ну и что же если не секрет. а если секрет, то в личку мне черкани пару строк.

Когда же продка? (((
С новым годом)

По прочтении вы сможете ознакомиться с иллюстрацией.
Автор: наша дорогая Karai493
А далее следует песня Брайана Адамса, под которую я бы посоветовала вам читать вторую часть главы она обозначена звездочками)))
приятного прочтения.

Глава 5 Омут

Такая жизнь была для неё просто кошмаром наяву. Она и раньше была тенью, её учили всегда быть скрытным, бесшумным, безликим призраком, и действовать только в темноте. Но это было давно, и тогда она понимала всю важность этих тренировок. Она понимала, как важно для ниндзя быть невидимкой, скрываться в тени, и это было великое ученье, это было важно. Однако, все время она боялась потерять себя, свою собственную суть, свое сознание, потерять волю и, поддавшись обольщающей и зовущей темноте, раствориться, просто исчезнуть. И вот то, что происходило вокруг неё теперь… - этого она никак не понимала. Она не могла понять суть всех этих обрядов, действий, ритуалов и жертв… Если раньше она плутала в темноте имея хоть какой-то ориентир, хоть маленький и тоненький лучик собственного разума, то теперь она блуждала в потемках без какого-либо направления, без какого-либо ориентира или света: разум покинул её.
Она была лишена собственной воли, собственного сознания. Она была игрушкой в чужих руках, марионеткой, которую дергают за ниточки, и делают с ней все, что хотят. Она едва ли осознавала, что собственно происходит. В голове её совсем не осталось мыслей, там было темно и тихо, как в яме. Как в могиле… В сердце была пустота, а в душе – черная дыра. И она не могла её ничем заполнить: эта дыра была бездонной. Не осталось никаких эмоций, чувств, ощущений, мыслей, воспоминаний. Она превратилась в безвольный, податливый овощ, и не могла ничего помнить, ничего вспоминать, не могла что-либо чувствовать или ощущать. Растворилось абсолютно все, и мир просто перестал существовать, или же это её не стало?
Ведь для неё это было ударом. Девушка утратила любое ощущение реальности. Не было ни цветов, ни времен года, ни дня, ни ночи, ни верха, ни низа, ни права, ни лева. Не было света или тьмы, не было шума или тишины. Не было… Ничего не было. И её тоже не было. И её мучителя не существовало, и вся эта Вселенная – это лишь иллюзия, мираж. Прах и ничего более.
Этого мира не существовало, времени тоже. Краски, которыми можно было бы раскрасить этот голубой шарик, тоже померкли и исчезли. Секунды перестали течь, звезды перестали светить, электроны перестали кружиться вокруг ядер атомов… Не было. Ничего не было. И быть не могло. И её самой не было.
Она была… или не была. Она находилась в небытии. В вакуумном омуте. В бесконечной, черной пустоте наполненной только звенящей тишиной. Она была во мгле. И ничего не видела. Ничего не слышала. Весь её мир поглотил мрак. Она была заключена в темноте, и отсюда не было не только выхода, но и входа. Это была безысходность. И она навеки была заточена здесь. Во тьме.
Она не смогла бы точно сказать: была она или нет, день сейчас или ночь. Не могла точно определить: где право, а где лево, где верх, а где низ. Она не могла. Потому что в этом бездонном мраке не было ничего. Ничего не было. И не могло быть. Не было. И её тоже не было.
Даже если бы она захотела, то не смогла бы вырваться отсюда. Она не смогла бы подняться и пойти куда-нибудь, да и идти здесь было некуда. Больше всего на свете она сейчас хотела уйти… но… не могла. Она не знала: были ли у неё сейчас ноги или нет? И проверить это она никак не могла. Она ничего не видела в этой мгле. Она не могла пошевелить ни единым мускулом своего тела. А было ли у неё тело вообще? Она не чувствовала ни ног, ни рук, ничего. Иногда, от осознания того, что у неё нет тела, она истошно кричала. Но у неё не было тела, следовательно, и кричать она не могла. У неё не было голоса. Ничего не было. И быть не могло.
Вокруг была только сплошная, беспроглядная тьма, а мертвая тишина… Мертвая тишина была немой, и угрожала любому звуку, уничтожала любую мелодию. Ничего не нарушало могильного умиротворения этого места. Этого небытия. Этой черной, беспросветной, бесконечной мглы, которая окутывала её разум своими отвратительными, ядовитыми щупальцами, больно жаля сознание девушки.
Не было… Ничего не было. И её тоже не было. Что эта жизнь – прах, да и только.
Она плыла… или не плыла по бездонному черному океану, а над ней раскинулся темный бархат беззвездного небосклона. Она чувствовала себя раздавленной этими двумя гигантами. Она была ничем. Её не существовало. В этой яме, на дне, под постоянным давлением беспроглядной тьмы не только находиться, но и мыслить было не возможно.
И все же она была. Где-то… Когда-то… Но она все же была. Она все еще существовала. Как-то… Зачем-то… Почему-то…
Под постоянным давлением черной пустоты ей было тяжело думать, но она пыталась. Она знала, а может быть и не знала, кто она такая. Иногда она забывала собственное имя. И не знала: как её зовут?.. Долго не могла вспомнить. И терзалась этим.
Как-то она знала, что такое существование – это неправильно, это невозможно. Каким-то образом… как-то она помнила, что это не жизнь. Жизнь не может быть такой. Есть ведь и что-то помимо этого бессмысленного и бесцельного обывания. Должна же быть у всего этого какая-то цель? Что-то должно быть. Но это что-то такое неуловимое, неосязаемое, так же как и она сама теперь.
В черном беспроглядном мраке, в вечном холодном ужасе. Здесь не было надежды. Она давно сыграла в ящик. А любой зародыш мысли не существовал и мгновения. Он просто уничтожался, не успев даже сформироваться. Но все же девушка пыталась мыслить. Это было очень сложно. Она словно находилась на грани сна и реальности, но все же знала… догадывалась, что это не может быть реальностью. Это не может быть правдой. Это неправда. Нет.
Находясь в этой полудреме, она чувствовала свою опустошенность и незаполненость. Она была пустой, она была ничем. Она была лишь сосудом, который не может и не должен оставаться пустым. Она должна быть наполнена, она должна быть вместилищем чего-то. Но чего? Она была пустой, но должна была обладать чем-то очень важным. У неё ничего не было. И быть не могло.
Иногда в этом полусне ей казалось, что она слышит голоса. Но… нет? Это всего лишь миражи. Причуды восприятия. Ей чудилось, что она видит сны. Размытые. Не четкие. Редко даже черно-белые. Это были караваны бессмысленных, неясных видений. Они проплывали мимо неё, или ей так казалось?..
Большую часть обывания во тьме она проводила в отрешенном сне. Редко посещали её сновидения. Очень редко. Она хотела бы проснуться, но не могла. Ведь когда она проснется, её не ожидает ничего кроме беспросветной вечной темноты и мертвой немой тишины. Во сне она тоже в основном видела только тьму, но это была её тьма. Знакомая ей с детства, куда она так часто проваливалась, желая забыться.
…Иллюзии. Теперь они постоянно окружали её. Она видела в своих снах великие города. Достойную и гордую, новую цивилизацию. Она видела таянье ледников. Она видела смерти людей. Она видела и не видела могучие горы, высокие скалы, отвесные обрывы… Были ли это миражи?.. Они были и их не было. Вскоре она уже начала привыкать к такому своему состоянию. Ей казалось это естественным. Почти реальным. Это была её теперешняя явь. Страх и ужас, которые холодили все её существо, теперь отступили. И она не пыталась бороться. Она не боялась. У неё просто не было сил.
Она подчинилась этой темноте, этой тишине. Неясная сеть этого места опутала её, и теперь она была пленницей. Она не могла сдвинуться с места, она не могла пошевельнуться. У неё не было сил разорвать сеть, что пленила её. Она не видела приделов окружающего её пространства. Она не видела грань. Потому что её просто не было. Ничего здесь не было! И быть не могло… И её самой не было. Не было… Её просто не существовало.
И ничто не могло пробудить её. Ничто не могло вновь вернуть ей боевой дух, ничто не могло заставить её снова бороться...
Она была поглощена неистовыми волнами немого смоляного океана. Она уже не могла не подчиниться этим убаюкивающим волнам. Её воля сломлена. Она не может и не хочет больше сопротивляться. Она готова на все. И ей даже казалось, что она уже видит свою дальнейшую судьбу. Эта судьба была ужасна и ненормальна. Но девушка была уже к ней готова. Хоть и не знала… не помнила, кто её сюда заточил: дьявол или бес, но она была готова всецело ему подчиниться.
Её заворожили… Загипнотизировали?.. Скорее нет. Она сама решилась. Она была в другом мире. В другом измерении. Здесь она принадлежала только ему. Её жизнь и её смерть всецело зависели от его решения. Может он, этот дьявол, уже отражался в глазах несчастной?.. Его глаза её манили, они приказывали и повелевали. Она чувствовала себя слабой и беспомощной перед его взглядом.
И, определенно, она была уже готова ко всему, что произойдет. Она ни о чем не жалела и не стала бы жалеть. Но… ничего не происходило. Ничего.
А она так устала от ожидания. Она была готова к похищению. Она хотела быть жертвой. Она желала, чтобы её вены наполнили огненным ядом. Она желала пасть в адский ад и гореть там в вечном огне. Готова была пойти куда угодно, лишь бы не находиться в этой черной пустоте. Она готова была стерпеть все, лишь бы только этот ужасный плен закончился.
«Возьми мое тело. Возьми мою душу. Мое сердце. Растерзай, разорви меня на части. Утоли свою жажду. Положи меня на алтарь своей жестокости. Убей меня и воскреси. Наполни мое сердце ядом. Плюнь в мою душу разъедающим огнем. Уничтожь меня, если хочешь, но только не заставляй больше так мучиться. Не бросай меня в вечную тьму. Я готова на любые страдания. Я все вытерплю, лишь бы только не возвращаться в пустоту», - думала или шептала она. А может быть плакала?..
…Ничто не могло вернуть ей дух противоречия. Но это все же было не так. Произошло что-то такое. Что-то, что не влезает ни в какие рамки. Что-то что заставило её снова бороться и сопротивляться…

