить послание одному из наших друзей с просьбой о помощи. Что означало, что спать мне не пришлось почти совсем, мне пришлось работать, чтобы врезаться в систему, обслуживающую их передающее устройство, причем так, чтобы радиотехники не поняли, что я передаю с него сигнал С.О.С. В ближайшем будущем отдыха так и не предвидится. Мы в Лондоне, Великобритания, по другую сторону Атлантики, раненые и измотанные после грандиозной битвы с кланом Фут. Не знаю, что еще может ухудшить ситуацию. Если только канализация в Лондоне окажется слишком тесной, и мы не сможем там укрыться. Тогда у нас точно будут еще более серьезные проблемы.

Негромкий шум вновь привлекает мое внимание к… уже нескольким футам? Черт, похоже, что приятели того первого фута решили помочь ему проверить все темные места в углах склада. Здорово, теперь у меня точно не получится справиться со всеми ними в одиночку и защитить мастера Сплинтера. Наверное, мне надо попробовать увести их подальше отсюда. У меня не получится использовать правую руку в бою. В таком состоянии, как сейчас, она только будет мне мешать. Я задерживаюсь на секунду, чтобы зафиксировать ее ремнем, а затем перехватываю бо левой рукой и ползу навстречу врагам. Если у меня получится убраться подальше от этого темного угла, то можно надеяться, они не полезут туда и не найдут Сплинтера.

Так, я всего в паре метров от крайнего ниндзя и… Пора! Я ударяю его концом посоха сбоку в подбородок, от чего он падает не сходя с места. Один есть, еще семеро. Я отмахиваюсь бо в сторону, блокируя удар мечом, затем вслепую тыкаю им на звук в темноту. Бо не без причины считается двуручным оружием. Чувствую, сейчас мне надерут панцирь. Но пока я остаюсь в темноте, они не смогут определить мое местоположение, так что у меня может получиться перехитрить их с по…

С моих губ срывается крик, и бо клацает, падая на пол и отлетая туда, где я не смогу до него дотянуться. Драться, используя только одну руку, - это полный абзац! Я прямо чувствую, как на здоровой руке образуются синяки, когда один из этих уродов хватает меня и швыряет на открытое место. Они накидываются на меня еще прежде, чем я успеваю подняться хотя бы на колени. Подонки. К моему горлу прижимают меч. Не беспокойтесь, со мной вы можете делать все, что угодно, главное – не обращайте внимания на большую крысу в углу, и я сделаю все, что скажете.

Из-за спины внезапно доносится громкий вопль и звук удара стали о сталь. Раф уже нашел ребят, и они вернулись? Клинок у моего горла куда-то исчезает, и я вижу, как один из ниндзя летит, брошенный словно тряпичная кукла, прямо в груду ящиков, врезается в них, разламывая их в щепки и часть из них обрушивая на себя. Ой, это наверное, больно. Я поднимаюсь на колени, и чувствую мохнатую лапу на своем плече.

– Мастер Сплинтер? – не веря своим глазам переспрашиваю я. Он же был без сознания всего несколько минут назад, а теперь он раскидал в стороны этих футов и даже не вспотел. И как так получилось, что он снова может пользоваться руками?!

Он улыбается мне хитрой улыбкой.
– Ты и твои братья еще столько должны узнать о пользе медитации, равно как и об использовании точек нажатия на теле.
Улыбка исчезает, он склоняет голову к плечу и прислушивается. Здесь есть еще футы?
– Пойдем, сын мой. Нам надо торопиться.
Поверьте мне сенсей, меня не надо уговаривать…

Он всегда рядом, чтобы помочь мне, даже когда я этого совсем не ожидаю.

…это все из-за меня. Я молочу руками по груше вымещая на ней свое расстройство. Если бы я был лучшим ниндзя, если бы меня не вырубили, то ничего бы этого не случилось. Их бы не поймали, и Раф бы сейчас не лежал в лазарете с вывихнутым плечом и таким видом, будто его пропустили через дробилку для древесных отходов, а потом еще причесали газонокосилкой. Обычно я не вымещаю злость на боксерской груше, но это целиком моя вина. Мне нужно было усерднее тренироваться. Мне нужно было догадаться, что там нас ждет засада. Я же видел датчики движения. В горле зарождается глухое ворчание. Это было совсем на меня непохоже. Я должен был догадаться!

– Донателло.
А? Сенсей? Я думал, что он с Рафом. Он пришел сюда, чтобы сказать мне, как я напортачил? Черт, наверное, он очень разочарован во мне. Я оборачиваюсь к нему и падаю на колени. Я заслуживаю наказания, какое бы оно ни было. Один из моих братьев серьезно ранен, а двое других захвачены в плен, и их наверняка пытают или проводят на них опыты. И все потому, что я никчемный боец.

– Сенсей… Простите, что я не оправдал ваших ожиданий, – я прижимаю ладони к полу перед собой и опускаю на них лоб. Я не думаю, что такое можно простить. Я подвел его и его учение. Меня так быстро уложили в бо…

– Я вовсе не разочарован в тебе, сын мой. Поднимись.
Я повинуюсь, но все равно остаюсь перед ним на коленях. Он только вздыхает.
– Я не думаю, что кто-либо должен извиняться за то, что произошло. Единственное, что меня озадачивает, это то, почему ты не занят приготовлениями к спасению своих братьев.
Почему он об этом думает?

– Я снова все испорчу. Там слишком много противников, и они все будут ждать, когда я приду. Раф ни при каких условиях не сможет даже сесть самостоятельно к сегодняшнему вечеру, а значит, он не сможет мне помочь. Мне придется идти туда одному, и если меня загонят в угол, я не смогу отбиться, я не достаточно хороший боец. Тогда в плену окажутся уже трое.
– Ты замечательный боец, Донателло. Свой недостаток воинского мастерства ты восполняешь, используя свой разум.

Ага, только разум мало мне помог в бою.
– У меня не хватит умения справиться с ними в одиночку, сенсей. Даже если вы мне поможете, я просто не достаточно хорош, чтобы суметь пробиться к братьям. Простите, что я подвел вас.
– Ты ни разу не подводил меня, Донателло. Ты никогда не был самым сильным в бою, но я не прекращаю изумляться твоим навыкам вне поля боя. То, чего ты достиг в жизни, заставляет меня гордиться тем, что я твой отец, – его пальцы касаются моего подбородка, и он поднимает мою голову, чтобы я посмотрел ему в глаза. – Не допускай мысли, что я могу быть разочарован в твоих способностях, сын мой. Каждый из вас представляет собой намного больше, чем просто набор воинских способностей. Даже если бы совсем не умел сражаться, я бы гордился тобой, Донателло. Я всегда буду гордиться тобой.

У меня щиплет в глазах, и я крепко зажмуриваюсь, когда он наконец отводит руку от моего подбородка. Я знаю, что в чем-то он прав, но если бы я сражался луч… а? Сплинтер обхватывает меня руками и прижимает к себе как можно крепче. Совсем как тогда, когда я был совсем маленьким черепашонком и расстраивался, что у меня ничего не получается на тренировках. Я прижимаюсь к нему, не в силах сдержать слез. Черт, как же все сложно…
– Пойдем, сын мой, – шепчет он мне на ухо спустя несколько секунд, когда из моих глаз все-таки проливаются непрошенные слезы. – Нам пора вернуть твоих братьев домой…

Голос мудрости, на который я всегда могу рассчитывать.

Плечо, в которое всегда можно поплакать.

Тот, кто выслушает меня, что бы я ни сказал.

Он мой приемный отец.

Мой наставник.

– Мастер Сплинтер? – шепчу я. Он смотрит на меня, словно спрашивая «Что случилось?» Поверить не мо…

– АААА!!! – раздается в ушах мой собственный крик, и я стискиваю раскалывающуюся от боли голову. В ней словно полыхает огонь. Я чувствую, словно самый мой разум объят огнем. О, черт, я снова упал. Я лежу, распростершись на матах лицом вниз, и меня бьет сумасшедшая дрожь. Он тоже кричит. Он до крайности встревожен. Черт, что, если его сердце не выдержит такого стресса? Я хочу потерять сознание, но… не могу. Мне нужно удостовериться, что с ним все в порядке. Удостовериться, что он не… не думай об этом, сфокусируйся на том, чтобы подняться.

Я двигаюсь медленно, пытаясь подобрать руки под себя так, чтобы я смог ими оттолкнуться и подняться. Мне нужно увидеть, что у него нет сердечного приступа. Чьи-то руки подныривают под меня. А, черт, не над…а… это было очень неприятное ощущение. На меня обрушиваются одновременно головокружение и тошнота, усиленные в сорок пять раз против обычного, когда меня приподнимают с пола и переворачивают на панцирь. Не думаю, что они понимают, что я все еще в сознании. Ну, вроде как в сознании. Я не могу пошевелиться, все тело трясет крупной дрожью, и я чувствую себя так, словно только что пробежал марафон. Я полностью вымотан. Раф и Синий держат меня с двух сторон, не давая упасть и зажимая меня между собой. Это хорошо. Так теплее. Оранжевый выглядывает из-за плеча Синего, а где Сплинтер? Я не ви… а, он позади меня. Я чувствую прикосновение его пальцев, которые с силой прижимаются к моей шее, и дрожь вроде бы немного стихает с каждым нажатием на чувствительную точку. Мне становится намного лучше.

Но я все равно ощущаю огромную усталость. Хотел бы я не чувствовать себя как выжатая половая тряпка. Надо проверить, смогу ли я сесть или хотя бы пошевелиться. Невольный стон срывается с губ, когда я пытаюсь приподняться и сесть. Это была плохая идея. Синий тут же надавливает ладонью мне на грудь. Не волнуйся, в ближайшее время я не собираюсь больше двигаться. Но я хотя бы могу повернуть голову. Я прижимаюсь лбом к руке Рафа. Хмм… кстати.
– Знаешь, Раф, – бормочу я, уткнувшись ему в руку. – Ты, конечно, хочешь наказать Сака за то, что он со мной сделал, но у меня такое чувство, что сначала тебе придется оттащить от него меня. Он заплатит мне за это.

О, да, он дорого заплатит за то, что заставил меня забыть собственного отца.


