Квартет образовался случайно. Кстати, Настеньке очень нравился Вова. А она такая тихая и меланхоличная, я была за неё очень рада, когда она была рядом с ним, в нашем квартете.
Сталкерша оказалась большой болтушей, повернутой на сталкере, часто надоедающая, но... Она уникальная. Она не слышит плохого, сказанного в её адрес. Не замечает. Хотя ей было много сказано плохого из-за надоедливости.
Тогда был вечер, прогулка, которая потом переросла в дискотеку на улице. По заказу я написала Сталкерше рассказ и села его читать. Дул теплый, не осенний ветер, гигантские сосны шумно качались над нашей маленькой беседкой. Только она, я и тетрадь. И слова. Слова, льющиеся бесконечной тихой песней.
Дискотека была там, далеко, мы ушли на самый край территории. Мимо проходил по дороге задумчивый Вова. Увидел нас, мы позвали его.
Разговорились. Это был воистину счастливый вечер.
Я тогда узнала, что он пишет стихи.
"Почему ты не сказал об этом раньше?" - постоянно спрашивала я, - "Если ты видел, что я постоянно писала для отряда, почему не подошел, не поделился опытом?"
А стихи у него и правда замечательные. Либо четкая философия, либо романтика.
Нас издалека увидела Настя. Она искала сестру, а нашла нас. Присоединилась. Мы долго и весело разговаривали, уже совсем темнелось, но всё говорили, говорили без умолку...
А потом очень долго стояли на пригорке и обнимались вчетвером. Без прикрас. Без лишних мыслей. Молча.
Вот оно - счастье. Счастье, ради которого я терпела эти две не самые интересные недели не в самом интересном коллективе.
Моя любовь обычно распространяется на каждого с одинаковой силой, получается, понемножку, и прошлогодних ребят я быстро забыла. В этот же раз я привязалась только к нескольким людям, и им досталось гораздо больше любви и привязанности, поэтому отпустить их было очень сложно.
Только на последней неделе я начала ценить наш отряд, вроде такой скучный, по-настоящему сильно. Привязалась. Не к каждому, это верно, но настолько сильно, что даже мысль о прощании сразу же давила на сердце. Нет, не смогу. Не смогу.
В предпоследний день мне вручили грамоту и медаль. За женский футбол. За второе место. Я была так счастлива! =)
Потому что медаль за второе место больше и лучше по качеству, чем за первое. Она так блестела. И я блестела вместе с ней от радости. Со мной в команде, кстати, были обожаемые Вика и Лиза. Поэтому игралось куда лучше.
Но в этот день, 14-го числа...
Мы рассорились со всей палатой. Остались только мы с Леной. Луиза уехала. Эти напыщенные бестолочи меня достали. Издеваются. Подкалывают. Ишь ты, почувствовали тут себя хозяйками. А как первые две недели носа не высовывали с палаты, друг к другу жались,..
Фу. Фу. Фу.
Я спала у окон. Окна были пластиковые, поэтому днем они сильно нагревались, а вечером с них почему-то нереально дуло. Руку высунешь из-под одеяла, и такой холодный поток, как с морозилки.
Я потеряла телефон.
Злая воспиталка досталась нам в тот день, которая была с самым младшим отрядом. Орала на нас, знаете... Как на детсадовцев. Такие очень неприятные фразы, как будто мы тупые недоросли и только криком понимаем.
Я ищу по кровати телефон, уже отбой сейчас, она подходит и спрашивает, что случилось.
Я говорю, мол, телефон потеряла.
Она как давай искать вместе со мной. Я такая:
- Ой, да ладно, чего на ночь-то в таком свинарнике искать. Завтра найду.
Беззаботно так говорила.
Эта начала звонить, номер недоступен. Я опять попросила её успокоиться. Было так неожиданно с её стороны. Я даже к ней почти расположилась, как она вдруг выдала:
- Нет-нет, надо сейчас найти, нехватало мне еще смену плохо закончить.
Охренеть просто. Спасибо за заботу ><
Смену ей надо закончить... Да катись ты отсюда из моей палаты к чертям, заботливая. Так обидно. Ппц.
Но телефон так и не нашла. Подолгу не могла уснуть ночью. Со мной еще такого не было. Начала волноваться. Очень. С каждой минутой почему-то всё больше и больше.
Сегодня я три раза ходила на фито, на массаж, на психотерапию, на светолечение, на парламент, еще и в школу, а вечером мы квартетом ходили гулять по всей огромной территории санатория.
Он мог быть где угодно. Скорее всего на улице. А за окном хлестал дождь.
И либо он просто навернулся, либо его кто-то нашел. Жалко. Обидно. Страшно. Не песни, ни контакты, ни СМС-ки, только фотографии, скопленные с разных поездок, с разных мест за два года. Я его так любила, свой кнопошный кирпич, что ни разу даже не задумалась о новом телефоне. Ни разу. Настолько он был дорог мне.