…После того, как золотистый шар покинул тело Караи, она просто перестала существовать. Она не могла говорить, не могла мыслить, не могла ощущать холод или тепло, не могла двигаться, не могла пошевелить ни единым мускулом. В гниющем куске плоти, которым было её тело не осталось ни малейшего признака разума или сознания. И мы приходим к такой формулировке: в теле Караи – Караи не осталось совсем, даже маленького осколка её души. Она не была целой. Это была пустая оболочка.
Все равно, что один из элементов декора, все равно, что ваза, которую можно поставить на любой столик, и поставить в неё любые цветы или положить фрукты или еще что-нибудь с ней сделать. Или же нечто похожее на луковицу. Из неё можно сварить суп, а можно сделать салат, а можно и так съесть. Или яблоко… Ну, короче вы меня поняли. Овощем стала наша дорогая Караи. Помянем её душу. Где-то она сейчас…

…Тот самый золотистый шар, вырвавшийся из груди девушки, был ничем иным, как сознанием, душой бесстрашной ниндзя, и теперь, будучи заточенным в амулет, висел на шее мерзкого василиска, находясь у его темного сердца.
Безвольное и беспомощное лежало её тело, прикованное к холодной поверхности. Огромные пустые глаза, тупой взгляд которых был направлен прямо, были лишены всякой искры и не моргали. А на дне зрачков была видна вечная тьма. Дыхание было едва заметно… И хотя прошло уже много часов с тех пор, как произошел этот самый ритуал извлечения шара, до сих пор этот теплый труп не пошевельнулся, поскольку у него не было ничего. Никаких стремлений или желаний, никакой жизни…
Тело Караи было только маской, под которой находилась лишь пустота, оболочкой, которая могла стать вместилищем...
Не имея собственного сознания это тело не могло самостоятельно о себе заботиться, поэтому все заботы легли на плечи целого штаба негодяев, которые служили другому еще большему негодяю.
За прекрасным телом девушки ухаживали, как за Клеопатрой. Её оболочку охраняли лучше, чем золотой запас США в Форт Ноксе, ибо она была будущей матерью великого рода. Именно поэтому древний василиск хранил и оберегал её, как зеницу ока своего.
Слуги и рабы Змея ухаживали за ней: одевали, умывали. Смазывали тело и волосы мазями с удивительными свойствами, натирали кожу благовониями. Оберегали её, как хрупкую китайскую вазу. И вскоре после похищения и изъятия из груди Караи её души (и сейчас говоря о времени, я имею ввиду не недели, но считанные дни и даже часы), вскоре во влажном, душном, жарком и темном подземелье расцвел великолепный розовый цветок, – внешность девушки стала еще более прекрасной.
Не смотря на то, что её ни разу не выводили на свежий воздух, а тем более на солнце, кожа ниндзя покрылась золотым загаром, стала гладкой и матовой, а поры, казалось, совсем исчезли. Волосы, за столь короткое время отросшие до поясницы и приобретшие смоляной оттенок, струились тяжелыми локонами по спине. А глаза – два больших изумруда, оттененные черной подводкой, удивительный разрез которых был подчеркнут стрелками, - эти чудесные глаза были пусты и холодны, как безжизненные, никчемные стекляшки.
На голове была надета диадема, вершину которой венчала змея, изогнувшая свое тело и готовая к стремительному, смертельному броску. На шее лежало цельное ожерелье, сделанное из того же метала, что и диадема, венчавшая голову девушки. На руках было надето множество тонких золотых браслетов. На правом плече был надет браслет в форме змеи, которая точно обвивала своими золотыми кольцами руку. А на левой лодыжке была застегнута короткая тоненькая цепочка. Это все украшения, которые были надеты на Караи.
Одежда же состояла из двух частей. Верхнюю часть молодого тела скрывал лиф изумрудного атласа, отороченный золотой каймой, без бретелек. Между грудей ткань была стянута золотой брошью и слегка прособиралась. Нижнюю часть сего облачения составляла такого же материала, отороченная золотой каймой, юбка, доходящая до середины голеностопа и с двумя боковыми разрезами до середины бедра. Придерживалась она с помощью легкого золотого пояса. А маленькие ступни по-детски оставались незащищенными и босыми.
Все это составляло образ тела Караи таким, каким оно стало. И подобное существо было бы идеальным воплощением прекрасного и величественного, если бы не одно «но» - отсутствие в этом теле разума, души, хоть какого-то признака сознания.
Это была какая-то жуткая, жестокая насмешка над природой, над живым существом. Что могло бы быть ужаснее великолепия, идеального творения, венца природы, лишенного самого главного - разума? Это жестоко и больно…
А душа Караи была в заточении. В пустопорожнем пространстве. Где было темно и тихо, как на дне. На дне ямы. Там она и находилась. В темнице для разума. В цепях, которые невозможно было почувствовать и сломать. В тюрьме, которую нельзя было увидеть или ощутить. Там сознание ниндзя словно находилось в полусне, в забытьи. И она не могла сопротивляться. Не могла противостоять этому сну.
Но все же она, точнее другая её часть, пыталась противиться, старалась наладить телепатический контакт со своим телом. Эта часть знала или догадывалась, что где-то внутри него все еще осталось ядро – дух, фундамент души, основа, которая содержала в себе душу девушки.
Между духом и душой всегда есть прочная связь, сейчас она ослабла, но все еще была ощутима. И её Караи хотела использовать. Она хотела восстановить, вернуть свое сознание в тело, и она сделала бы это, если бы её душа не была закована в цепи, которые были крепче стали в миллионы раз.
Девушка могла бы вернуться в свое тело, ведь опыт выхода из собственного тела и возвращения обратно у нее уже был. Но из темницы для разума не так легко выбраться. Гораздо легче было бы разорвать стальные оковы, разнести каменную тюрьму, чем выкарабкаться из этой ловушки. Надежды выбиться из омута не было, но все же иногда в сознании Караи наступали такие периоды, когда она ощущала всю силу своей воли, когда душа её восставала, неистово билась, желая выйти на свободу. Именно в такие моменты ниндзя удавалось наладить контакт со своим телом, и получить от него хоть какую-то информацию, хоть какую-то крупицу сведений. Они приходили к ней в виде сновидений.
Иногда у нее появлялся слух, и она слышала, что происходит вокруг неё. Но слух не дает так много информации, как зрение, и чаще всего ей не доставляло особого интереса слушать эти отдаленные от её сознания, не особо внятные звуки. А вот снова видеть было гораздо интереснее. Хоть и смутно, размыто, но все же видеть! Видеть сны… Девяносто процентов информации об окружающей среде мы получаем именно от зрения. И Караи видела. Все эти лица, эти люди, вещи, помещения – все представляло для девушки особый, живой интерес. Было забавно осознавать, что эти люди думают, будто она их не видит, когда на самом деле она видела все, и даже больше. Ну, время от времени, конечно. И это было похоже на то, словно она неожиданно стала невидимкой.
Но больше всего её поразила одна встреча, свидетельницей которой она стала невольно, ибо не должна была, и не могла все это видеть. Однако, она всё видела, и потом, не знала даже, что её огорчило: сам факт этой встречи или же факт того, что её предали?
Да, определенно, там, рядом со Змеем, стояла… Ниндзя сначала не могла в это поверить, но сходство было очевидно. Это была она! Та самая! Те же глаза, те же губы, волосы, но такой злобный и ненавистный взгляд, который предательница бросала в сторону Караи, что несчастная, даже будучи не соединена со своим телом, начала опасаться за свою жизнь. Девушка не понимала, что стало причиной такой ненависти. Она не могла этого понять и простить предательство…Что могло послужить обстоятельством для столь жгучей ненависти?..
Довольно часто древний василиск приходил к Караи, и рассказывал ей что-то. Что-то про далекие холодные пустыни, про жару, про таянье ледников, про парниковый эффект, про свои планы уничтожения людей, про тропические леса. Про великие города змеиного народа, которые они построят. Все это девушка выхватывала из его слов, слышала обрывки его речей, но большинство из них она не могла понять и запомнить.
Не волновало её даже то, что в первые двадцать четыре часа было причиной её страха и даже паники. Она не знала, что именно не так, но чувствовала что-то совсем не то. Ей казалось, что она в огромной опасности, что у её тела отобрали что-то очень ценное, очень ей необходимое. Но она никак не могло понять: что именно? Что у неё отняли? Даже это её теперь не волновало. Ей было абсолютно все равно. Она потеряла смысл всего этого бессмысленного и бесцельного существования.
Так проходило её время. В беспокойстве, которое порой переходило в панику. В скуке от нудных разговоров тех людей, которые окружали её тело. В тоске по вольной и волшебной жизни. Так томилась её душа, и девушке казалось, что она в заточении уже много-много лет. Она уже практически перестала пытаться наладить контакты с телом, то, что вокруг него происходило – её уже не волновало. Она уже и не хотела туда вернуться, не хотела вернуться в мир, а желала лишь смерти. Лишь избавления от этой пустоты, этого полусонного состояния растения…
Но совсем неожиданно она, совершенно не по своей воле, услышала и увидела отрывок разговора. Это был первый раз, когда слух и зрение вернулись к ней одновременно. Девушка стала свидетельницей разговора Змея и Этой Предательницы, голос которой был отвратительным, хриплым карканьем.
- Они идут за ней, повелитель, - говорила эта личность, очевидно косясь в сторону Караи.
- Да. Я знал, что так и будет, - с мерзким шипением отвечал василиск.
- Люди настолько глупы, что купились на это похищение. До сих пор не могу поверить.
- Да… Наш план работает. Скоро наступит полнолуние. И основная часть будет приведена в действие. У вас все готово?
- Да.
- Нужно проверить, чтобы не было никаких ошибок. Вы ведь не передумали? Вы все еще хотите мести? – резко обернувшись, спросил он.
- Конечно. То, что они с нами сотворили невозможно простить.
- Тогда идите, и подготовьте все к встрече наших дорогих гостей.
- Естественно. – Эта Предательница скрылась из поля зрения Караи.
А злобный василиск подошел к ниндзя и сел подле неё.
- Ты уже всецело принадлежишь мне. Ты моя. И никто не сможет тебя у меня отобрать. Ты поможешь мне не только захватить этот мир, - шептал он, вожделенно глядя на её лицо и сладострастно гладя её волосы, - не только станешь моей королевой и праматерью нашего великого рода. Но ты, даже не желая того, поможешь мне отомстить моим врагам, и уничтожить их. – Он коснулся золотого медальона, висевшего на его шее, того самого в котором была заключена душа Караи. Затем, встав, он опустился на колени подле нее, и, наклонившись, поцеловал её ступню, что делал всегда, прощаясь с ней, - это был знак величайшего поклонения. Поднявшись, он тихо скрылся…
Совершенно неожиданно, как только она услышала начало этого разговора, в ней поднялась ненависть и желание немедленно наказать своих тюремщиков. Она решила бороться.
Душа девушки бесновалась. Когда он к ней прикасался, её так и подмывало плюнуть в его отвратительную змеиную морду. Но, увы, она не могла этого сделать. А когда он поцеловал её ножку, её охватило такое отвращение, что и описать сложно, и захотелось немедленно вырвать из его пасти этот ярко красный, раздвоенный язык. И этим же языком задушить мерзкого гада! Но, увы, увы, ниндзя все же не могла воплотить это желание.
Однако этот разговор принес ей надежду. За ней идут! Её хотят спасти! Она не погибнет здесь! Её вызволят из этого плена и снова вернут к жизни! Надежда есть! И она не должна сдаваться! Она будет свободной! Она обретет себя снова!
Трудно вообще описать то ликование, которое охватило Караи. Его можно сравнить разве что с радостью человека, которому сообщили, что он смертельно болен, а он неожиданно узнал, что исцелился.
Надежда возродилась, хотя казалось, что давно уже сыграла в ящик. Теперь у девушки снова было упование на жизнь – самое главное и крепкое убеждение к тому, чтобы продолжать борьбу и не сдаваться. Самое гласное убеждение к тому, чтобы жить.