*Glomp (я его перевела «напрыгнуть») – точного перевода слова нет, означает приблизительно «прыгнуть с разбегу и с жаром обнять». Распространено на самом деле в аниме-культуре.

*Hajimaru – Начинайте! (яп.)

*Тонфа – традиционное деревянное оружие родом с Окинавы, похоже на палку с поперечной рукоятью (http://en.wiktionary.org/wiki/tonfa)

Мрррр, он узнал Сплинтера))) И да, кому-то точно не повезет, встреть он Дона)
И обычный вопрос - можно расшифровку переговоров? ^^

Что-то я на самом деле давно расшифровок не выкладывала. Исправляюсь

Тринадцатая глава.
1. Донни… Что вы с ним сделали… заплатите за это…

Четырнадцатая глава.
1. …телло? Донателло, сын мой, ты меня слышишь?
2. Сын мой.
3. Хороших снов, сынок.
4. Привет, Донни!
5. Его пульс опять в норме, но, похоже, ему все еще холодно. Майки, спроси его, как он себя чувствует, и уточни, холодно ли ему.
6. Сейчас. Дон!
7. Ему немного холодно.
8. А еще он устал и голоден. В остальном он говорит, что чувствует себя хорошо.
9. Покорми его, а потом постарайся убедить его еще немного поспать.
10. Я приготовлю для него суп, а вы двое последите, чтобы он пока не заснул.
11. Эйприл? Сегодня вроде по Дискавери идет серия передач про живую природу, да?
12. Эмм… А разве ему не фантастика нравится больше? По другому каналу сейчас идет Стар трек.
13. Мы сейчас о Доне говорим, Майки, а не о тебе. Ему нравятся передачи, из которых можно что-нибудь узнать.
14. Мне кажется, или Дону щас было явление гиппопотама?
15. Майки, перестань использовать длинные слова, если не знаешь их значения.

Пятнадцатая глава.
1. …убью его. Он забрал тебя и… он… он… он забрал у тебя то, что ты ценишь больше всего… он забрал твой разум… он повредил его… он… черт, да нет такого слова, чтобы его описать… как это могло произойти с тобой… это должен был быть я… мне нужно было пойти с тобой… я же видел, как ты уходил и… зараза… Донни, я клянусь… клянусь чем угодно, что он пожалеет, что вообще на тебя посмотрел. Я свои саи ему так глубоко засуну, что он…
2. …И НАЙДУ ЭТОГО УБЛЮДКА! КОНЕЦ ОБСУЖДЕНИЮ.
3. РАФАЭЛЬ! ТЫ СОШЕЛ С УМА! МЫ ДАЖЕ НЕ ЗНАЕМ, ОТКУДА НАЧАТЬ ПОИСКИ!
4. Донни, ты в порядке? Я не знал, что это ты, я думал… ДОН!


Шестнадцатая глава.
1. Спокойно, сынок. Все хорошо. Мисс О’Нил, Донателло пришел в себя.
2. Привет, Донни!
3. Дон, вернись сейчас же!
4. Раф! Сзади!
5. Кто-нибудь может мне сказать, какого хрена здесь происходит?
6. Мне кто-нибудь поможет его снять с меня?
7. Так, сперва он набрасывается на меня с объятиями и роняет на пол, а теперь он хочет со мной драться? В чем, черт побери, его проблема? А ему, вообще, можно драться, ему же недавно неслабо прилетело?
8. Уступи ему, сын мой. Я сомневаюсь, что Донателло попросил бы тебя о спарринге, если бы чувствовал себя плохо. Даже с тем, что у него отсутствует память, он доказал нам, что он способен позаботиться о себе. Доверься ему.
9. Что-то не так, Раф?
10. Майки, скажи Дону, чтобы он сдался. Я не хочу его снова вырубить.
11. И что все это может значить?
12. Понятия не имею, бро. Но, по крайней мере, он больше не ведет себя, как параноик.
13. Я чувствую, как ваш брат начинает восстанавливать в памяти, кто он такой. Он наконец-то на пути к выздоровлению.
14. Вам нужно вести себя с ним как можно естественнее. Возможно, это поможет ему вернуть память.
15. У меня тут как раз возникла идея. Майки, тащи попкорн, чипсы и газировку.
16. Мы идем домой. Некоторым из нас, на самом деле, завтра на работу.
17. Давай Кейс. В следующий раз останетесь.
18. Кола для Лео. Мистер Пеппер для Рафа.
19. Извини, Дон. Но зато ты получил свой Спрайт.
20. И Маунтин Дью для вашего покорного слуги.
21. Я, Микеланджело Хамато, объявляю этот марафон фильмов о Джеймсе Бонде открытым, и да поможет он Донни вспомнить что-нибудь важное, например… меня! Ваше здоровье!
22. Не хочешь ли присоединиться, сын мой?
23. Хорошо, сын мой. Я рад видеть, что ты не утратил своих умений и своей природной мягкости, даже пройдя через ужасные испытания.





Мне опять нужен бодрящий пинок. Следующая глава занимает 23 страницы... мне страшно...

Вааай*_* Шикарно! Переводите! Пожааалуйста!

  Сообщение от Kifanya 

Мне опять нужен бодрящий пинок. Следующая глава занимает 23 страницы... мне страшно...

Будь мужиком и надери зад этой главе! Вперед!

А если серьезно — удачи)))) Я уверен, ты справишься)

по вашей просьбе, дорогой переводчик, будет исполнен самый шикарный пинок=)
Становитесь поудобнее и расслабьтесь=) За дискомфорт и неприятные последствия наша компания ответственности не несет=)
Ну а если серьезно,я в вас верю=) вы сможете одолеть эту главу=)Удачи вам, мы всегда с вами!!!=)

Да, это должен был быть Сплинтер, я знала. Если не первый, то обязательно второй. А потом Майки? Просто Дон почти его имя вспомнил в который раз. Ладно, не хочу знать заранее. Последняя фраза Дона просто настолько пропитана ненависть. К этому доктору Сака уже очередь выстроилась х) Да, он дорого заплатит, я надеюсь. Хотя, я даже не представляю, как это будет происходить (да и будет ли вообще). Воспоминания бесценны, они раскрывают нам персонажа с разных сторон в разные моменты его жизни. Этакое становление.
У самой в последние дни голова просто раскалывается, поэтому я прям в процессе чтения почти вжилась в состояние Дона Тем более, что здесь такие подробные описания. Я все больше влюбляюсь в эту работу. @Kifanya, не насилуйте там себя, если что Меня, конечно, раздирает любопытство и продолжения я каждый раз с нетерпением жду, но вы нас так разбаловали, что долгое ожидание теперь еще больше в тягость х) Непривычно. А 23 страницы - это жесть. Могу только бесконечного терпения пожелать )) И покорно ждать.

Тааааак. Если не будит следущей главы ,то получишь такой пинок под зад что за минуту вокруг Земли пролетишь !(Я СЕРЬЁЗНО !)

Смиренно и благодарно потираю копчик. Пинки по адресу доставлены, получены, приняты к сведению, работа начата. Расчетное время выполнения - четыре-пять дней.

Пы.Сы. Ну вы и садисты так пинаться... )) Спасибо
П.П.С. Хотите спойлер? Нет? Ну, я так и думала.

Глава 17. Берегись оранжевого пламени.

Думаю, в следующий раз, когда я вдруг решу снова впасть в такое… состояние, я лучше вырублюсь, вместо того, чтобы стараться сохранить сознание. Это намного проще и в десять раз менее болезненно. Не то, чтобы у меня что-то болело. Хотя нет, это неправда. Головная боль просто меня убивает. Такое ощущение, что кто-то в самом деле разжег там огонь. Кроме того, ноет все тело. Похоже на то, что когда я что-то вспоминаю, наступает перегрузка мозга огромным количеством новой информации за очень короткое время, и сочетание шока и замешательства приводят к тому, что у меня случается что-то вроде припадка. Это не совсем идентично настоящему припадку, больше похоже на то, что мышцы начинают беспорядочно сокращаться в быстром темпе, не получая сигналов от мозга, и кажется, что тело бьет крупная дрожь. Неудивительно, что все так пугаются, когда я вот так падаю. Если бы это на самом деле был припадок, тогда у кого-нибудь к настоящему времени уже случился бы сердечный приступ, или, по крайней мере, кто-то заработал бы себе парочку прободных язв. После того, как меня перестает трясти, я чувствую себя полностью разбитым, тело тряпично обмякает, и я не могу найти сил, чтобы пошевелиться. Все, на что меня хватает – это держать глаза чуть приоткрытыми, не больше, чем щелочки, чтобы иметь хоть какое-нибудь представление о том, что происходит вокруг. Эта бешеная дрожь высосала всю мою энергию, и мне становится холодно, скорее всего, из-за того, что мои нервы так же устали как и мои мышцы, поэтому тело становится безвольным, и все ощущения отсутствуют. Да уж, действительно, никому такого не пожелаешь. Однако испытывать все это смятение и боль и на четверть не так страшно, как слышать, как вокруг меня паникует моя семья.

Они напуганы. Они искренне боятся за меня. Меня поддерживает то, что мой отец и по крайней мере один брат находятся со мной рядом. Если мы так похожи и живем все вместе в одном доме, значит ли это, что Синий и Оранжевый тоже мои братья? Это кажется… правильным. Но мне хотелось бы знать, кто из них кто и как их зовут. Это бы очень мне помогло. А еще больше мне бы помогло, если бы я мог разговаривать, потому что тогда я бы смог сказать им, чтобы они так не волновались, вместо того, чтобы просто лежать на руках Рафа и Синего, слабо вздрагивая и слыша, как они паникуют. Похоже, что приступ почти прекратился, и я вспомнил практически все, связанное с мастером Сплинтером. Кроме этого, я помню все о Рафе, но воспоминания о Синем и Оранжевом начинаются с момента погони по крышам города. Это так странно.