Лежала, нервничала, расстроилась, чуть сопли не развезла. Всё. Всё, Сонь, больше ты его не увидишь. Дети не настолько честные, чтобы пойти и сказать воспитателю, что нашли телефон.
Поднялась температура до 37.2
А от напряжения и волнения за ночь выросла до 38-ми.
Всю ночь мучалась, то морозило, то жарило, вся облилась холодным потом, мучительно считала каждую минуту, дожидаясь утра, когда нам раздадут градусники и медсестра увидит, сколько там набежало. Болело горло. Было очень плохо.
Утром виду старалась не показывать, старалась улыбаться, но получалось кисло и все без вопросов поняли, что мне нехорошо. Казалось, что если только найдется телефон, я тут же выздоровлю. Но мне же не принесёт его добренькая тетя прямо в руки.
Однако, чудо на свете есть. Мне принесла его та самая добренькая тетенька-ведьма, прямо в руки, он, оказывается, выпал из кармана в кабинете психологии. Мы дрались там мягкими валиками, вот он и выпал х)
Я была так счастлива. Не верила даже, что такое возможно. Бесконечно благодарила её.
Уже было 15-ое число, последний день. Я очень его ждала и надеялась на этот день. Костёр. Песни. Душераздирающие песни. Орлятский круг. Скоро всё свершится.
Но счастье - штука недолгая, иначе бы мы так ему не радовались, верно?
К самому-самому вечеру у меня и одного веселого маленького паренька поднялась температура. 38. потом 38.5
Напоили таблетками и фервексом. Нас должны были положить по идее в изолятор. Я возмутилась. Кааак, в последний деень?!
- Да мне плевать! - кричала медсестра - Я своей шкурой жертвую! Если врач узнает, что у вас такая температура, и вы не в изоляторе, меня с работы уволят! Никаких дискотек, никакого костра, лежать до самой последней свечи. Если увижу кого-нибудь из вас в коридоре, сразу же отправляю в изолятор.
Она права, я её понимаю.
Я опять болею. Опять плачу.
Нет, нет... Не может такого быть, просто не может!
...В актовом зале звучала музыка, потом стихла, отряд зашел одеться и выдвинуться на улицу, а потом стало тихо. Я лежала, вся в парадной красивой одежде, припасенной именно на этот день. Лежала пластом на нерасправленной кровати, смотрела в потолок и обдумывала несправедливость жизни.
Ко мне на минуту забежала Настя.
- Сонечка... - только и сказала она.
Я закрыла лицо рукой. Слёзы холодными, по сравнению с горячими щеками, дорожками, скатывались с обоих сторон. Мне нельзя плакать. Заболит голова и температура только поднимется.
Но они, проклятые, так и катились. Ненавижу. Ненавижу болеть. За что...
Без всхлипов, без судорожных вздохов, просто молча, со спокойным лицом и дыханием. Просто потому что обидно.
А потом она ушла. Я еще долго слышала отдаленные звуки песен с костра. Так хотелось пойти в палату к Данилу, к этому милому мальчишке, с которым мы тоже очень породнились. Он там сейчас лежит под одеялом, и тоже, тоже думает о последнем костре, об орлятском кругу и песнях. Я думала о нём, он - обо мне. Нас таких "счастливчиков" только двое.
Так хотелось сесть на край кровати и утешить его. Потому что меня утешать не надо.
Потом все пришли. Грустные, многие с покрасневшим лицом, все плакали. Хотя, и мы, и учителя, и воспитатлеи знали, что это обычный серый заезд. Он не останется ни у кого в памяти. И привязываться поэтому никто ни к кому не хотел. Ведь все сами понимают, что это развеется меньше чем за месяц.
Мне вручили мягкого гномика, страшного, но приятно.
А я держала слезы в себе. Мне же нельзя. Не из-за температуры. Соня не должна.
Мы опять обнимались квартетом. А после свечки уехали Настенька и Сталкерша. Только у них и у Саши я взяла телефон. Ибо не стоит привязываться ни к вещам, ни к людям. Так должно быть.
А Саша подарил мне две шоколадки. "Темпо" и "МилкиУэй".
Хахах, Темпо... Он мне его проспорил, когда мы играли в молчанку, еще с середины заезда. Молчали часа четыре, но его сдали друзья)
Это было так мило. Я поблагодарила его и обняла. Обнимашки и спасибки.
Утро 16-го наступило. И начало давить с самого начала. Все уезжали. Все те, к кому я не привязалась. Что самое интересное - в отряде остались именно те самые люди, которые мне так дороги. За которых я могла отдать душу.
Время близилось к обеду, за мной ехали три часа. Только отец.