* * *

Он сидел на старом одряхлевшим бревне. Рядом стояли их походные рюкзаки. На костре в небольшом котелке умиротворенно побулькивала каша – будущий обед. Теперь, когда эти две… личности покинули поляну, жить стало намного спокойнее. И это… как-то так тихо стало. Спокойно. Сыто, что ли? Гармония… Хорошо.
Вот так и сидел Леонардо, устало закрыв глаза и думая о своем. Или не о своем. А вообще черепашку очень устраивал тот факт, что эти несносные, громко орущие, шумные, дерущиеся люди наконец-то ушли. Без них ему было привольно так. Никто не затыкал ему рот. Никто не кричал, не ругался, не дрался. Одним словом: лепота.
Благодатная, благословенная тишина окружала его, ласкала его слух, и убаюкивала его. Но все же мысли в голове мутанта были довольно тревожные. Он и сам не знал, или знал, что было причиной этих мыслей. Лео пытался разобраться в себе. Но никак не мог… понять… осознать… То новое, что появилось в его душе, в его сердце. И это чувство ширилось и росло с каждым мгновением. И мутант был полностью убежден… он и сам не знал: в чем же он так убежден, но уверенность его была уже стопроцентной.
Леонардо думал о ней. Её не хватало в его жизни. Он хотел бы быть с ней всегда рядом. Оберегать её. Но она ведь не такая хрупкая, как кажется. И ниндзя это знал наверняка. Она сильная она со всем справиться. Никакие испытания, никакие пытки не смогут её сломить. Но она может быть сострадательной, она умеет жалеть. Она честна и исполнена собственного достоинства. Эта девушка горда и как бы сильно её не терзали, как бы её не унижали, она все равно поднимет голову, и в глазах её будет только презрение к своим истязателям.
- Ах… её глаза.
Взгляд Лео упал на сочные и нежные стебли молодой травы. В сердце что-то екнуло: хранителю катан вспомнились её глаза. Такие же зелёные. Такие… прекрасные. Это были глаза цвета речной воды под сенью деревьев, когда листву пронзают лучи солнца и создают волшебство. Да! Совершенно верно! Это были глаза пленительной колдуньи: они повсюду виделись ему. Омут этих глаз пленил и пленял его. Только эти глаза! Это было каким-то наваждением: даже смежив веки, он продолжал их видеть. Они становились все отчетливее. Затем появилось её лицо. Такое милое и дорогое его сердцу. Потом и все её фигура. Она была такой близкой, что ниндзя мог бы прикоснуться к ней, взять её за руку, но… Нет. Она была далека от него.
Леонардо раскрыл глаза, а видение его рассеялось. Хрупкая иллюзия исчезла, он сам её разбил. Подведя взгляд к небосводу, он, казалось, молился про себя и просил у неба помощи и совета. Лидер не знал, как ему поступить, когда он снова её увидит, не знал, как себя вести, что говорить, и нужны ли вообще слова.
Черепашка в синей повязке не находил себе места, не зал, куда себя деть. Колени его тряслись, ладони влажные, все мышцы были напряжены. Он не мог думать, но каким-то образом в его голове появлялись самые разнообразные и непонятные мысли. Иногда эти мысли были просто глупы и несуразны. Он не мог ни на чем сосредоточится. Лео не мог говорить. Ему казалось, что он погружается глубоко под воду и спасти его может только зеленоглазая колдунья. Она была нужна ему: ему было необходимо, чтобы она была рядом.
В голове начала образовываться каша. Одна мысль наталкивалась на другую, они сталкивались, разбивались и громко скандалили в голове мутанта. И теперь та какофония, которую устроили Джон и Ника не казалась ему такой оглушительной и неприятной.
Леонардо мучила неопределенность. Он не мог этого выносить. Теперь ему казалось, что его теперешнее одиночество, и эта тишина – не благодать, вовсе нет, - но проклятье его. Он не мог, просто не мог это вынести.
Она была ему необходима. Каждое мгновение, каждый день… Он будто дышал ею, и вдыхал её. Он пытался сопротивляться… Держаться от света дальше. Ведь правда. А разве нет? Но тьма поглотила его и он утонул в глубочайшем море безумия. И теперь она была нужна ему. Однако он все еще сопротивлялся. Но быть без нее было для него невозможно. Он начинал сходить с ума.
Мутант рывком встал, и начал широкими шагами мерять лужайку. В голове Лео была лишь одна мысль: «Бежать за ней. Найти её. Спасти её. Утешить и успокоить. Заключить в свои объятья. Оберегать и никогда-никогда от себя не отпускать». Ниндзя уже готов был бежать, но внезапное осознание того, что он, Лео, не сможет найти её раньше, чем он, тот самый, резко осадила его, и пригвоздила несчастного к земле. Черепашка так и осел на землю, зажав голову руками, он стал медленно и ритмично раскачиваться взад-вперед.
- Все бесполезно, – внезапно охрипшим голосом, шептал Леонардо. – Он найдет её раньше. Ему она расскажет всю свою боль, ему поведает о своих печалях. Я не успею найти её, - он не замечал, как по его щекам катятся горькие слезы разочарования, ревности и страдания разбитого сердца, все еще продолжал раскачиваться. – Это бессмысленно. Зачем я приехал сюда? Зачем последовал за ней? Почему я здесь? Ради чего? Немыслимо! Невозможно! Как я мог быть таким эгоистом. Бежать на край света. Зачем? А там, за океаном остались братья, учитель Сплинтер, раненный Дони. Они моя семья! Какого черта я тут делаю? Смею ли я вообще надеяться? На что?! – он с удивлением и даже некоторым негодованием утер слезы, и, скривившись, будто от острой боли, пошел следить за кашей.
Определенно, надо вести себя, как ни в чем не бывало. Нельзя проявлять свои чувства. Нужно научился укрощать себя и подавлять эти непонятные, бессмысленные, бесполезные эмоции.
Никто не должен узнать, что он, Леонардо, бесстрашный лидер, влюбился как мальчишка в своего зеленоглазого врага.

Глава очень проникновенна в отношении души и тела. Этой тьмы, в которой блуждает каждый человек и не всем дано выбраться из нее, пускай они и боряться.
Лео тоже молодец блин. Вспомнил про семью! А раньше у него другая часть тела думала, только сейчас голова подключилась. Н-да...чувствую, что опять вернеться канон. И как люди терпят эту зоофилию вообще?.. А еще говорят: я больная
в общем...глава просто супер! Блин...достать бы этого змеуста и выдрать ему гланды вместе с позвоночником, или еще чего. И я, кажись, догадываюсь, чего лишилась Караи...

  

А раньше у него другая часть тела думала,

Фу, как грубы и несправедливы твои слова по отношению к Леонардо.

  

Н-да...чувствую, что опять вернеться канон.

Какой канон, если не секрет?

  

И как люди терпят эту зоофилию вообще?..

Ну, ты уж совсем извращенка. Там про зоофилию вообще ни слова сказано не было!

  

А еще говорят: я больная

Ну, может есть повод для этого?..

  

И я, кажись, догадываюсь, чего лишилась Караи...

Ооооо, я в этом очень сильно сомневаюсь...
Кстати, ну неужели ни у кого нет предположений на счет того, кто Эта Предательница? Вы должны быть более внимательны.
А вообще скучно с вами. Даже не хотите сказать свое мнение по поводу того, в кого Лео влюбился.
Бе-бе-бе-бе-бее!

  Сообщение от Darkhunter 

Фу, как грубы и несправедливы твои слова по отношению к Леонардо.

Какой канон, если не секрет?

Ну, ты уж совсем извращенка. Там про зоофилию вообще ни слова сказано не было!

Ну, может есть повод для этого?..

Ооооо, я в этом очень сильно сомневаюсь...
Кстати, ну неужели ни у кого нет предположений на счет того, кто Эта Предательница? Вы должны быть более внимательны.
А вообще скучно с вами. Даже не хотите сказать свое мнение по поводу того, в кого Лео влюбился.
Бе-бе-бе-бе-бее!