Раф снова подхватывает меня на руки. Ставлю десять баксов, что он собирается отнести меня на диван. Он может быть действительно очень мягким для такого крутого парня, особенно, когда дело касается меня. Странно. Я вздыхаю, уткнувшись ему в плечо, когда он поднимается на ноги. А почему меня всегда таскает туда-сюда он один? Я уверен, и Синий, и Оранжевый вполне смогли бы меня поднять. Я на самом деле не такой уж и тяжелый, самое тяжелое во мне – это панцирь, а они, я знаю, достаточно сильные. Может не до такой степени, как Раф, но более чем достаточно, чтобы поднять меня и отнести в другую комнату.
Ух ты, надо же, как неожиданно, Раф кладет меня на диван. Только представьте себе. Так странно все понимать, но при этом быть лишенным возможности двигаться. Это состояние очень похоже на паралич. Ох, это была пугающая мысль. Как я тогда смогу что-то делать? Ну, по крайней мере, я еще не лишен возможности мыслить… если не учитывать, что я почти ничего не помню… черт. Вот это реально полный привет.

Раф осторожно опускает меня на диван, и тут же из ниоткуда выпрыгивает Оранжевый с застывшим напряженным выражением на лице и укутывает меня одеялом. Кажется, он его принес из моей комнаты. Их голоса доносятся до меня словно издалека. Что они говорят? ОЙ! Да уж, ой. Даже попытка прислушаться к их искаженному языку рождает звон в моей голове. Все, что требует сосредоточения и глубоких размышлений сейчас вызывает новую волну боли. Наверное, мне стоит заснуть. Звучит заманчиво, но чем больше я выясню о том, что происходит со мной после приступа, тем ближе я смогу подойти к решению проблемы постановки диагноза, и, что еще важнее, формулирования прогноза. Насколько было бы проще, если бы я мог читать!

Что это за странный запах? Похоже на… перечную мяту? Нет, этот запах более резкий. Чайная ягода? Точно, гаультерия. Откуда у нас в убежище могла взяться чайная ягода? Мастер Сплинтер? Что? Черт, жаль, что я не могу нормально открыть глаза. Мне было бы проще понять, что происходит. А так я могу только рассмотреть, как мастер Сплинтер что-то вынимает из небольшого ящичка, который он откуда-то принес. Наверное, из своей комнаты. Он там держит множество разнообразных лечебных трав. В его комнате из-за этого всегда стоит запах леса. А что он сейчас делает? Он растирает мою шею и плечи. Не знаю, что за пахучий крем он втирает мне в кожу, но он сразу начинает разогревать мышцы. Очень приятные ощущения. Он нажимает на чувствительные точки на шее и плечах… там, где нервные окончания… заставляет меня расслабиться… усыпляет меня…

…

Я… опять я заснул, да? Этого следовало ожидать. Я совсем забыл, что именно так сенсей когда-то успокаивал нас после ночных кошмаров, чтобы мы снова уснули. Он доставал свои травки, все эти мяты и чайные ягоды, и втирал их в шею, попутно нажимая на чувствительные точки, где находятся нервные окончания, одним нажатием на которые можно вырубить человека (правда, он каждый раз, как я его спрашивал, отрицал это). Это, пожалуй, единственное, чему он наотрез отказался нас обучать, сказав, что еще не время. Возможно, он опасается, что Раф будет использовать это знание, чтобы заставить Оранжевого заткнуться, если тот его сильно достанет.

Кстати говоря о некой гиперактивной надоедливой черепахе, Оранжевый внимательно меня рассматривает, усевшись на кофейный столик. Когда он замечает, что я на него смотрю, он расплывается в широченной улыбке и приветственно машет мне рукой. Вот же чудо в перьях. Я все равно не могу удержаться от ответной улыбки и пытаюсь тоже помахать ему рукой, но не могу выпутать ее из-под одеяла. Кто-то так плотно подоткнул его вокруг меня, что я чувствую себя связанным. Может, это их намерение – сделать так, чтобы я не смог сбежать с дивана, завернув меня в одеяло? Минутку… Я прекращаю сражаться с одеялом и устремляю на Оранжевого такой взгляд, что он сразу начинает беспокоиться. Его улыбка тут же меркнет. Он понимает, что мой взгляд не предвещает ему ничего хорошего.
– Уда ри ю, уда Ноч! – выпаливает он, срываясь с кофейного столика с почти сверхзвуковой скоростью.

– Фда дй дол зна лирю ксопом? – голова Рафа высовывается из-за спинки дивана, и он за секунду оценивает ситуацию с моим одеялом. – Лоысе, зафилэ Тар поженрэд ж атиюма дос, фда ри лавид жкдад? – Ох, голос Рафа звучит очень сердито. Ну, он всегда так звучит, но сейчас он срывается на рык. Раф перелетает через диван и кидается в погоню за Оранжевым, который верещит, как девчонка, и улепетывает от старшего брата во все лопатки. Как у него вообще получается брать ноты самой верхней октавы? Хотя я и рад, что Раф приведет в исполнение мои мстительные намерения, но лучше бы он сначала освободил меня, хоть чуть-чуть распутав одеяло. Блин, и почему Оранжевый так любит складывать оригами? Спорю на что угодно, он применил свой талант, чтобы так туго завернуть это одеяло.

– Тар, залац рэвро? – Синий, вот лучше убери с лица ухмылку, а то я тебя заставлю съесть это одеяло на завтрак. Он только посмеивается надо мной. Я чувствую, как у меня начинает подергиваться глаз. Он может быть таким редиской, когда захочет. Ну, по крайней мере, у него хватает сострадания, чтобы помочь мне выпутаться из моего плена, в отличие от других двух черепах. Я слышу, как они носятся по всему убежищу, выкрикивая что-то, что я могу только предположить, является подколками со стороны одного и смертельными угрозами со стороны второго. А, так-то лучше, наконец, свобода. Синий жестом зовет меня за собой на кухню. Почему бы и нет? Как бы то ни было, я вроде бы уже проголодался.

Интересно, сколько сейчас времени. На этот раз я оправился после наплыва воспоминаний быстрее, чем после двух других случаев. После того, как я вспомнил себя, мне было гораздо хуже. Я тогда был в отключке все утро и большую часть дня. Когда я вспомнил Рафа, прошло восемь или десять часов, прежде чем я смог подняться. В этот раз у меня заняло… Черт! Сейчас почти час? Это значит, что я спал около шести часов, максимум семь. Мое восстановление после приступов занимает все меньше времени. Это хороший признак. Может быть, я уже скоро все вспомню? Учитывая мое невезение, я потом забуду все снова. Меня действительно преследует жуткое невезенье.

Мастер Сплинтер на кухне, он широко мне улыбается, пока Синий усаживает меня за стол. Он пьет чай. Интересно, а мне… ух ты, моментальная доставка. Я слегка кланяюсь Синему. Он просто читает мои мысли. Сплинтер все так же улыбается мне. Я теперь знаю, что он испытывает гордость за меня. Правда, я не знаю, то ли это связано с моим успехом во время импровизированного урока тайдзи, то ли он просто рад тому, что я уже на ногах.

Что это было?! Мастер Сплинтер, я и Синий все одновременно оборачиваемся к додзё, откуда слышится страшный грохот, когда оранжевая ракета, носившаяся по убежищу, наконец во что-то врезается. Похоже, что это была стойка с оружием, и, судя по звуку, она развалилась на части. Я могу расслышать, как Раф и Оранжевый орут друг на друга. По-любому, они сейчас выясняют, кто именно виноват в гибели несчастной стойки. И Синий, и мастер Сплинтер не слишком довольны тем, что происходит в додзё.

– Ю к удел нопгинэк, – ворчит Синий и решительной поступью направляется к тренировочному залу с вполне определенными намерениями. Сейчас я очень рад, что я не на месте одной из черепах в додзё, Синий может производить пугающее впечатление, когда захочет.
Я поворачиваюсь к своей чашке и смотрю на струйку пара, поднимающуюся над чаем. Что дальше? Наверное, пойду спать. Неважно, что я только что проснулся, я все равно чувствую себя измотанным и до крайности уставшим. Все мышцы ноют, и головная боль никак не утихнет. Может, мне удастся убедить кого-нибудь дать мне аспирин или какое-либо обезболивающее. Я осторожно отпиваю глоток из чашки и замечаю, что Сплинтер все еще смотрит на меня, наблюдая за каждым моим движением. В его глазах видна тревога. Отец… что мне сделать, чтобы вы не так беспокоились? Со мной все хорошо. Честно.
Я ставлю чашку на стол, тянусь к нему, и обхватываю ладонью его угловатую от старости руку.

– Сенсей, я знаю, что вы не сможете меня понять, но послушайте и поверьте мне. Мне становится лучше. Я справлюсь со всем этим. А потом я сделаю так, чтобы доктор Сака больше никогда ни с кем не мог сотворить такого. Он заплатит за то, что похитил меня. Он заплатит за каждый день, что украл из моей памяти. Он заплатит за то, что заставил меня забыть мою семью. Поверьте мне, отец, когда я до него доберусь, он пожалеет, что вообще затеял этот эксперимент. – Я не могу удержаться от слабой улыбки. – Ну, или до него доберется Раф, оттащит его в какое-нибудь укромное место в городе, и тогда Сака пожалеет, что вообще родился на свет.

Он внимательно смотрит мне в глаза, пока я произношу свою маленькую речь. Я понимаю, что он знает о том, что я пытаюсь его приободрить, и я чувствую себя намного лучше, видя в его взгляде гордость за меня. Возможно, мы и не в силах понять друг друга, но он знает, что я рядом. У меня просто не получается поговорить с ним.

О, черт, похоже, у него в глазах слезы. Я отпихиваю стул и спешу к нему, опускаюсь на колени рядом с ним и крепко его обнимаю. Отец… самое главное, за что заплатит тот мерзавец, это за то, что он заставил страдать мою семью. Я чувствую, как руки Сплинтера так же крепко обхватывают меня. Мне на самом деле не очень хочется снова выступать в роли жилетки, но я сделаю что угодно для своих родных, если им от этого станет легче. Хотя… если у меня на плече захочет поплакать Черноволосый, я, пожалуй, попробую этого избежать.

– Кйр лаы… – тело мастера Сплинтера вздрагивает в моих объятиях. Я понимаю, что он изо всех сил пытается сдержать слезы, но одинокая капля, упавшая на мое плечо, доказывает, что и у него бывают моменты слабости, как бы он ни пытался их от нас скрыть. – Лаы гитрйы кйр… – на самом деле, я удивлен, что он так долго держался. Он действительно много времени проводит в своей комнате, и я уверен, что не все это время проходит в медитации. О, сенсей… что происходит с вами за закрытой дверью? Я чувствую, как в моих глазах тоже начинают скапливаться непрошенные слезы. Я не хочу даже думать об этом. – Тародимма… – я зарываюсь лицом в его кимоно. Не плакать. Не смей плакать… О… черт.