Я с волнением сдавала белье и полотенца, забирала санаторные книжки, карточки, обратные таллоны и ведомости с оценками из школы.
Сумки собраны. Песни спеты. И только из второй палаты тихо доносится пение Кости его любимой песни. Да и моей теперь тоже.
Мне позвонили. Спускайся, доча.
Все плакали вчера, на костре, но во мне осталось слишком много соли, которую я не выпустила в тот день, и она пошла сейчас. Попрощалась с тувинками, с Агы, с Данилом... Остальные пошли меня проводить. Вова, Костя, Ваня, Лиза и Вика.
Я гордилась.
Даже тех, кто уезжал раньше, когда был весь отряд, провожало меньшее количество народу. А меня вышли проводить почти все, кто остался.
Каждый из ребят нес какую-то мою вещь. Иначе бы их загнали в отряд. Ваня, Вова и Костя - сумки и портфель, Лиза и Вика держали гномика.
Мы спустились. В холле меня уже ждал папа. Обнялись.
Мне вручили сумки, я вручила их отцу, он понес их в машину.
А я развернулась к своим. Теперь уже своим.
Пусть запомнят меня такой.
Улыбчивой, заботливой и общительной девчонкой, в черном красивом жакете, с голубым рюкзаком за плечами и всё равно улыбающейся даже сквозь слёзы.
Мы все по очереди обнялись. Потом обнялись по второму кругу. И по третьему. И по четвертому. А я, всхлипывая, жадно снова и снова бросалась на каждого.
Развернулась и пошла. Прихожая. Лестница. Спустилась.
И обернулась. Они всё еще стояли там.
В тот момент мне так захотелось закричать, развернуться и побежать обратно. Неправильно, неправильно! - кричала и стонала душа. - Всё должно быть совсем по-другому!
Вернись, вернись! Ведь ты нужна им, а они - тебе!
- Но ведь это тоже всего лишь мимолетное видение...
Самовнушение - не спасение. Вернись!
Но я не вернулась.
Мы сели в наш Пежо, уже такой неродной, незнакомый.
Папа еще что-то расспрашивал, пока мы складывали вещи в багажник, а потом всё стихло. Я показала медаль, он похлопал по плечу и поздравил.
Мы двинулись. Мимо пролетела десткая площадка с любимой большой качелей, где мы с Агы читали книжки, где мы с Леной и Сталкершей катались на центрифуге до тошноты, промелькнула площадка, где мы с Викой и Лизой играли в футбол и до крови разбивали коленки. Почти у самых ворот стояла, накренившись набок, старая беседка, где мы только вчера сидели нашим квартетом и переживали самые чудесные чувства на свете. Любовь, единство, уют. Спустя пару секунд всё это осталось за железными воротами санатория, который точно сохранит нашу историю, как и сохранял множество до нас.
Красиво и трепетно провожал меня домой Горный Алтай. Еще по-летнему голубое небо было сплошь засеяно перьевыми облаками, неровностями тянулись заросшие горы, холмы, снова возвышенности, вспаханные и убранные поля.
Спустя какое-то недолгое время мы проехали это прекрасное место и слева начали тянуться бесконечной лентой тополиные полосы. Тут-то и почувствовался весь сок осени. Мы мчали по пустой дороге больше сотни, навстречу дул сильный ветер. Абсолютно золотые листья огромными ворохами слетали под этим натиском и с силой разбивались о стекло, завихрялись под колесами впереди идущих машин, прыгали и скакали по асфальту. Вьюга, такая же, как и зимой, только вместо белого снега ослепительно-золотые листья кружились в страстном, но последнем своём танце.
Я настолько приросла к этому коллективу, что очень долго не могла ничего понять, принять такое, какое оно есть. Но меня оторвали от новой семьи, как ветер отрывает листья с тополей. Только мой листок не будет гнить под снегом и чернеть, он будет оставаться таким же сияющим, таким же золотым.
Дома меня ждут три других коллектива. Семья. Форум. Одноклассники.
Они все такие разные, но ни один не сможет сейчас заменить мне прежнее. По крайней мере, не сейчас.
Мы наконец приезжаем. Меня встречает мама, обнимает, целует. Мы не виделись три недели, а я даже почти не соскучилась. Такая незнакомая мама, будто вижу её в первый раз. Я захожу в дом. Всё чужое. Чужие стены, чужая мебель, чужие запахи. Иду в комнату. Всё также, как было. Я люблю, когда всё остается таким, как я привыкла.
Но нет в этом доме ничего мне родного... Только фотография. Общая фотография. Немного слов, написанных в мой адрес в тетради. Прощальных слов.
Я беру черную ручку и пишу на обратной белой стороне те слова, которые я так и не успела им сказать.
Нам не хочется так расставаться,
Нам не хочется так уезжать.
Нам так хочется крикнуть "Здравствуй!",
Вместо грустного слова "Прощай"...