Ну, есть два варианта, в кого б он мог влюбиться:первый и более реальный Караи, а второй Ника.
Предательница скорей всего либо сестра Караи, либо Ники, скорей второе.

Глава 6

Она спешила. Ей хотелось как можно быстрее уйти. Далеко-далеко. Далеко… Очень далеко… Далеко… Далеко-далеко-далеко… Вы должны понять насколько далеко ей хотелось уйти…
Девушка шла, не разбирая дороги, цепляясь за кустарники и низкие ветки, и спотыкалась, время от времени. В ушах слегка что-то гудело и звенело. Голова кружилась, а в мозгу пульсировала тупая боль. Красная отметина на щеке горела огнем и болела.
Ника чувствовала, что на неё что-то давит, её что-то гложет… Это была вина. Она винила себя за то, что довела своего начальника до такого состояния. Она кляла себя за то, что разозлила его до белого каления, заставила его выйти из себя. Ведь ей с самого начала был очевиден тот факт, что для подобного разговора может найтись и другое, более подходящее время. Но она не могла ждать. Девушка хотела немедленно расставить все точки над «і». В ней вдруг проснулся особенно острый дух противоречия и бунтарства. Она потеряла контроль и уже не понимала, что говорит.
Но это было на неё совсем не похоже, с ней что-то произошло. Словно бесёнок, который в ней жил до сих пор проснулся от долгого сна и захотел размяться и устроить всем «сладкую» жизнь. Она жуть как захотела попортить кому-нибудь кровь. Агент хотела вызова, драки, спора. Желание знать правду и сила бойцовского духа заставили её выговорить все, что она думала, что её беспокоило. Теперь она горько казнила себя за то, что посмела сказать правду, да еще и в такое время, в таком месте... при свидетелях.
Нет, бесспорно, то, что она права, и этот разговор должен был бы состояться рано или поздно, это бесспорно, но только не так. Не таким образом. Не так. Нет.
Ника причинила Джону боль, нанесла ему удар, рану, которая начала сильно кровоточить и вряд ли скоро затянется, она это знала. Но в этом разговоре подобных ран и потерь было бы не избежать. Это она так же понимала. Но… Девушка потеряла контроль над собой. Её боль и обида взяли верх над сочувствием и состраданием к этому человеку. И она захотела ранить его побольнее. Дать ему ответ, за то, что он нанес ей непоправимый ущерб, за то, что унизил её перед всеми. Ведь Бишоп сначала из практических соображений прогнал её из организации, объявил невменяемой, упек в психушку, а потом лично, применяя силу, забрал её обратно.
Он обращался с ней как с вещью, как с игрушкой: захотел – выбросил, захотел – вернул. Нике казалось, что она заложница его прихотей и страстей, его настроения и привычек: она не подозревала о тех противоречиях и смятении, тяжелых мыслях и головной боли, которые она вызывала у Джона.
Девушка чувствовала, что он хочет её сломать, она подозревала, что он неспроста так приблизил её к себе. Мужчина наверняка хотел подчинить её своей воли, сделать её марионеткой. Агент понимала, что она довольно неплохой спец, хороший солдат. И в службе она ему будет очень полезна. Но в последнее время она стала опасаться за свою психику – три месяца в палате особого назначения в психическом диспансере у чёрта на рогах – это вам не хухры-мухры, это не чаек попить. Она знала, что с ней что-то не так. Головная боль и приступы уныния – все это наводило её на нехорошие мысли. Три месяца принудительного лечения тогда, когда она была здорова – сделали свое дело. Грань её стерлась. В тесной палате вся её вселенная сузилась до размеров этой камеры. Её разум был ясен, она была здорова телом, но предательство патрона и его жестокость нанесли её душе глубокую рану. И теперь она хотела ответить.
Её желанием было нанести ему удар, которого бы он не ожидал. Ей захотелось увидеть, как он страдает и убедиться в том, что он тоже человек, что его можно ранить, можно задеть его гордость. Она решала задеть его чувства. Ей отчаянно хотелось убедиться, что он жестоко наказан. Однако агент слишком увлеклась изобличением той истины, которую её патрон скрывал, и перешла дозволенную им черту, которую он определил и запретил её переступать.
Мисс Блэк перегнула палку, она это прекрасно понимала. А еще она знала то, что теперь все её отношения с Бишопом построенные на доверии и некотором взаимоуважении разрушены. Он ведь очень подозрительный человек: его доверие и до этого было весьма хрупким, а её положение его правой руки – весьма зыбким.
Теперь всему конец. Его доверие к ней рухнуло. Стремительный взлет её карьеры можно теперь сравнить разве что с его тотальным крахом. Это был конец. Это был финиш. Их последний финал… Они очень долго наводили мосты, строили здание своих отношений на помощи и доверии, но теперь мосты сожжены, а их архитектурное творение - в огне и руине. Оно распалось, как карточный домик от легчайшего дуновения ветерка. Рассыпалось, как песчаный замок от того, что прибой размыл его основание.
«Все кончено, – подумала она, перейдя на бег. – Я хотела найти друга, а обрела врага, – ветки били её по лицу, царапали кожу и кололи глаза, но она этого не замечала. - Очень опасно связываться с таким человеком. Нужно скорее бежать… Мне не по зубам с ним бороться, я ведь уже это знаю. Я уже это проходила. Ссориться с ним небезопасно для жизни.
- Хорошо, что хоть это ты понимаешь, – раздался язвительный голос в её голове.
- Это ты? Мое второе «Я»? – Девушка резко остановилась и встала как вкопанная.
- А то! Кто ж еще!
- И зачем ты здесь? – Она в задумчивости прислонилась к дереву росшему у тропинки.
- Чтобы вбить в твою тупую голову хоть немного здравого смыла!
- Но я тебя об этом не просила! – С возражением тряхнула копной волос.
- А тебя никто и не спрашивает. Ты выслушаешь все, что я тебе скажу без пререканий и споров. А потом, когда я изложу тебе свои мысли, ты их обдумаешь и решишь, как тебе нужно себя вести и что говорить.
- Хорошо…
- Ну, ты продолжай бежать. Не стой, как столб.
- Хорошо… - Ника побежала.
- Так вот. Ссориться с ним небезопасно. В этом ты очень даже права. Ты не можешь воевать против него хотя бы потому, что он тебя старше.
- Угу…
- Он мужчина…
- Ага…
- Он твой начальник…
- Да…
- Он сильнее тебя…
- Может хватит! – Она резко затормозила и посмотрела вверх. - Я уже поняла, что воевать против него не резон.
- Прости, но мне так приятно напоминать тебе, что находясь рядом с ним, ты становишься совсем беспомощной и беззащитной. Ты боишься, что он снова запрет тебя в психушку…
- А ты, значит, не боишься.
- Я – это ты, именно поэтому я тоже боюсь и теперь нахожусь здесь, чтобы помочь тебе. Защитить тебя и обсудить нашу тактику. В поведении с ним нужна особая стратегия. Вспомни про то, что ты женщина. Будь хоть чуточку слабой и беззащитной…
- Вот уж нет! Вот уж чего и в помине быть не может! Проявить слабость! Ха! Как бы не так!
- Но нам ведь нужно как-то его разжалобить…
- Никогда и никому я не позволю себя жалеть. Тем более ему. Мне вовсе не нужна его жалость…
- Ну, хорошо. Ладно. Это пока оставим. Но все же нужно хотя бы притвориться, на время. Он ведь задел твою гордость, он оскорбил тебя. И раз ты не хочешь играть роль слабой и беззащитной, то тогда нужно разыграть кой-что другое…
- Я вся внимание.
- Чувства вины ему не избежать. Он наверняка отправился разыскивать тебя. Скоро он приползет сюда на коленях с покаянием в своем поступке. Он будет умолять тебя, и просить о прощении.
- Бишоп на коленях?! Это что-то новенькое! Но я сильно сомневаюсь в том, чтобы он так сильно сожалел, что приполз бы вымаливать прощение. Это на него совсем не похоже, этого он никогда не сделает. Ты ведь знаешь, что у него за принцип.
- «Лучше просить прощения, чем разрешения»?
- Да. Но, тем не менее, он еще никогда ни перед кем не падал ниц. Тем более перед женщиной… Он никогда и ни за что не умолял простить его. Его извинения всегда носили чисто формальный характер и для него это были лишь слова, хотя и очень задевали его непомерную гордость. Не опустится он на колени и сейчас.
К тому же, когда он просит прощения, то делает он этот так, как будто это ты перед ним виновен, и ты должен просить прощения, а не он. Он делает так, что ты чувствуешь себя виноватыми еще и должным ему.
Нет, он никогда не станет просить у меня прощения. Тем более на коленях.
- Я уверенна в обратном. Но, как бы там ни было…
- Я думаю, что мне следует бежать немедленно.
- Ты очень сильно ошибаешься. Не смей трусить. Не ты должна бежать, а он. Пусть он стыдиться того, что сделал, будь ему напоминанием этого, но не опускайся до лицемерия и лжи. Будь честна, но строга. Не прощай сразу. Поторгуйся немного.
- Что?! – снова резкая остановка.
- Да не вставай на дыбы! Ведь он в любом случаи должен будет как-то загладить свою вину. Естественно, и наверняка, что он сам тебе это предложит.
- Уверенна?
- На все сто.
- Ну, я думаю, что, в любом случаи, лучше с ним сначала объясниться. Удрать всегда найдется возможность. Я права?» - но внутренний голос и второе «Я» уже исчезли из головы Ники.