Я не знаю, сколько я так простоял, уткнувшись лицом в его плечо и тихо всхлипывая. Поверить не могу, насколько эгоистично я себя вел. Я был так поглощен собой, попытками поскорее всех вспомнить и мыслями о том, как наладить общение с ними, что совершенно не думал о том, какие чувства они, должно быть, испытывают, видя мое состояние. Мне следовало об этом задуматься, еще когда Раф расплакался мне в плечо. Раф никогда не плачет, должно было произойти что-то из ряда вон выходящее, чтобы довести его до слез, и моя амнезия как раз такой случай. Я когда-то давно говорил ему, что больше всего на свете боюсь утратить разум, и сейчас произошло что-то подобное. И я давно осознал, чего больше всего боится мастер Сплинтер. Когда мы всей семьей смотрели «Две башни», Сплинтер вышел из комнаты на той сцене, где король Теоден говорит, что ни один отец не должен хоронить своего сына.

Сплинтер всегда боялся потерять одного из нас, и сейчас, хотя я рядом с ним, меня на самом деле в каком-то смысле нет.

Я заставляю его жить в самом страшном из его кошмаров.

Нет, не я.
Сака.
Он за все заплатит!

Мой гнев помогает мне успокоиться и перестать плакать, так, что я снова могу нормально дышать. Будет лучше, если со мной будет Раф, когда мы придем за Сака, чтобы он смог оторвать меня до того, как я изувечу этого бессердечного урода. Я хочу, чтобы он за все ответил, но если я доберусь до него первым, боюсь, он слишком быстро потеряет сознание. Может, мне следует сначала отдать его братьям. Но… что, если он сумеет захватить одного из них прежде, чем мы до него доберемся? Что, если он сделает с моим братом то же, что сотворил со мной? Правда, Сака упомянул, что они хотели захватить именно меня. Интересно, почему. Что, если любого другого из них он просто убьет, если поймает? Мне придется придумать, как обеспечить безопасность моих братьев и вывести Сака из игры прежде, чем он сможет как-то еще навредить нам.

Сплинтер гладил мой панцирь все время, пока я плакал, уткнувшись в его халат, но он тут же убирает руку, как только я поднимаю голову от его плеча.
– Простите, сенсей, – бормочу я, осторожно отстраняясь от него. Я вижу, что он не очень хочет меня отпускать, но все же разжимает руки. Черт, колени ноют от долгого стояния на них на бетонном полу. Сколько прошло времени? Пятнадцать минут. Мне нужны новые наколенники, если в этих я всего через четверть часа начал чувствовать себя так, словно по моим коленям молотили кувалдой. Я сажусь на свой стул, растираю онемевшие колени и поворачиваюсь к… О, ну замечательно! Мой чай остыл!

Сплинтер тихонько смеется, глядя на меня. Наверное, я с большим отвращением посмотрел на чашку, когда поднес ее к губам, и осознал, что ее содержимое холодное. Он встает со стула и идет к плите, на которой стоит чайник. Ему не следует так за мной ухаживать… ну, или пусть, уж очень грозно он на меня покосился, когда я начал подниматься со стула. Не волнуйтесь, сенсей, я не тронусь с места. Я знаю, как вы можете выбить черепаху из панциря с помощью своей трости.

Некоторое время спустя мы снова оба потягиваем горячий чай. Я чувствую в своем привкус ромашки. Интересно, возможно ли получить отравление ромашкой, если употребить внутрь достаточно большое ее количество? К тому времени, как я смогу восстановить все свои воспоминания, я уверен, я это выясню опытным путем. Все пытаются добавить в мое питье как можно больше этой травы. Ну, не все, но наседка Синий и Сплинтер уж точно. Раф вроде пока не пытался провернуть такое, а Оранжевый стал бы меня поить отваром ромашки, только если ему кто-то велел бы. Кстати говоря об остальных троих черепахах, они как раз в этот момент выходят из додзё. Судя по серьезному выражению лица Оранжевого и по смешинкам, прыгающим в его глазах, что бы там ни обрушилось в зале, оно того стоило. Раф пытается взглядом прожечь дырку в затылке Оранжевого. Синий выходит из додзё последним, неодобрительно глядя на этих двоих, когда они направляются к лестнице и по своим комнатам.

Матерь черепашья, да он же отослал их по комнатам! Вот это номер. Дождаться не могу, когда смогу снова с ними разговаривать. Я получу такое удовольствие, постоянно напоминая им об этом! Взгляд Синего останавливается на мне, и он пару мгновений смотрит, как я хихикаю над своими незадачливыми братьями. Что он хоче… о черт, и меня тоже? По его хитрой усмешке я вижу, как он наслаждается моментом, показывая на меня, а затем на верх лестницы. Это нечестно, я же ничего не делал!

– Миаронта, икд атра тнижрии жйксопйжореи, саданаи бмокед: «Гамцеи жоплавракде – уда е гамцою аджедкджирракд».

Да, так его, мастер Сплинтер!

– О нопжи уда ри еп атраба еп чемлаж Лоысе зна кэзинбинаиж? – вот только не надо напускать на себя невинный вид. Сплинтер с тобой сейчас разберется!

– Еп даба, фда уда чнопо знапжэфомо ж чемли, ри кмитэид, фда ии ри рота жакзнерелод жкиньип. О дизин ете ж кжая салродэ, – почему Сплинтер указывает наверх?

– ФДА?! – все, я больше не могу. Я покатываюсь со смеху, глядя на выражение лица Синего. Очевидно, нашего бесстрашного не так-то часто посылают в комнату, как ребенка. Бесстрашного? Откуда у меня всплыло это слово? Я перестаю смеяться и просто внимательно на него смотрю. Я знаю, что его зовут бесстрашным… кем-то, дальше я не помню. Он смотрит на меня, как на чокнутого. Вообще-то, если учитывать, как я в последнее время себя веду, я удивлен, что они еще не заперли меня в комнатку с обитыми войлоком стенами, предварительно надев на меня симпатичную белую плотно сидящую рубашечку.

– Тарре? Дй ж занютси? – его голос звучит обеспокоенно. Извини, Синий, похоже, я выключился из реальности на более длительное время, чем следовало бы.
Я пытаюсь поставить свою чашку в раковину, но Сплинтер тут же шугает меня из кухни. Мне уже начинает действовать на нервы то, что мне не разрешают убирать за собой и то, что за мной постоянно присматривают. Синий все еще разглядывает меня со странным видом, когда я прохожу мимо него, направляясь к лестнице.

– Расслабься, Синий. Я всего лишь пытаюсь вызвать воспоминания о тебе, чтобы опять рухнуть на пол, и чтобы вы все снова смогли впасть в панику, – я легонько пихаю его в плечо. – Не грузись.
Может, он и не понимает моих слов, но видно, что мой дружеский тычок в плечо заставляет его почувствовать себя немного лучше. А теперь пора спать, и, надеюсь, готовиться к новым воспоминаниям завтра.

…

Я вздыхаю, перепрыгивая через перила, и вхожу в кухню. Кто-то уже сварил кофе. Должно быть, это Раф включил кофеварку перед тем, как пойти в душ. Или это сделал Оранжевый, судя по тому, что он уже приготовил себе завтрак и запихивает хлопья в рот, он на кухне уже давненько. Попутно он увлеченно разглядывает комикс. Он что-то бормочет, когда я вхожу, должно быть, приветствие. Я иду налить себе кофе и достать рогалик. Вот он, завтрак чемпионов. Ну, или чокнутых ученых.

Синий заходит в кухню, как раз когда я обхватываю ладонями первую из многих чашку кофе на сегодня и прислоняюсь к столу, ожидая пока поджарятся мои тосты. Синий, можешь сколько угодно сверлить меня негодующим взглядом, но я ни за что не променяю кофе на чай! Чай предназначен для расслабления, а не для того, чтобы проснуться, а мне реально необходимо проснуться. Ненавижу утро. О, тосты готовы! Обожаю сливочный сыр со вкусом клубники. Кто бы ни был тот, кто его придумал, ему должны были дать Нобелевскую премию. Я опускаюсь на свой стул со второй чашкой кофе в руках и тостами из рогалика. Где тут утренняя газета? А, вот она. Посмотр… почему Оранжевый давится от смеха, глядя на меня? О…

Я смотрю на перемешанные буквы в словах и поднимаю укоризненный взгляд на Оранжевого, который больше не может сдерживаться и взрывается от смеха. Он показывает на меня пальцем, хватается за живот и все такое. Кажется, даже Синий пытается спрятать улыбку за краем своей чашки. Я скручиваю газету, беру ее одной рукой и смачно шлепаю ей Оранжевого по затылку.

– Это не смешно, – сердито говорю я, не в силах сдержать улыбку, когда он издает странный писк, похожий на птичий крик. Потом надо будет провести небольшое исследование, чтобы посмотреть, не содержит ли его ДНК части, аналогичные ДНК попугая. Синий уже не просто улыбается, он чуть ли не смеется, поэтому я наклоняюсь вперед и быстро стукаю его по затылку все той же газетой.
– А ты его не поощряй.
А чего ты в таком шоке, Синий? Я и тебя могу стукнуть. Не то, чтобы я попытался повторить такое в ближайшее время, а то ты моим панцирем отполируешь пол в додзё. Ммм… тосты.

В кухню заходит Раф, он пахнет мылом и выглядит вполне проснувшимся. Сомневаюсь, что он на самом деле полностью проснулся, судя по тому, как он тяжело падает на стул. Надо узнать, хочет ли он кофе. Я похлопываю его по плечу и слышу только странное бормотание, которое явно дает мне понять, что Раф на самом деле проснулся только наполовину. Я снова подталкиваю его в плечо, и в этот раз я вознагражден за свои усилия коротким взглядом поверх массивного бицепса и молчаливым обещанием скорой страшной смерти на лице. Я показываю на чашку кофе, а затем на него. Он опять что-то ворчит и отрицательно встряхивает головой, прежде чем снова опустить ее на сложенные на столе руки. Интересно, может ли утро само по себе стать причиной смерти? Если да, то Раф уже находится в критическом состоянии.

В гостиной слышится постепенно приближающееся легкое постукивание трости по бетонному полу и практически неслышное шелестение шагов. Сплинтер проснулся. Он проходит позади моего стула, направляясь к чайнику, и напевает себе под нос что-то похожее на колыбельную. Налив себе чаю, он усаживается между Синим и Оранжевым на другом конце стола от меня. Это что-то новенькое. Обычно утром во время завтрака он уходит смотреть свои мыльные оперы. Получается, он почти ничего не ест на завтрак. Мне надо будет поговорить с ним об этом. Это вредно для здоровья. Конечно, сперва мне придется найти способ снова общаться с ними, прежде чем я смогу выполнить свое намерение. А сейчас мы сидим и ждем, пока Сплинтер не допьет свой чай, и не позовет нас на утреннюю тренировку. Это так хорошо. Мы просто сидим, никуда не торопясь, в молчании, которое всех устраивает (наверное, впервые в жизни Оранжевого), тишину нарушают только тихий хруст тостов и случайное позвякивание ложки о тарелку. Это каким-то образом успокаивает, и я почти хочу, чтобы это длилось вечно.

К сожалению, Сплинтер все еще наш сенсей, и когда он встает из-за стола, это знак для всех, что пора начинать убирать свою посуду. Раф так и сидит в той же позе, очевидно досыпая, и Синий подпихивает его в плечо, чтобы напомнить, что пора просыпаться и приступать к делам.

– Лесимортвима, ксове кжаилэ гнодэ, фда кибатрю ар акжагавтоидкю ад дниренажсе.
Что бы ни говорил Сплинтер, речь явно идет обо мне. Иначе почему бы он кинул на меня быстрый взгляд, прежде чем вновь повернуться к Оранжевому?
– Лекк А’Рем замобоид, фда иба знезотсе лагэд гйд жйпжорй чепефикселе робнэпсоле.
– Е ксове илэ, фдагй ри жптэлом жонед ихи сачи, – говорит Синий, следуя за Рафом по направлению к додзё. – Ар эви жйзем гамии, фил токдодафра.

– Зарюм! – отзывается Оранжевый и хватает меня за локоть, не давая мне пойти к додзё. Что еще? Он показывает в направлении додзё, наносит несколько ударов по воздуху, а затем отрицательно мотает головой. Каким-то образом я уже догадался, что мне не разрешат тренироваться сегодня с ними. Теперь он показывает на кофейник и скрещивает руки перед грудью. Нельзя? Я выпил только две чашки! Ты думаешь, я буду способен двигаться, выпив всего две чашки кофе?! Я негодующе смотрю в сторону додзё, Синий за это поплатится.

– Тар, – я снова поворачиваюсь к Оранжевому. Он показывает на себя, снова бьет по воздуху, показывает на панцирь Синего, когда тот как раз исчезает за дверями додзё, и затем, подмигивая, показывает на меня. Я серьезно сомневаюсь в том, что ты сможешь его побить за меня, Оранжевый, но сама мысль хороша. Он торопливо показывает мне пальцы вверх, я быстро отвечаю таким же жестом, и он убегает на тренировку.

И что теперь? Определенно, сначала я выпью весь оставшийся кофе. Семи чашек должно хватить, чтобы я продержался до после обеда, а затем я придумаю, как мне сварить еще один кофейник и при этом не нарваться на Синего. Я мог бы снова использовать бунзеновскую горелку в мастерской, и сказать, что это был эксперимент, но поскольку мне запретили возиться с химикатами, сомневаюсь, что они будут рады, если я использую свое химическое оборудование в лаборатории. Учитывая мое невезенье, они вообще запретят мне туда заходить.

Наверное, я мог бы посмотреть телевизор, но в это раннее время там нет ничего интересного, кроме телемагазина, мыльных опер и мультфильмов, предназначенных для дошкольников. Мне совсем неинтересно слушать людей, пытающихся продать дешевые пластиковые «изобретения», которые ломаются в первые несколько дней использования (я достаточно много раз бывал на свалке, чтобы знать это наверняка), и родные точно решат, что у меня поехала крыша, если увидят, как я смотрю шоу, где большой фиолетовый динозавр поет песенки для малышей. Ну, Раф точно так подумает, Оранжевый начнет истерически ржать, а Синий и отец нахмурятся со смешанным чувством беспокойства и растерянности. В мыльных операх и так-то почти нет смысла, а при условии, что я ни слова не понимаю, я и половины не разберу из того, что там происходит.

Ладно, значит просмотр телевизора отпадает. Читать я не могу, так что это тоже не вариант. Я даже не буду пытаться возиться с чем-нибудь в своей лаборатории: надеюсь, это поможет им поверить, что я больше не буду ничего взрывать, в том числе себя. Хмм… Наверное, я мог бы поиграть в игровые автоматы. Это будет забавно. Я, конечно, ни слова не пойму в играх, но, как и во время просмотра фильмов вчера, мне это не потребуется, чтобы понимать происходящее. Пэк-мена и Джеймса Бонда трудновато забыть. Ну, если учесть, что фильмы бондианы я смотрел примерно сотню раз, и примерно столько же раз проходил пэк-мена на высшем уровне сложности, так что я, наверное, смогу это сделать даже не просыпаясь.

Я ставлю чашку с недопитым кофе на край игрового автомата, но вместо того, чтобы начать играть, поворачиваюсь к хаф-пайпу. Когда-то я часто катался на скейте. Я все еще занимаюсь этим время от времени, но и вполовину не так активно, как когда-то. Интересно, смогу ли я сейчас проехаться? Я наклоняюсь и поднимаю видавший виды скейт, нижняя сторона которого так истерта от соприкосновения с твердыми поверхностями, что почти невозможно разглядеть, какой там был рисунок. Все, что я могу сказать, это что его оборотная сторона бледно-оранжевого цвета. По-моему, это в какой-то мере странно. Это его любимый ске…

… потрепанный оранжевый скейт с силой швыряется об пол. Удивительно, как он не разлетелся на куски.
– Настоящая проблема в том, что тебе на все наплевать!..

Что?..

–…ты вечно запираешься в этой своей игровой комнатке! Похоже, тебя вообще не волнует, что с нами со всеми происходит! Да ты вообще оттуда не вылезаешь, а если и да, то только чтобы вести себя как напыщенный эгоистичный маньяк с манией величия! И не смотри на меня так! Я вовсе не дурак! Несмотря на то, что ты там себе думаешь!

– Я… я никогда не говорил, что ты дурак… я… Возможно… Может… ПРЕКРАСНО! ЕСЛИ ВЫ ТАК ПРО МЕНЯ ДУМАЕТЕ, ТО МОЖЕТ МНЕ ПРОСТО СЛЕДУЕТ ВЕРНУТЬСЯ В СВОЮ ИГРОВУЮ!..

Почему он сказал это? С чего вдруг Оранжевый так себя повел? То есть все они, они все на меня кричали. Что я такого сделал? Как так получилось, что все на меня взъярились? Я знаю, что Оранжевый на самом деле не имел в виду то, что сказал. Он тут же закрыл рот обеими руками, и у него на лице появилось выражение крайнего ужаса. Он знал, что мне сказать, чтобы сделать как можно больнее. Ощущения были такое, словно он ударил меня ножом. Мне доставило какое-то извращенное удовольствие видеть, как они были поражены моей вспышкой гнева. До этого я никогда так не орал во время наших ссор, но и Оранжевый до этого никогда на меня так не набрасывался. Черт, больно-то как…

Мне нужно убраться от него подальше. Мне нужно уйти отсюда. Я разворачиваюсь и быстро отхожу от рампы, направляясь к лестнице. Надо уйти, просто куда-нибудь подальше, где я смогу успокоиться. Черт, я же люблю его. Он мой брат. Раф мой ангел-хранитель, но Оранжевый – это тот к кому я прихожу, когда расстроен. То, что он так накричал на меня, это как если бы он взрезал мне сердце, насыпал в открытую рану соли и подлил уксуса. Черт, я снова плачу. Я хватаю ручку двери и поворачиваю ее вниз, чтобы откр…

Что это за звук? Похоже на сирену. А? А что здесь делает эта маленькая коробочка рядом с электронным замком? Я ее сюда не ставил.

– ТАРОДИММА!!!

Почему в голосе Рафа слышен страх? Я оглядываюсь через плечо, и как раз в этот момент он вылетает из дверей додзё, Оранжевый и Синий мчатся за ним по пятам. Черт, сирена сработала при открывании двери! Вот же! Я не хочу сейчас общаться с ними. Я просто хочу побыть один. Я выскакиваю за дверь. Черт, а дальше-то что? Я не смогу убежать от всех троих. Что мне делать? И какого панциря что-то стукается о мою голень?! Больно же!

Скейт Оранжевого!

Все тоннели канализации имеют уклон примерно в сантиметр на каждый метр. В соединении с приложенными мной усилиями и моим весом, у меня должно получиться набрать достаточную скорость для того, чтобы убраться отсюда, прежде чем они меня поймают. Посмотрим… уклон идет в эту сторону. Пара быстрых шагов для разбега, бросить доску чуть перед собой колесами на пол тоннеля, прыгнуть на нее и «Хьюстон, зажигание произведено». Если пригнуться, то сопротивление воздуха будет меньше, а более низкий центр тяжести поможет мне сохранять равновесие. Я тысячу лет не катался на скейте по тоннелям. Мне надо соблюдать осторожность, иначе я могу серьезно пострадать.

– Тарре!
Извини, Раф, я не собираюсь возвращаться в ближайшее время, и останавливаться тоже не в моих планах. У меня плохое ощущение, что если я попытаюсь притормозить, то ничем хорошим это не закончится. Я двигаюсь на весьма приличной скорости. Даже чуть быстрее, чем мне хотелось бы. Если я выпрямлюсь, то смогу немного замедлить движение. Теперь надо только следить за равновесием. О… черт…

ЛЕСТНИЦА!!!

Какого хрена кто-то решил сделать лестницу посреди канализационного тоннеля?!