Совершенно неожиданно для самой себя, девушка почувствовала острый и неприятный толчок. Головной мозг резануло болью, а раскаленное железо пронзило спинной; сознание полоснул тупой нож, и она поняла, что это ощущение никак не связано с тем, что с ней совсем недавно сделал Бишоп. Это было что-то иное. Что-то определенно было не так. Что-то не в порядке. Внутри у неё что-то оборвалось. Быстро и резко подскочила температура: кровь кипела, сердце гулко и часто стучало, началась тахикардия, боль в мозгу пульсировала. К горлу подступила тошнота, а живот болел так, словно его кто-то решил раздавить. Эта боль была едва неописуема…
Оглушительный выстрел прогремел, разорвав барабанные перепонки. Сложившись пополам, девушка пыталась разглядеть место, откуда стреляли, однако не сразу сумела осознать, что это происходит в её голове.
- Что же это со мной? – вслух прохрипела Ника и была неприятно удивлена слабости своего голоса.
Изнемогая и почти теряя рассудок от нестерпимого страдания, девушка медленно опустилась на землю и, плотно прижавшись к ней, молила остановить эту боль.
На глазах выступили слезы, но сжав волю в кулак, закрыв глаза и сцепив зубы, она начала ждать, пропуская минуты через солнечное сплетение. И вскоре агент стала преодолевать свои муки и забывать о них.
Через какое-то время случившийся с Никой пароксизм прекратился. И наша злодеиня, точнее злодейка встав и, выпрямившись во весь рост, поспешила вглубь леса, желая оказаться как можно дальше от всего мира.
Усталая от долгого и утомительного бега, она решила немного передохнуть. Однако, отдохнуть ей не удалось, поскольку внимание девушки привлекло пение птиц и внезапная свежеть чувствующаяся в воздухе. И Ника пошла дальше по тропинке, которая теперь сузилась и начала уклоняться книзу. Вскоре агент вышла к широкому броду, посреди которого было разбросано множество лениво лежавших валунов обросших водорослями и мхом, а некоторые «молодые» камни были совершенно гладкими и голыми. Вода врезалась в них, покорно и смиренно растекалась в стороны от этих гигантов. Речное дно и земля вокруг были усланы крупной галькой, поэтому вода была прозрачной и кристально чистой. Противоположный склон находился на довольно большом расстоянии от своего собрата, отделен от него рекой и был не особо пологим, даже скалистым, но забраться на него было возможно, тем более, что между деревьями и кустами папоротников, которыми он был утыкан, зоркому глазу путника довольно отчетливо виделась тропа.
Это речное плато было хорошо защищено с восточной стороны: по левую руку, метрах в ста – ста пятидесяти от места, куда выводит дорожка, находился высокий, но не шумный водопад. Вода после него медленно, с нежным журчанием, которое было подобно колыбельной, текла по броду. Далее стезя воды сужалась и становилась более глубокой, но это было уже за пределами плато. Там река уже держала путь на запад, к великим и могучим водам старика-океана.
Глубоко вздохнув, Ника подошла к броду и, присев, зачерпнула студеной, словно из ледяного источника, воды. Слегка вздрогнув и неожиданно нежно улыбнувшись, девушка выпила содержимое своих ладоней сложенных в пригоршню. Затем она с видимым удовольствием умылась. Достав из-за халявы высокого ботинка небезопасного вида кинжал, девушка вынула из его рукоятки плоский предмет, ярко сверкнувший в лучах полуденного солнца. Поднеся его к своему лицу, она взглянула на ровную и гладкую поверхность предмета, оказавшегося зеркальцем, поскольку в нем отражалось лицо Ники, порозовевшее от долгого бега и холодной воды. Однако это не могло скрыть большую красную отметину, красовавшуюся на щеке агента.
А зеркало сияло каким-то дьявольским светом. Любого другого человека оно привело бы в ужас: этот круглый, неизмеримо глубокий глаз, мог сразить наповал. Это зеркало было каким-то диковинным: необыкновенно прозрачное, с красно-коричневым золотистым отливом, оно создавало вокруг лица мягкие тени и таинственный ореол.
В зеркале Ника увидела зеленоглазое существо, похожее на идола. Пристальнее вглядевшись в свое отражение, она с явным осуждением, сказала вслух:
- Дней два не сойдет… - критически осмотрев свой внешний вид, произнесла мисс Блэк. – Ассс… - поморщилась девушка, прикоснувшись к болевшему месту и резко отдернув руку. – Что ж… Видимо, такова уж моя доля, раз я стала агентом невменяемого психа-маньяка, который по ночам препарирует невесть что в своей лаборатории… Хм… - достав из кармана небольшой носовой платок, она намочила его в ледяной воде брода и, как следует выкрутив, приложила его к красной метке. – Кстати о психах… - задумчиво протянула она, глядя в зеркало. – А впрочем не важно. Ну, что ж… Теперь мне можно и позывной сменить. Агент «Меченая». Это звучит… - Она посмотрела в глаза своему отражению, и моментально переменилась, – странно…
Поняв, что избежать отека и даже синяка не удастся, и осознав всю бесполезность своих действий, Ника, попутно засунув платок в карман, выпрямилась и пристально посмотрела в сторону противоположного склона, при этом она не заметила, как зеркало выскользнуло из её руки и с тихим звоном опустилось на камни. Однако, посмотрев вниз, она его обнаружила, но решила не поднимать: подумав, что здесь это зеркало будет целее… Ну, по крайней мере на это небольшое время, пока она не завершит то, что задумала. Быстро расшнуровав свои ботинки, сбросив их, и стянув носки, девушка закатила штаны до колен и… Живо помчалась в неглубокую, но ледяную воду брода.
Она резко остановилась уже где-то посредине брода. Это был шок и радость неизвестного и необычного, словно она только-только увидела мир и по-настоящему ощутила его. Этот её поступок был неожиданным: она не подозревала, что способна сделать нечто такое опрометчивое, как сломя голову бросится в ледяную воду ирландского… да и любого-другого брода. А он стал глубже, Ника это прекрасно почувствовала, так как если раньше вода была ей по щиколотку, то теперь она уже доходила до колен. Едва чувствуя окоченевшие ноги, агент обернулась, и внимательно посмотрела на оставленный ею берег. Там её ничего не держало: она не хотела там оставаться. Затем девушка посмотрела вперед, на тот, другой склон и её казалось, что за ним будет другая, лучшая жизнь. Ей казалось, что только за этим холмом жизнь для неё и начнется.
Она стояла в нерешительности. Это был решающий момент: идти вперед или же вернуться назад? Совершенно неожиданно в ней проснулось любопытство и желание знать, поэтому, отбросив любые размышления и глядя только вперед, девушка двинулась в сторону противоположного склона. К новой жизни, к будущему, а прошлое – долой. Но ей еще предстояло перейти вторую половину брода…

Это был конец. Это был край. Финал. Финиш… Это был противоположный берег брода и он находился всего в шаге от нее.
Ника все еще стоя в проточной ледяной воде, в последний раз обернулась к противоположному берегу и внимательно и протяжно на него посмотрела, словно прощалась с ним навсегда и хотела запечатлеть в памяти все детали. Потом взгляд её вернулся обратно. Глубоко вздохнув, она вышла на берег прогретой солнцем гальки.
Совсем не чувствуя ног она побежала прочь от брода. Вскоре она была уже у подножия холма. Отыскав тропинку между деревьев, девушка прошла по ней босыми, раскрасневшимися и онемевшими от воды, ногами.
Ника дышала глубоко и спокойно: чистый и свежий воздух живил её, придавал сил и переполнял ощущением трепетного чувства неизвестности. Легкая, даже неземная улыбка нежной юности играла на её губах. Она уже простила и забыла все: вода смыла все её уныние и впитала всю её боль. К девушке вернулся вкус жизни, и теперь она жила каждым вдохом и каждым шагом… А походка её сейчас была легка и невесома, девушка чувствовала себя перышкам и ей казалось, что она вот-вот воспарит над землей.
Казалось, ощущение радости и спокойствия духа в этом лесу ничто не могло прервать…
Ника резко остановилась. Глаза заблестели фанатичным огнем, на лбу образовалась хмурая складка, а в голове засела навязчивая мысль, что здесь кто-то есть. И от неё невозможно было отмахнуться, она засела в мозгу агента занозой. Девушка знала, чувствовала присутствие кого-то чужого, но знакомого существа. И это было странно. Это было почти невероятно. Этого просто не могло быть.
Взгляду её предстал большой и плоский кусок скалы, лежавший на крутом склоне, в несколькими шагами ниже тропинки, и образовавший ровную и гладкую площадку метра полтора в поперечнике. Прямо по середине этой площадки находилось светлое пятно: очевидно кроны деревьев не смыкались над этим местом. Именно поэтому прямо в середину камня падал столб солнечного света.
Аккуратно и тихо, едва касаясь земли, девушка подошла к этой скале. Опираясь на одну ногу и присогнув в колене другую, она, сохраняя таким образом равновесие на отлогом склоне, слегка наклонилась вперед и внимательно посмотрела на лежащее перед нею. Робко и неуверенно она протянула руку вперед, желая дотронутся до гладкой поверхности камня, но долю секунды ею владело сомнение и нерешительность. Однако, поборов их, Ника медленно провела рукой по скале.
- Это священное место, - едва слышно сказала она. – Здесь я смогу найти тебя.
Ничего больше не сказав, она села, скрестив ноги, прямо посередине площадки оказавшись в столбе света. Положила руки на колени. Слегка сощурив глаза, Ника посмотрела вверх, потом по сторонам. И, не увидев никого рядом, медленно и спокойно опустила веки. Дыхание её сделалось ровным и едва заметным, пульс начал замедляться и сердце стало неторопливо заглушать свое биение.
Ника впала в транс.

Мне б такой внутренний голос... \потому что мой как всегда дрыхнит в неизвестном уголке мозга!Просыпайся!Падла!
Глава оч интересная... Да...На психолога не хотела б поступить? Заставляет задуматься над всем, что и кто окружает.

Darkhunter - глава очень классная.Ты просто умничка!Ты молодец!Ты просто ВАУ!!!
Karai493 - рисунки прекрасные.Буду ждать твоих элюстраций.)))))))
А теперь итоги (Да,я та ещё надоедливая девочка!) :
Караи - бедненькая моя!Надеюсь ребята её спасут!
Лео - иди спасай её.
Бишоп - куда он пропал??
Ника - хочу её второе "Я".
Автор продолжай!

  

На психолога не думала поступать?

Кarai493, думала. Не помогло. А вообще это очень трудная работа на самом-то деле: не всегда люди хотят выслушивать правду о себе.
Mariya M., милая ава... Благодарю, что ты присоеденилась к этому маленькому действу.

  Сообщение от Darkhunter 

Mariya M., милая ава... Благодарю, что ты присоеденилась к этому маленькому действу.

За аву спасибо! У тебя тоже очень симпапулечный парень на аве!
А хорошие фанфы я не могу не увидеть!Я и Кarai493 ждём продолжение!

Глава 7

Да, Ника впала в транс.
По мере того, как дыхание её становилось все глубже и незаметнее, сердцебиение медленно начинало сходить на нет, душа девушки росла и ширилась, ярким светом божественной искры она пыталась вырваться из стеснявшей её оболочки. Для души тело было крепостью, вместилищем, но и тюрьмой, темницей, не дававшей глубоко и свободно вздохнуть, расправить крылья и полететь. Туда. Высоко-высоко. И далеко…
Бренная оболочка – это то, что является человеческим проклятьем и благословением. Именно тело говорит людям об их божественном происхождении, о том, что они являются частью Великого Разума Творца, и Его продолжением. Но, увы, плоть так же есть проклятьем, ибо множество пыток придумали люди, чтобы измучить, искалечить себе подобных и тем самым подвергнуть их болезненным и страшным мукам, а самим упиваться болью и страданиями своих жертв. Да, множество способов придумали люди: проституцию и рабство, воины и геноциды, чего и говорить о социальном кастовом обществе, которое изобрела горстка самодовольных и чванливых людишек, вдруг решивших, что они имеют право пренебрегать Законом Божьим и разделять людей на «низших» и «высших». Но ведь все мы внутри одинаковы и будь у нас у всех одинаковые условия и воспитание, и тогда мы были бы одинаковыми – мы были бы людьми…
Душа Ники – платиново-прозрачная сущность, имеющая форму эллипса, многократно увеличивалась, развертывая свои светло тканные складки, она пыталась вырваться прочь из содержащего её сосуда и полететь в небо. Однако полностью душа девушки все же не смогла освободиться: Ника этого ей не позволила, только крепкая серебряно-золотистая нить соединяла теперь парящий над землей и лесом дух агента и её тело. Эта нить вела к основе духа, к его оплоту и фундаменту, который находился в теле девушки и удерживал душу во плоти.
Не понимая и не принимая этого непонятного препятствия душа резко рванулась ввысь, желая навеки отделиться от тела, воспарить к величественной и прекрасной синеве высокого кобальтового неба и присоединившись к детям эфира, утонуть в их блаженном пении и самой петь вместе с ними. Много же сил пришлось приложить, чтобы она не порвала тонкую, как паутинка, но прочную, в миллионы раз прочнее стальной нити, связь с телом. Душа, робко вернулась на то место, с которого началось её путешествие. Словно какой-то инстинкт подозвал её назад. Трепетая и дрожа в лучах небесного солнечного света, душа на мгновение замерла. А потом начала удлиняться и принимать форму кристалла, при этом она вращалась вокруг своей оси с невероятно большой скоростью, расплываясь и превращаясь в яркое эллиптическое пятно.
Вскоре это пятно стало замедлять свое кружение, пока совсем не остановилось и миру предстала светлая фигура напоминающая собой живое, человеческое существо. И чем-то обновленный вид души внешне напоминал тело, которое она только что покинула. Лицо, руки – все это было у них общим… Это был Ника, это была её душа, её сознание, вышедшее за пределы тела.
С презрением она посмотрела на свою жалкую и ничтожную земную оболочку, и слегка передернув прозрачно-платиновыми плечами, улетела ввысь, не желая более видеть удерживающую её тюрьму.
Поднявшись высоко-высоко вверх, она резко развернулась и промолвила:
- Я чувствую тебя. Я тебя вижу. И ты – корень всех зол. Покажись мне. – Пред ней разверзлась гудящая и темная воронка, из которой исходил неестественный свет, она стала её затягивать. А Ника зная, что в таком виде ей ничего не грозит, не сопротивлялась и покорно последовала за потоком черной материи.
Дальше то, что с ней происходило нельзя описать. Ибо это не подвластно никаким словам.
Это были какие-то обрывки. Видения или иллюзии – она не могла бы точно сказать. Миражи.
Глазам её предстали наводнения, разруха, катаклизмы, землетрясения и еще бог весть какие ужасы: от одного созерцания этих событий волосы седели и становились дыбом. Разрушенные города, пыль, прах, пепел… Серость и ненависть. Смерти людей. Боль, страх, паника, кровь, жестокость, несчастье… Одичавшие и деградировавшие создания, с безумным взглядом. Ужасно! Вся поверхность земли стала одной большой могилой. Непогребённые трупы, гниль, разложения, вонь… Что стало с такой прекрасной и живой планетой? Взгляду представали живые и неукротимые стихии. Брызги холодной воды, комья грязи и земли, раскаленную лаву – все это и многое другое душа девушки болезненно ощутила на себе в мгновенье. Но это не заставило её физически страдать – она была бестелесной сущностью.
Хоть она и не была полной, хоть у неё не было тела, но солнце, яркое, неестественно большое, больное солнце больно жгло её. Приносило нестерпимые страдания: ведь ощущения не очень приятные, когда твое слабое существо немилосердно палят лучи жестокого небесного светила…
Больше её поразило и ужаснуло то, что она увидела немного времени спустя. Змеи… Огромные змеи, похожие на людей-мутантов… Они вылезали из глубинных недр земли и… О, что за ужас! Мерзость! Эти твари, не имея другой пищи, пожирали трупы людей, отрывая от них куски! Чистильщики! Низшие создания, отвратительные твари, которые освобождают планету от последних следов рода человеческого.
Они были повсюду!
Она стояла на краю котлована, на дне которого была могила. Братская… Там в глубине происходил пир. Пир торжествующего зла уничтожившего людей. Да, здесь этим тварям было чем поживиться. Больно и невыносимо ей было смотреть на все это… Со вселенской болью и скорбью в глазах, вся одетая в белое, она пошла по грязи и мерзости не касаясь её. Она спускалась вниз, к ним. С отвращением её душа проходила мимо пожиравших плоть змей. Она не останавливала их, так как понимала, что это невозможно. Однако, сцена, которую она увидела позже, заставила её всем своим существом воспротивиться этому.
Взгляду её предстал труп женщины умершей моментально… и недавно. К груди несчастная прижимала маленького ребенка. Тот был еще жив и, уже устав кричать жалобно хныкал. Группа змей подбиралась к ним, очевидно собираясь поживиться. Но нет! Она не позволит этому случиться.
- Уйдите! – властно приказала она, глядя на змей, и предупреждающе выбросив руку вперед. Но они не могли её заметить, ведь она была лишь призраком теперь. – Прочь! – она пыталась отогнать их, но все было бесполезно, – они подобрались к трупу матери и к ребенку, вырвав малыша из смертельных объятий матери, принялись за кровавую трапезу. Раздался последний жалобный крик невинного, несчастного существа. – Прочь! Уходите, - что было сил кричала она, на глаза навернулись слезы. Но она была лишь душой без тела. Девушка ничего не могла с этим поделать.
Картина сменилась. И каким-то подсознанием она сумела понять, что это петля в прошлое, что именно с тех событий, которые сейчас происходили у неё перед глазами, и начинается все это. А происходило следующее. Она видела, как какая-то сумрачная особь в длинном балахоне с широким капюшоном поглотила душу Караи. На жестком металлическом столе осталось только обнаженное тело ниндзя, душа же была насильно отобрана у неё. Монстр, сделавший это, ушел, а на его место пришли другие. Зловещие, таинственные… и отвратительные: от них разило смертью и кровью. С бесчеловечной хладнокровностью они разрезали туловище девушки от груди до лобка, вскрыв тем самым её брюшную полость. Ника блеклым привидением отвернулась, она хотела уйти, но не могла. Все же хоть она и не видела то, что происходило, но отчетливо представляла все это себе мысленным взором, что было еще хуже. Просто невыносимо, немыслимо, бесчеловечно, жестоко и ужасно.
И тут Ника неожиданно почувствовала, что может закрыть глаза. Она как никогда ощутила руки, ноги, все тело… Открыв глаза, она увидела все с поразительной четкостью и яркостью… Все было таким необычным и новым, словно она никогда раньше не видела мир… Взглянув вниз, она чуть было не закричала от ужаса, но вовремя поняла, что не может, поскольку у неё хоть и есть тело, но нет голоса: это тело не принадлежало ей полностью, оно было вместилищем еще одной, почти родной ей души.
Она сама была в балахоне. Она была одной из этих мерзких тварей! Руки были затянуты в латексные белые перчатки и держали окровавленный поднос, на котором находилось нечто. Не сразу можно было догадаться, но все же потом сомнений не оставалось. Это был… Они вырезали у неё изнутри… Ужасно! Мерзко! Жестоко! Бессмысленно! Обреченным и жалким взглядом кающегося предатели и иуды Ника посмотрела на тело Караи, которое эти мясники уже зашивали с удивительной ловкостью: без швов и отметин.
- Прости меня, - все еще держа поднос, попыталась прошептать она, но не могла.
- Госпожа, - обратился к ней один из… палачей. А душа Ники, находясь внутри тела, забилась в страхе и ужасе. - Вы должны немедленно доставить поднос в Сад Жизни.
- Конечно. – ответила она хриплым и отвратительным голосом, похожим на карканье вороны.
Снова поток мыслей, видений и чувств захватил её и понес с собой. Иллюзии… Причуды восприятия…
Одно мгновенье она была в пышных покоях достойных Клеопатры. Но и одного мгновенья было достаточно, что бы увидеть целиком такую картину. Среди золота и драгоценностей, старинных ваз и шкатулок, роскошных предметов мебели и обихода стояла… она. Караи… была такой прекрасной, но ненастоящей, искусственной и лживой! Это была вовсе не она - не было живого блеска в милых изумрудных глазах. Волосы потемнели – стали чернее угля. Кожа неестественно гладкая и лишенная пор была покрыта золотым загаром. Стоит ли говорит о нескромном, но дорогом наряде, который смотрелся насмешкой на фоне широкой, изумрудного атласа мантии, что развевалась за её спиной? Такой открытый наряд постеснялась бы надеть даже самая развратная и бесстыдная женщина в мире.
С самого первого взгляда становилось понятно: это была богиня. Жестокая и бессердечная. Наглая и злая. Эта особа совсем не была похожа на настоящую Караи. Нет! Это была не она.
Однако взгляд безжизненных и пустых глаз был чем-то знаком… Но… Что это за отвратительная рептилия? Мерзкий черный змей крепко и любовно обвивал стройный стан девушки.