Ладно, навыки ниндзя могу пригодиться не только для того, чтобы колошматить плохих парней в огромных количествах, но и для того, чтобы спасти их обладателя от перелома шеи, когда он на полной скорости несется на доске по направлению к лестнице. Если бы не все те упражнения на равновесие, которые Сплинтер заставлял нас делать, когда мы были младше, меня бы размазало по стенке тонким слоем. Спуск получился довольно-таки шумным, но тем не менее эффективным. По крайней мере, теперь я знаю, почему у скейта такая изношенная тыльная сторона. После таких спусков по случайно попавшимся в канализации лестницам любая доска будет выглядеть не лучшим образом.

О, замечательно, снова ровная поверхность. Согнуть колени и прыгнуть. А я молодец, умудрился приземлиться опять на доску даже после того, как скейт проделал в воздухе пару сальто. Хмм… уклон все еще продолжается. Если я правильно помню, то по этому тоннелю можно попасть на свалку металлолома. Может, мне следует отправиться туда и посмотреть, не появилось ли там чего-нибудь новенького. Сегодня день привоза мусора. Мне так кажется. Никогда нельзя заранее узнать, какие находки могут поджидать тебя среди кучи мусора.

Секунду, а не это ли произошло как раз перед тем, как меня похитили? Да… да, так все и было. Я заперся в лаборатории и сидел там почти весь день, а потом, когда мне потребовалось сходить на свалку за нужными деталями, я отправился туда один. Там меня ждала засада. Меня схватили и доставили в лабораторию, и Сака сделал то, что сделал, чтобы лишить меня памяти. Путешествие на свалку для меня теперь закрыто. Они поймали меня там один раз, возможно, они поджидают, когда я снова там появлюсь.

Впереди поперек тоннеля… мост? Дальше что будет? Тележка продавца хот-догов? В этом месте могло бы быть и посвободнее. Ладно, тоннель достаточно сильно закруглен, так что у меня должно получиться набрать нужную скорость, чтобы перепрыгнуть этот мост или что это за сооружение. Интересно, зачем он здесь кому-то понадобился, у него должно быть какое-то назначение, но… что это за шум? Похоже на громыхание. Нет, больше на свист. О, черт…

ПОЕЗД!!!

Мне очень не хочется пытаться остановить скейт прямо сейчас. Движущая сила, которую я обрел с помощью сочетания центробежной силы и гравитации, увеличила скорость доски до такой степени, что сейчас попытка остановиться приведет к тому, что я превращусь в не очень симпатичную кляксу на полу тоннеля. Но в то же время скорость явно недостаточна для того, чтобы я смог перепрыгнуть и мост, и поезд на нем. Если бы поезд был только на подходе, я бы успел проскочить перед ним, а так я как раз врежусь ему в бок. Черт, я слишком долго раздумывал! Хей, он проехал. Секунда в секунду. Я позволяю себе чуть расслабиться, перепрыгивая мост. На несколько секунд раньше, и я бы влепился в борт вагона подземки. Это было бы больно. Черт! Приземление!

Агх!

Оох!

Ой…

Черт…

Это было глупо…

А меня еще называют умным…

Я счастлив, что я черепаха. Если бы не мой панцирь, для меня все закончилось бы намного печальнее. Я бы погиб, если бы не приземлился на панцирь. И даже несмотря на это, мое жесткое приземление заставило вспыхнуть с новой силой боль в незаживших еще ребрах, и мое запястье, похоже, сильно пострадало. Если до этого там было всего лишь защемление и еще пара трещин в костяшках пальцев, то, думаю, теперь оно сломано. Ох… нет, я все еще могу двигать кистью руки, но вращать ею очень больно. Мне нужно попытаться встать, хотя, судя по тому, как болят ребра, лучше немного подождать. По крайней мере, пока боль хоть чуть-чуть не утихнет.

Я безучастно смотрю на переплетение труб под потолком тоннеля. Здорово, теперь мне придется лежать здесь в холодном сыром канализационном тоннеле, пока у меня не получится подняться. На самом деле… думаю, мне понадобится чья-то помощь. Я черепаха, и я лежу на панцире. Это рождает чувство незащищенности и беспомощности. Полагаю, это инстинкты. Естественной защитой черепах является их панцирь, если черепаха лежит на спине, это означает, что она беззащитна. Ничего удивительного, что мне так не по себе. Ладно, ребра, я знаю, что вам это не понравится, но давайте хотя бы попробуем перевернуться на бок. Я втягиваю воздух свозь зубы, двигаясь, чтобы повернуться. Больно-то как! Но зато сейчас я на боку, а не на спине. Я больше не чувствую себя таким беспомощным. Хей, скейт Майки не рассыпался на кусочки. Это хорошо, он бы меня сжил со свету, если бы я сломал его любимый скейт, неважно, что я его «любимый старший брат».

Стоп…

… – Микеланджело!
– Это не я.
Я моргаю, глядя на невинное выражение его лица.
– Тогда будь так добр, объясни мне, кто это сделал? – говорю я, широким жестом руки обводя окружающие нас разрушения.
– Раф.
Я обеими руками потираю виски.
– Майки, если бы это была любая другая комната в убежище, а не кухня, я бы тебе даже поверил. А учитывая то, что ты с ног до головы покрыт мукой и сахарной глазурью, я практически уверен, что это был ты.

Он отрицательно трясет головой, из-за чего мука и глазурь разлетаются вокруг него по всем направлениям.
– Серьезно, чувак, я совсем-совсем этого не делал.
– Майки! Ты весь покрыт уликами, здесь повсюду мука и глазурь, духовка выглядит так, словно в ней взорвалась бомба, холодильник валяется на боку и… – минутку… – А где тостер?

Я знаю, что я задал правильный вопрос, когда Майки закусывает нижнюю губу. Очень-очень медленно он поднимает вверх измазанный в шоколадном креме палец. Почему… Что за…
– КАКОГО ЧЕРТА ТОСТЕР ВМУРОВАН В ПОТОЛОК?!
– Я не знаю…

Я с силой впечатываю раскрытую ладонь себе в лоб. Он реально в курсе, как действовать на нервы. Я провожу ладонью вниз по лицу и устремляю на него тяжелый взгляд. Он только невинно улыбается мне в ответ. Майки, лучше даже не начинай. Раф сегодня уже подкинул мне поводов для головной боли, а теперь мне еще придется искать новый тостер и чинить духовку. Я не отвожу от него сердитого взгляда, и через пару секунд его широкая улыбка тускнеет, и он с видом проигравшего вскидывает вверх обе руки.
– Ладно, ладно, я здесь все приберу и помогу тебе все починить, и даже найду новый тостер.
Я вздыхаю и отворачиваюсь, чтобы уйти, но в этот же момент он меня окликает. Супер, что еще?
– Что, Майки?
– Твой кофе готов…

Майки?

… все плохо. Даже еще хуже. У меня больше нет бо, его разломал пополам тот головорез с горой мышц, и хотя я неплохо дерусь без оружия, я знаю, что мне придется туго. Я уворачиваюсь от обрезка трубы, которым какой-то бандит намеревался проломить мне голову, одновременно пиная его коленом в живот и добавляя удар локтем по затылку, когда он сгибается после первого удара. Он что, искренне полагал, что я буду просто стоять и дожидаться, когда он раскроит мне череп?

О-оу, узнаю этот крик. Ни один из криков Майки никогда не предвещает ничего хорошего. Что он сломал на этот раз? Громкий звук падения меня тоже не радует. Я оборачиваюсь и невольно расширяю глаза при виде происходящего. Майки лежит на животе, дрожащими руками пытаясь оттолкнуться от пола и приподняться. Его нунчаки валяются неподалеку, по крайней мере, он не потерял их снова. Над ним возвышается, похрустывая суставами пальцев, огромный, накаченный стероидами злобный головорез. Я думал, с этим парнем разбирается Раф! Черт!

У меня нет оружия, но я все еще представляю собой силу, с которой следует считаться. Мастер Сплинтер учил нас быть ниндзя и использовать элемент неожиданности при любом удобном случае. Я ныряю за ящики и, пригнувшись, бегу к тому месту, где стоит этот громила, используя тени, чтобы скрыть свое продвижение. Он отводит кулак, чтобы нанести удар. Я почти рядом… еще секун…пора!

Я выпрыгиваю из тени и бью его кулаком в бок, стараясь пробить как можно сильнее. Я целюсь как раз туда, где должна быть его левая почка. Даже если он ходячий кирпич, он должен это почувствовать. Хорошо, я заставил его потерять равновесие. Я знаю, что это его не остановило бы, но я пытался сделать так, чтобы он хотя бы немного согнулся. Хорошо, что он настолько же предсказуемый, насколько сильный. Он даже оглядывается на меня, широко раскрыв глаза. Наверное, не ожидал снова меня увидеть. Ну, или осознал, что удар ногой, который я ему сейчас нанесу, будет очень болезненным, если у меня получится попасть, куда я целюсь. Да! Прямо в основание челюсти! Это отучит тебя обижать моего младшего брата!

О черт! Он схватил меня за ногу прежде, чем я успел ее отдернуть! М-да, звук, который я при этом издал, расстраивает меня еще больше. Хотя я сомневаюсь, что кто-нибудь поднимет меня из-за этого на смех. А вот это определенно звук ломающейся кости, большой берцовой… или малой берцовой… черт, похоже, обеих… Зараза! Он только что сломал мне ногу, просто стиснув ее рукой! Какие, черт его побери, стероиды этот парень принимает? Кто на меня кричит? Вроде бы два голоса кричат одновременно. Они звучат обеспокоенно… сердито? Раф и Майки выкрикивают мое имя. Не могли бы они перестать вопить и заставить этого громилу отпустить меня?!

Хей, он меня отпускает. Слава панцирю… теперь мне… ОЙ! Ох! Блин, это было больно… он что, только что проломил мной стену? Да, так и есть. Черт, ну и силища у него. Надеюсь, ребята справятся с ним без меня. Кого я пытаюсь обмануть? Раф его в одиночку на клочки порвет своими саями, чем он сейчас и занимается, судя по звукам. Ко мне кто-то подбегает.