Что это?
Ника увидела, как в глазах богини застыли слезы, и, немного задержавшись, две крупные слезы похожие на жемчужины, медленно стекли по щекам и повторили контур шеи. В теле была душа настоящей Караи?! Но, что с ней сделали?!
Агент хотела подбежать, схватить её за руку, заглянуть ей в глаза. Она надеялась увидеть там что-то родное и близкое, что она читала в глазах своей подруги, но… Она была лишь душой, а это – иллюзией… Черная воронка снова засасывала её.
Душа почувствовала резкий о болезненный удар оземь. О твердую каменную поверхность.
Она очнулась. Она лежала на холодном каменном полу в темном, душном и влажном подземелье. Она была одна. Какой-то мутный, отвратительный свет разливался сверху. Она была слаба и беспомощна: жалкое, ничтожное, никому не нужное маленькое существо, забытое всеми под стулом на запыленном полу. Тело её было грязным и голым. Глаза её были закрыты, но она отчетливо представляла все окружающее её пространство. Носом она могла ощутить отвратительный запах, наверняка присущий всем сырым подземельям. Обнаженным телом, она чувствовала холодную и твердую поверхность плотно уложенных каменных плит. Слух её улавливал отдаленное и монотонное капанье воды с потолка на пол. Однако ни какого другого звука она не могла различить. Кроме нее здесь не было никаких живых существ. Робко и неуверенно, все еще держа глаза закрытыми, она протянула руку вперед и нащупала грубую и жесткую материю, а еще какую-то веревку. Открыв глаза, она угрюмо осмотрелась по сторонам: взгляду предстала мутная, отвратительная картина зловещего и мрачного подвала. Сев, она первым делом поднесла руку к глазам в отвратительном тусклом свете, источник которого определить не представлялось возможным, рассмотрела свою конечность. Да это была обыкновенная пятипала человеческая конечность, это была её рука, но с грязными ногтями, жесткими мозолями и непонятными ранами. Смирившись с такими делами, она прикоснулась к голове и обнаружила вместо длинных, шелковых волос какие-то короткие слипшиеся обрубки. Это было некрасиво. Пожав плечами, она с покорностью судьбе, взяла оборванный и страшный, грязный кусок грубой ткани. Кое-как обвернувшись им, она закрепила его на талии веревкой, словно какой-то неведомый инстинкт естественной человеческой стыдливости заставил её прикрыть наготу.
Затем она попыталась встать на ноги. Не сразу ей это удалось. Тонкие, худые и жилистые они выглядели отвратно. Истончённые мышцы прилипли к костям. Колени подкашивались и дрожали. Ухватившись за стенку, она сумела удержаться в вертикальном положении. Обреченно и тоскливо посмотрев вперед, она обнаружила цель, к которой должна была продвигаться. Где-то невдалеке виднелся красноватый огонек. Она прохрипела, и слабым голосом, отдалённо напоминавшим человеческую речь, что-то пробормотала о том, что ей нужно туда добраться. Едва передвигая ногами и хватаясь за стены, она медленно пошла вперед. Вскоре мышцы разогрелись, колени перестали дрожать и подкашиваться, она почувствовала себя более уверенно и смогла уже идти без поддержки стен.
Через время в подземелье произошли энные перемены. Мутный свет исчез и вместо него, то там то сям на стенах появились фигурные подставки, в которых находились небольшие, дающие немного света факелы, светящиеся зловещим красноватым пламенем.
Она была уже у цели. Она это чувствовала. Она это знала. Эта мысль неотрывно преследовала её. Совсем скоро. Вот-вот. Вот тут…
Она очутилась в полной темноте. Последний факел зловещего, но все же света остался далеко позади.
Она о что-то споткнулась и упала. Нащупав руками это нечто, оказавшееся ступенькой, она поднялась на неё. Потом еще на две. Тут она снова чуть ли не упала.
Неожиданная вспышка красноватого пламени чуть не обожгла ей лицо, но в это малом свете она смогла разглядеть ужасное лицо, которое находилось чуть ли не в двадцати-тридцати сантиметрах от её собственного лица. Она стояла едва ли не нос к носу с этим существом.
И хоть свет, освещавший всю эту обстановку был очень тусклым и неясным, душа Ники все же смогла рассмотреть глазами своей теперешней бренной оболочки это чудовище.
Кожа папирусного цвета, почти просвечивала на высоких скулах и принимала неприятный оттенок в играющем пламени красного света. Из-под просторного капюшона мантии темной материи смотрели страшные, до седых волос, яркие, до боли в глазах, остро пронзающие до глубины души, глаза древнего василиска. Он криво и зловещее ухмыльнулся.
Душа в страхе попятилась назад, пытаясь отойти от него и спотыкаясь на ступеньках.
Красный свет стал еще ярче, и взгляду предстал просторный подземный зал. На возвышении, к которому вели три ступеньки стоял величественный трон какого-то поверженного царя. И эта мерзкая тварь восседала на этом троне.
Все еще пячась назад она споткнулась и упала на морду.
Тогда василиск встал и откинул капюшон. Широко раскрытым глазам души, которая все еще сидела на полу, оторванным от пола предстал этот монстр во всей его красе. Морда у него была плоская, змеиная. Рот широкий, с тонкими поджатыми губами. Нос прямой приплюснутый, переносица очерчена слабо, ноздри узкие. Редкие волосы тускло-золотого цвета были собраны в хвост, который спускался до лопаток. Был он каким-то больным и безумным. И с трудом держался на ногах.
На его руках палача она заметила длинные и, как будто стеклянные ногти – настолько они были гладкими и блестящими. Опустив взгляд к его ногам, девушка увидела большого черного змея, лежавшего до этого на ступеньке и теперь поднявшего голову и устремившего свой взгляд на хозяина. Она прочитала молитву и удивилась, как это она умудрилась не наступить на это существо в темноте, когда поднималась по ступеням.
Вернув взгляд к василиску она пристально посмотрела на него. Очень высокий, но хрупкого телосложения. Был он каким-то больным и безумным. И с трудом держался на ногах. Наверное.
Змей ничего ей не сказал, а только махнул рукой и из ниоткуда появилась – Она. Зло, которое не уничтожить. Его помощница и соратница, пустившая в свою душу и сознание это мерзкое создание. Однако, она состарилась и изменилась: волосы были не такими густыми, как было на памяти Ники, глаза не были такими яркими.
- Ты ведь все уже поняла? – хрипло спросила девушку Предательница, и ответом ей был утвердительный, но исполненный презрения кивок: душа чувствовала свою слабость и не хотела её обнаружить перед врагами.
- Тогда можно начинать. – сказал василиск, и повелительным взглядом посмотрела на свою подручную зверушку.
Черный змей взвился высоко вверх и, раскрыв пасть, показав два длинных и отвратительных зуба, зашипел.
Девушка понимала, что бежать ей здесь некуда, а по сему, только внутри все сжалось в комок, внешне же она оставалась невозмутимой. А змей, немного покачивался, словно исполнял какой-то обряд. Василиск и предательница оставались недвижимыми статуями на своих местах. Черное пресмыкающееся совершило небольшой, завораживающий жертву виток, и стремительно набросилось на душу Ники, но прежде чем оно сумело обвить её своими кольцами, в происходящее вмешались силы проведения.
Откуда-то сверху, на душу упал яркий источник света и она стояла словно в лучах прожектора. Потом этот свет резко поднял её ввысь, унося куда- то далеко. Все это произошло за какое-то мгновение, поэтому никто из злодеев не смог ничего предпринять.
А душа Ники парила, стремительно мчалась куда-то сквозь туннель света. Скоро она осознала, что не летит, а падает. Из её горла вырвался высокий и протяжный птичий крик. Удар о какую-то белую поверхность и жесткое падение. Они оригинально закончились для души потерей сознания.
Она очнулась. И сразу почувствовала, что ей тепло, хорошо и спокойно, словно она в руках нежной и любящей матери. Открыв глаза, она обнаружила рядом с собой причудливый и непонятный предмет, сев, она взяла его и внимательно рассмотрела. Длинная цепочка, и маленькое металлическое коло, к полюсам которого была прикреплена вращающаяся деталь на которой держались маленькие песочные часы. Одев этот предмет на шею и спрятав его за пазуху, она осмотрелась.
Все здесь словно было сотворено из чистейшей, светлой энергии, белой магии. В этом месте царили покой и умиротворение. Пол был устлан большими плитами из чистейшего мрамора. В нем не было ни единой темной полоски или оттенка. Здесь ровными рядами стояли высокие, упирающиеся прямо в небо, колонны, которые поддерживали невидимый свод Залы. Казалось, что в зале нет стен. Куда не бросишь взгляд – везде видишь уходящие вдаль белоснежные, мраморные аллеи опор неба. Здесь не было ни души, и совершенно тихо, как в соборе. Словом пустота. Кроме мраморного пола и таких же, красивой резьбы, колонн – в этом месте решительно не было ничего.
Неожиданно появившийся из ниоткуда маленький человечек с колкими глазами и кустистыми бровями грубо сказал Нике:
- Уходи немедленно. Тебе здесь не место. Смертным нельзя здесь находиться.
Вскочив от неожиданности, девушка вежливо ответила:
- Я уйду, если вы покажите мне дорогу.
- Я тебе что, проводник? – он вперил в неё буравящий взгляд колких глаз. – Ладно, так и быть. У тебя есть благословление Судьбы. Ты должна будешь помочь нам там, на Земле. Идем.
Стоило им ступить шаг, как они уже оказались у выхода. Нике это перемещение показалось моментальным, как вихрь. Небольшая резная дверь с иероглифами вела назад. В реальный мир.
- Твоя судьба тебе ясна, но помни, что у тебя есть и мое благословение, - старичок сделался каким-то умиленным и через чур чувствительным. – Знай, дитя мое, что я всегда любил тебя.
Она поцеловала его, и сказав, прощай, отворила дверь. Это были прозрачные ступени сотканные из света и белой материи, они вели её вниз к зелёным шотландским холмам прямо по воздуху. Ветер колыхал сочные травы благодатной и прекрасной почвы. Дурманил пьянящим запахом цветущий медвяный вереск. Создавалось впечатление, что сама земля производит на свет печальные и трогающие самую глубину души звуки волынки.
- Не каждый смертный ходит этой дорогой, - тихо сказала душа, и по её полупрозрачной щеке стекла слеза болезненных воспоминаний многовековой давности. Это были родные места, такие близкие и ни капельки не изменившиеся за столько десятков лет.
Посмотрев на все это еще раз, она быстро полетела назад. Нужно было возвращаться домой.