– Донни?!
Майки? У него расстроенный голос. Он ранен? Его испуганное лицо внезапно появляется прямо надо мной. Когда тут успело так стемнеть?
– Донни, ты как?! Ответь мне, бро!
– Майки? – бормочу я в сгущающуюся тьму. – Ты в порядке?
– Чувак, тебе только что почти раздавили ногу, бросили тебя сквозь стену, а ты интересуешься, в порядке ли я, – я успеваю заметить, как он качает головой, перед тем, как мои глаза окончательно закрываются. – Чувак, у тебя серьезная проблема с расстановкой приоритетов.
Его пальцы начинают осторожно ощупывать мою ногу, и это последнее, что я помню…

Мой младший брат.

… какого панциря?!
Что-то тяжелое внезапно обрушивается мне на грудь, и я пытаюсь сесть, но сразу же обнаруживаю, что я придавлен к кровати одеялом и тем, кто на меня напал. Меня выдернул из сна звук открывающейся двери, а в следующий момент атакующий уже напрыгнул на меня. Мне нужно предупредить о нападении остальных! Я открываю рот, чтобы закричать, но его плотно зажимает трехпалая ладонь, а вес перемещается выше по груди. Теперь я едва могу дышать.

– Донни, все нормально. Это я. Я не хотел тебя пугать. Я просто был… был так напуган. И… И я… я не… Я не мог быть один… Прости… я тебя разбудил… Я не хотел… Мне просто надо было убедиться…

Ясно, Майки приснился кошмар, и теперь он учащенно дышит, никак не может вдохнуть, сидя на моей груди, придавливая меня к кровати и зажимаю мне рот. Я верчусь и изгибаюсь, пытаясь высвободить руку и заставить его убрать ладонь от моего рта. Мне бы очень помогло, если бы Майки слез с моей груди, но, судя по его паническому состоянию, он не понимает, что сейчас меня задушит. Ммм… ему серьезно нужно прекратить есть ночами пиццу и избавиться от своего пристрастия к Маунтин дью. Он не может утверждать, что весит столько из-за своих мускулов.

Наконец-то мне удается высвободить руки из-под одеяла и из-под него. Одной рукой я хватаю его за плечо, а второй отрываю его ладонь от своего рта.
– Майки, – мне надо его успокоить, прежде чем он потеряет сознание от нехватки кислорода. Хотя так мне было бы легче из-под него выбраться. Что такого, панцирь его побери, было в том кошмаре, что он так перепугался?

Как только я позвал его по имени, он издал полузадушенный всхлип и рухнул на меня. Себе на заметку: поговорить с Майки о диете. Майки пытается вжаться мне в грудь, несмотря на то, что между нами находится одеяло. Он всегда был липучкой, еще с тех времен, когда мы были детьми – всегда раздавал всем объятия и хлопал по панцирю при любом удобном случае, но это уже переходит все границы.

– Майки, – я тоже крепко его обнимаю, поглаживая по затылку. Он жалобно всхлипывает и прижимается лицом к моей шее. – Майки, все хорошо. Я тебя держу, – вот так, успокаивайся. Он больше не задыхается, только дрожит и шмыгает носом. Теперь он плачет. Я трусь щекой о его макушку и тихонько успокаивающе бормочу:
– Шш… шш… Все хорошо, Майки… вот так… не бойся… я с тобой…

Кажется, я успокаиваю его уже целую вечность, и наконец, он издает дрожащий вздох. Хорошо, должно быть, он все выплакал. Теперь можно выяснить, что такого случилось, из-за чего он примчался ко мне посреди ночи.

– Тебе получше?
Он немного отстраняется, так, чтобы посмотреть мне в лицо, но не ослабляет своей удушающей хватки. Я могу только почувствовать, как он слегка кивает головой.
– Хочешь об этом поговорить?
Он не отвечает сразу, какое-то мгновение раздумывая над моими словами. Ничего, Майки, не торопись. Я снова кладу ладонь ему на затылок. Я с тобой, я никуда не денусь.

– Нет, не хочу, – тихий робкий голос и Майки плохо сочетаются друг с другом. Такой голос абсолютно ему не подходит. – Ты меня все равно попросишь тебе рассказать?
Это помогло бы тебе справиться с кошмаром и забыть его.
– Нет, Майки. Если ты когда-нибудь захочешь о нем поговорить, то я тут.
Он просто кивает мне в плечо и снова опускает голову. Он так и собирается лежать на мне всю ночь?

– Дон?
– А? – да, надо определенно убедить Майки поглощать меньше пиццы. У меня начинают болеть ребра.
– Можно… можно я останусь здесь до утра?
Это точно был очень сильный кошмар, но если ему станет лучше от того, что он будет не один, то конечно я соглашусь. Я освобождаю место между собой и стеной и откидываю одеяло в сторону.
– Забирайся.
– Чувак, ты самый лучший из всех старших братьев, – говорит он, забурившись под одеяло рядом со мной. По крайней мере, он снова стал похож на Майки. Черт! Ну и холодные же у него ноги!

– Только не перетягивай на себя одеяло, – бормочу я, убирая ноги от его ледышек. Может, нам удастся поспать эти несколько часов до утренней тренировки. Мне надо сказать ему что-нибудь, чтобы он почувствовал себя лучше, что-то, что даст ему понять, как его любят.

– А ты самый лучший младший брат, о каком только можно мечтать.
– Ты так говоришь только потому, что я единственный твой младший брат. И это праааавда.
– Неудивительно, что Раф всегда говорит, что ты разговариваешь, как девчонка. А теперь подвинься!..

Мой единственный младший брат.

– …не волнуйся, Дон, я тебя держу.

Да что ты, я совсем не волнуюсь. Кто сказал, что я волнуюсь? Я просто подвешен головой вниз над пропасть в восемь этажей, и мое тело обвернуто цепью, которая выполняет замечательную работу, удерживая меня от падения, и вместе с этим немилосердно впивается мне в кожу. Наверное, мне нужно поблагодарить того монстра-мутанта за то, что он захлестнул меня цепью. Если бы не это, я бы со шмякающим звуком приземлился на тротуар внизу. Я ему позже пошлю благодарственную открытку. Мне показалось, или цепь только что слегка соскользнула?! Черт! Я даже руки не могу освободить.

– Дон, все нормально! Не паникуй!
Не паниковать? О чем он, черт возьми, говорит? Конечно, это естественно паниковать в таком положении! Если бы я не паниковал, тогда я бы начал волноваться! Я пытаюсь извернуться и чуть приподняться, чтобы цепь слегка провисла, и я мог бы освободить руки. ОЙ! Ладно. Это была плохая идея. Я соскользнул на метр ближе к земле. Я нервно облизываю губы. Помогите?

– Дон! – я оглядываюсь на Майки, который… болтается в воздухе? Как он туда попал? Стоп. Цепь. Я думал, что она обвернулась вокруг балки или еще чего-нибудь такого во вспомогательных конструкциях недостроенного здания. Как он… а, ясно. Теперь я вспомнил, что как раз перед тем, как я исчез за краем платформы, я видел, как Майки схватил второй конец цепи. Очевидно, у него не было времени ухватиться за что-то еще, и он сработал противовесом, так что теперь мы оба подвешены в воздухе. Я снова смотрю вверх вдоль своего тела. Ага, цепь перекинулась через какую-то балку, а мы болтаемся на обоих ее концах. По крайней мере, мы весим примерно одинаково. Причудливые получились весы.

– Просто расслабься и не шевелись! Все будет хорошо!
И как, по его мнению, должно получиться это самое «хорошо»?! Потребуется всего одно неверное движение, и мы оба полетим вниз навстречу смерти. Он, по крайней мере, может свободно распоряжаться своими руками. У него должно получиться зацепиться за что-нибудь, чтобы хотя бы замедлить падение. О чем я говорю? Майки похож на обезьянку, когда дело доходит до того, чтобы куда-нибудь вскарабкаться или поймать что-то в свободном полете. Конечно, у него получится за что-нибудь ухватиться. Я же, в свою очередь, смогу выжить, только если цепь за что-нибудь запутается. Это неприятная мысль. Если она зацепится за что-либо, сила рывка будет такая, что я сомневаюсь, что отделаюсь всего лишь мелкими порезами. Может быть, мне даже оторвет руку.

– Дон. Дон, послушай меня, – Майки, извини, я сейчас немного занят тем, что паникую, и не могу уделить тебе достаточно внимания. – Все будет хорошо. Бро, поверь мне!
Какого черта он намеревается сделать? Он просит меня верить ему только в тех случаях, когда точно знает, что я не одобрю эту зате…
– МАЙКИ!!! – он отпустил свой конец цепи?! Какого панциря?!?

Ууф! Ох! Что за..? Майки налетает на меня и толкает в сторону. В этом есть смысл. А вот в чем смысла нет, так это в том, что мы оба приземляемся на поверхность, которая… движется? Да, она медленно поднимается. Лифт? Он столкнул меня на крышу главного строительного лифта, который кто-то вызвал на один из верхних этажей. Наверное, мне нужно поблагодарить его хотя бы за то, что он пытался меня предупредить. Конечно, он мог и поделиться со мной своим планом, прежде чем приводить его в выполнение и пугать меня до смерти. Он скатывается с меня в сторону. О, супер, он мне улыбается. Я точно знаю, что это всегда плохой признак. Он собирается меня дразнить начиная с… примерно… Этого момента.

– Чувак, ты верещишь как девчонка!
Он начинается разматывать цепь с моих ног. Я втягиваю воздух сквозь зубы, когда звенья цепи отходят от порезов на коже. Черт, больно.

– По крайней мере, у меня это не вошло в привычку, в отличие от тебя.

Он такая заноза в панцире.

… и почему я не мог бы вести спокойную мирную жизнь? Может, я совершил в прошлой жизни нечто ужасное, и разозлил высшие силы до такой степени, что они заставили меня переродиться в человекоподобную черепаху, вынужденную постоянно сражаться за свою жизнь? Или, лучше сказать, черепаху, которая постоянно находится в ситуации жизни и смерти, и не всегда своей собственной. Да, вот так звучит правильно. Я могу только надеяться, что это не одна из таких ситуаций. Я поднимаю руку и плотнее прижимаю наушник к уху, чтобы расслышать ответ.
– Майки, не засыпай.
– Я-а… н-не сплю…

Может, сейчас он и в сознании, но судя по его голосу, это ненадолго. Какого панциря произошло? Он пошел кататься на скейте по тоннелям, не думаю, что он мог наткнуться на футов или пурпурных драконов в канализации. Майки не стремится подраться, как некоторые другие знакомые мне черепахи. Если уж на то пошло, то он стремится избегать сражений, потому что у него куча других важных дел, например видеоигры, комиксы и скейтбординг. Конечно, он всегда делает все возможное, чтобы втянуть в потасовку Рафа, но это просто потому, что иногда ему нравится быть мазохистом. Я кидаю взгляд на отслеживающее устройство в моей руке. Он должен быть как раз за следующим поворотом…

…о, черт…

Я моргаю и торопливо встряхиваю головой, чтобы вывести себя из состояния шока и заставить двигаться. Я могу сказать, что все очень плохо уже по тому, как он лежит, распластавшись лицом вниз, на полу тоннеля. Я снимаю сумку с плеча еще до того, как добегаю до него.
– Майки?! Слышишь меня?

Я роняю сумку рядом с собой, опускаясь на колени возле его неподвижного тела. Во-первых: проверить, можно ли его передвигать, и если да, подложить что-нибудь под него, чтобы он не лежал на полу. Если нет, укрыть его как можно теплее, пока я зову на помощь остальных. Майки, пожалуйста, пусть с тобой все будет в порядке. Я очень не хочу, чтобы мне пришлось звать на помощь для чего-то большего, чем просто отнести тебя домой.

– Донни… – выдыхает он, пытаясь повернуть голову. Я моментально перемещаю руку, которой до этого щупал его пульс, ему на голову, чтобы удержать его от движений. Я не знаю, нет ли у него повреждений шеи. Поскольку его панцирь остался цел, я знаю, что хотя бы позвоночник у него не поврежден. У строения тела черепах есть свои преимущества.

– Полежи спокойно минутку, – хмм… кажется, его шея не пострадала. На ней нет ни опухоли, ни каких-либо шишек. Но он определенно испытывает сильную боль, что он еще мог себе повредить? – Майки, ты можешь сказать мне, где у тебя болит?
– …рука…

Мое внимание перемещается на его руку, безвольно лежащую вдоль туловища. Кажется, на ней нет никаких ран. Я все же уделяю время тому, чтобы осторожно провести ладонями по его коже. Все равно ничего. С этой рукой все в порядке. Значит, его беспокоит другая рука. Хей, а где его вто… о черт! Черт!!! Он что… потерял руку?! Какого черта он тут делал, что ему оторвало руку?! Погоди, успокойся. На полу нет крови, кроме той, что сочится из ссадины на бедре. Он бы лежал в луже крови, если бы ему действительно оторвало руку. Должно быть, она просто под ним.

– Майки?
– Ммм…
– Майки? Ты меня слышишь? Ты еще со мной?
– Я… пока… да…
– Хорошо, я сейчас переверну тебя на панцирь. Будет больно, но если боль станет невыносимой, сразу дай мне знать, и я остановлюсь.

Я дожидаюсь слабого кивка, пододвигаюсь на коленях ближе к нему и кладу руки на его бедро и плечо. Осторожно и очень медленно, я перекатываю его тело на спину, внимательно вглядываясь ему в лицо и прислушиваясь, чтобы уловить малейшие признаки того, что ему слишком больно. Кажется, он воспринял перемену положения тела относительно легко. Он только один раз вскрикнул и задышал со всхлипами. Должно быть, ему действительно очень больно, если он даже не пытается устроить из этого сцену.

О… Майки…

Его рука определенно сломана. Ему повезло, что обломок кости не проткнул кожу. Я вижу, что прямо посередине предплечья кости сломаны и острые концы упираются в кожу так, что на поверхности руки видна большая шишка. Но, по крайней мере, это самое серьезное из его ранений. Я залезаю рукой в свою сумку, пару секунд копаюсь внутри и вытаскиваю шприц с длинной тонкой иголкой и пузырек с морфином. Обычно я не делаю братьям обезболивающие уколы, особенно морфин, прямо на месте ранения. Для них лучше, чтобы восприятие оставалось ясным, пусть и смешанным с болью, чем затуманенным наркотиком. Но сейчас другой случай, мне нужно поставить кость на место, а рядом нет никого, кто мог бы подержать Майки, чтобы он не дергался. У меня не получится одновременно и вправлять ему кость, и держать его неподвижно. Одно хорошо: мы в канализации. Можно не беспокоиться, что нас кто-то увидит. Сюда спускается не так много людей.

– Так, Майки, – говорю я, аккуратно делая ему укол в здоровую руку. – Я сейчас поставлю на место кость в твоей руке, а потом мы пойдем домой. Ты ведь сможешь идти, да?
– Да… думаю да…
– Можешь рассказать мне, что случилось?
– Хотел… потрогать поезд…

Он хотел осалить поезд, когда тот проносился мимо?! Я кидаю быстрый взгляд на рельсы, идущие поверх моста поблизости. Ничего удивительного, что у него рука чуть не вывернута наизнанку. Ему повезло, что она вообще у него осталась. Если Сплинтер узнает, как именно он был ранен, он вообще запретит Майки кататься на скейте. Думаю, Майки будет мне должен.
– Не рассказывай никому об этом, хорошо? Это будет наш маленький секрет. Как только я разберусь с твоей рукой, я помогу тебе добраться до убежища, и там уже тебя залатаем как следует.

Он хихикает, слабо и как-то неуверенно, совсем не похоже на его обычный смех. Должно быть, морфин уже начал свое действие. Он говорит слабым голосом, в котором слышна смешинка:
– Дон, а ты разве меня не понесешь?
– Майки, мы оба знаем, что ты слишком тяжелый. Я не смогу нести тебя всю дорогу до убежища, – я совсем забыл, что под воздействием морфина он начинает нести всякий бред. У него есть дурная склонность говорить на абсолютно случайные темы после укола обезболивающего. Ну, еще более случайные, чем обычно. Я сперва не думал, что такое вообще возможно, но я ошибался. Ну, по крайней мере, я буду знать, как он себя чувствует. Пока он трещит, он не потеряет сознания, так что я в любой момент смогу спросить его, как он.

– Ты что… назвал меня толстым?
– Нет! – откуда у него, панцирь через коленку, взялась эта идея? Я поворачиваюсь к своей сумке и достаю из нее то, что мне понадобится, чтобы обездвижить его руку. – Я сказал, что ты тяжелый, Майки. Если бы у тебя был лишний вес, я давно посадил бы тебя на диету.
– Ты же мне велел есть меньше пиццы…
– Я велел всем в убежище есть поменьше пиццы из-за ее стоимости, Майки, а не из-за чьего-то веса. Мы не можем позволить себе заказывать пиццу чуть ли не каждый день, особенно, когда мы не можем сойтись во мнениях, какую именно пиццу хотим.
Да, увлечение пиццей немного вышло из-под контроля. Семь пицц для пяти мутантов – это немного слишком. Я даже не знал, что и сенсею нравится пицца.

Майки снова хихикает.
– Как будто я поверю чуваку, который сам себя поджег.
Что? Когда это я сам себя поджигал? Хмм… о… Тот случай. Я осторожно передвигаю его руку, чтобы мне было удобнее с ней работать.
– Майки это случилось уже очень давно. Я на самом деле не вижу причин вспоминать об этом сейчас.
– Ты просто смущаешься, потому что оказался в душе вместе с Рафом.

Ну все, он меня достал. Морфин или не морфин, но сейчас удар был ниже пояса.
– Майки, я просто запаниковал. Не каждый день на мне загорается одежда, когда я работаю в мастерской.
– Ты выскочил из комнаты, бандана полыхает в огне, и кинулся прямо в ванную.

Точно, у него бред. Он словно рассказывает эту историю кому-то другому, а не мне. Я-то прекрасно помню, что тогда произошло. Мне не нужно, чтобы Майки мне все это пересказывал, как будто это был самый интересный ролик из свежего выпуска «Забавных домашних видео». Хотя если бы так и было, я бы выиграл кучу денег. Это действительно было в какой-то мере забавно, но не настолько, чтобы так истерично хихикать, валяясь на полу, как он сейчас. Думаю, это все действие морфина.

– А потом ты ворвался в ванную, и мы услышали, как там орет с перепугу Раф. А потом как ты извиняешься, а Раф орет уже на тебя… вода перестает течь, а вы с Рафом все еще кричите друг на друга… а потом Раф вываливается из ванной в одном полотенце и держит тебя в захвате… и говорит тебе, чтобы в следующий раз ты просто снял свою бандану и… ОЙ!
Похоже, он почувствовал, как я вправляю ему кость, несмотря на обезболивающее в крови.

– Больно… – бормочет он, и его глаза, наконец, начинают закрываться. Я не хотел, чтобы он заснул, но так его легче будет перенести, если я позову Рафа на подмогу. Нам не придется слушать, как он хнычет всю дорогу до убежища, или выслушивать его воспоминания о каждом событии, про которое я хотел бы забыть, начиная чуть ли не с рождения. Не то, чтобы их было очень много, но если уж таковые происходили, то они были просто исключительными. По сравнению с некоторыми из них случай с Рафом в душе просто ничто.

– Я хочу домой…
– Я знаю, что это больно, Майки, – по крайней мере, теперь его рука никуда не денется, я накрепко привязал ее к груди и животу. Думаю, что если бы он ею ударился обо что-нибудь во время переноски, ощущения были бы не из приятных. Я вытягиваю из сумки большое одеяло и укутываю его. Его ноги я устраиваю на сумке, затем передвигаюсь ближе к его голове и кладу ее себе на колени. Вот так. Так ему будет удобнее, пока за нами не придут, а нападения здесь можно не опасаться. Я вытаскиваю свой телефон, набираю номер Рафа и ласково кладу ладонь другой руки на лоб младшему.

– Не волнуйся, мы скоро будем дома и тогда ты сможешь вдоволь насмотреться, как я попадаю в дурацкие ситуации. Обещаю…

Ох… черт… Майки?

Мой младший братишка.

Лучик света в темной канализации.

Шутник, который постоянно устраивает розыгрыши.

Большая заноза в панцире.

И, честно говоря, я не хотел бы, чтобы он вел себя по-другому.

Первое. Донни — кофеиновый маньяк xD
Второе. Я умир, представив Дона и Рафа в душе.
Третье. Я умир еще раз, представив девичий визг в исполнении Дона xD
И четвертое — @Kifanya, вы шикарны)