Глава 8

Часть первая

Да-да! Это снова я. И опять хочу сказать вам: «Здрасте!»
Я знаю, что вы все, мои многоуважаемые читатели, в нетерпении, и хотите поскорей узнать значение и содержание этой главы, что дает вам право перелистать это прямое обращение к вам автора сего «шедевра» - вашего скромного и покорного слуги. Но все же мне, как фикрайтеру, хотелось бы, чтоб вы прочли эту незамысловатую часть о моей скромной и ненавязчивой, таинственной персоне, которая, желая сохранить инкогнито, скрывается под ник-неймом Darkhunter, и уже столько лет тщетно ищет смысл жизни. М-да. Так вот сижу по вечерам, обдумывая очередное слово в главе, на котором я застряла и в голову настойчиво приходит сия настырная мысль.
Покорнейше порошу простить меня за столь долгое вступление и эту надоедливую попытку привлечь к себе ваше внимание, но я, тем не менее, продолжу. Да-да! Вот такая я надоедливая и настырная. Если же вы не желаете все это читать, то прошу вас пролистать немного вниз и приступить к прочтению самой главы непосредственно.
Для тех же, кто остался здесь я предлагаю следующее продолжение моей скромной сюжетной линии в этом фанфике, которая была начата и прервана в начале четверной главы.
Ну, вот.
День клонится к вечеру. Или уже к ночеру? Не суть важно. Я тихо себе сижу на диванчике и записываю эти строки, рядом со мной сидит эта личность. Опасливо кошусь в сторону, но меня решительно не замечают. М-да. Хоть это хорошо. Правда то, что он пускает слюни – не очень здорово, - диван становится мокрым и пачкается. Медленно отодвигаюсь в сторону, и обнаруживаю, что диван уже кончился и отступать становиться некуда.
Агент не смотрит на меня, взгляд его сосредоточен на противоположном диване, где сидит ниндзя. Вокруг неё разложено одеяло, под ней застелена простынь, где-то невдалеке валяется подушка. Караи, с какой-то деланной жеманностью и игривостью, соблазнительно натирает свои обнаженные ноги кремом, готовясь ко сну. Неуверенно поднимаю взгляд и убеждаюсь, что она все еще продолжает свое занятие, так же как и Джон, во все глазища таращась на неё. С презрением и безразличием ко всему происходящему, позади мисс Саки прошла мисс Блэк, что-то напевая под нос и держа путь в ванную. Она была в каком-то банном халате, на волосах была резиновая шапочка, словно девушка собиралась в бассейн, через одно плечо было перекинуто полотенце, а на другом плече, поддерживая её рукой, агент несла здоровенную щетку для чесания спины. Её лицо, обросшее темной и густой бородой, которую она собиралась сбрить, меня ничуть не удивило и не смутило. Но вот тапки, которые на ней были… Мои тапки. С коровками, в которых Ника шла в ванную…
Я ничего не сказала, но решение было принято. После того, как моя героиня закончит банные процедуры, отберу тапки, а поскольку я побрезгую их носить после неё, то я их с почестями сожгу, а пепел развею по ветру. Это было так же ясно, как меня зовут.
Пока я составляла столь коварный план, Караи успела завершить свои втирания, и устроилась спать на диване, пожелав всем спокойной ночи. Бишоп наконец-то моргнул и смог дышать. Сняв с себя наваждение, он встал и устало потянулся.
Где-то издалека послышался торжественной и театральный выход Ники из ванной: шум воды и завывание, отдаленно напоминающее Витаса, стихло, а затем и вовсе прекратилось. Я закрыла ноут, встала с дивана, и собралась идти в ванную. Мимо с молчаливым презрением, считая себя лучше всех, прошла агент Два ноля точка ноль в сеточке для волос. Я презрительно плюнула ей вслед, и в душе подивилась тому, как я могла создать это нечто.
Только-только я собралась помыться, и вожделенная дверь ванны уже была так близко, как вдруг, откуда ни возьмись, выскакивает Бишоп. Я начинаю бежать, смутно чувствуя, что происходит что-то ужасное. Он подбегает вперед, хватается за ручку двери, показывает мне язык и со словами: «Кто не успел, тот опоздал», запирается в ванной. Слышится шум воды. Возмущенная таким поворотом событий, я со злостью стучусь в дверь. Звук прекращается, и я слышу его: «Чё самая умная что ли? В очередь». Это прозвучало безапелляционно, и я стала ожидать, пока он не освободит ванную комнату.
Ждать пришлось по меньшей мере больше часа. Хотя я уже и вздремнуть успела и дорыть туннель, с помощью которого хотела бежать. Наконец, замок щелкнул, и дверь отворилась, выпуская Джонни.
«Отлично, - проворчала я. – Я уже думала, что ты там само утопился. Или просто умер. Как поплавал?»
«Спасибо, просто отлично», - ответил Бишоп, и что-то насвистывая, пошел в единственную спальню в этой квартирке. Там он, со свойственным ему самолюбием и эгоизмом, растянулся на двуспальной кровати по диагонали, тем самым исключая любую возможность оспаривать у него это мягкое ложе. Эгоцентрист чертов. Пока Караи ломала и кривила себе спину на диване, я проваливалась «на» и «в» раскладушке, а Ника спала в кухне на полу, - эта джентельменская морда в наглую пользовалась мягким и удобным ортопедическим матрасом. Единственным в квартире.
Я с горечью вздохнула, и решила войти в ванную.
Ночную тишину разорвал мой отчаянный крик нежным и изящным побулькиваньем связок. В ванной был самый ужасный ночной кошмар. И чтобы не шокировать и не травмировать многоуважаемого читателя этим холодящим душу описанием, я предлагаю перенестись в следующее утро.
Я проснулась позднее всех. Измятая, не умывшаяся и не расчёсанная. Из кухни слышался говорок. Я поперлась туда. В бабушкиной пижаме. К моему несчастью это было какое-то особенное и необыкновенное утро. Все мои оккупанты решили поменять свои вкусы.
Бишоп любил английский чай. На мой вопрос, что ему положить: сахар или молоко, он мне отвечал: лимон. Со злости я и запихнула ему этот целый лимон… в чашку. Он с невозмутимостью разбил чашку и сожрал цитрусовый фрукт, даже не поморщился.
А сегодня утром агент заварил себе черный и горячий кофе по-турецки. Не знаю, что этого… млекопитающего парнокопытного животного заставило это сделать, но он поднялся и, с кофе в руках, попер вперед.
В тот самый момент, когда я входила в кухню, он пытался из неё выйти. Мы столкнулись в дверях. Джон чего-то панически заорал, и опрокинул этот горячий кофе на себя, хотя по инстинкту самосохранения должен бы был опрокинуть его на меня. Странно.
Чашка разбилась, кофе разлился, белая рубашка была в пятнах. Чертыхаясь на чем свет стоит, агент пошел замывать и отстирывать пятна.
Караи, любившая зелёный чай с жасмином, сегодня по какому-то велению рока пила какао, быстро поднялась и тихо последовала за Джоном, подглядывать. И даже со мной не поздоровалась.
Я обиделась. Возмущенно подумала: «Ну, неужели я так ужасно выгляжу?» Повернувшись и посмотрев в зеркало, увидела себя. «Хороша… Хороша… Не. Не принцесса я все-таки… Нет. А королева!» Ха-ха! Если сам себя не похвалишь… Я, наконец, вошла на кухню, взгляд мой обратился к Нике. Та сидела, и пила чай, хотя обычно предпочитала кефирчик. Она ничего мне не сказала. А я не пыталась заговорить.
Пройдя мимо, словно её не существовало, я открыла холодильник и стала в нем сосредоточенно рыться. Хотелось молока, но я его нигде не могла обнаружить и подозревала, что моя злодейка приложила к этому руку. Нечего делать. Достала пакет с соком. Налила стаканьчик, и присела на краешек стула.
Девушка, мгновение смотрела на меня поверх чашки, а потом, очевидно не желая находится рядом со мной, встала. Сделав большой глоток чая, остатки с презрением вылила на пол. Затем, не произнося ни слова, надела цилиндр, очки с носом из папье-маше, и усами, открыла зонтик. Приподняв цилиндр, словно прощаясь, она одела его назад и выпрыгнула в окно вниз головой.
Я только пожала плечами на звук разбивающегося стекла, и даже бровью не повела в ту сторону. Приперся Бишоп, и, почувствовав сквозняк, пожелал выяснить, что произошло. Посему он подошел к разбитому окну, и взглянул вниз. Очевидно, что агент увидел там падающую Нику. Он с благодарностью пожал мне руку и сказал: «Спасибо, я пытаюсь это сделать уже несколько лет. И какие способы я только не применял. А она сделала это только в твоем присутствии». Я осталась видеть со стаканом сока в руке и с открытым от изумления ртом. Затем послышалось возмущенное Ники: «Эй! Я же все еще здесь и слышу вас!» Повисла неловкая пауза. Молчание прервал характерный звук разбивающегося об асфальт тела. Караи протанцевала мимо лебединое озеро. Завизжала сирена приехавшей скорой. Ко всеобщему счастью Нику увезли. На некоторое время в квартире наступил мир, но он длился недолго.
Через полчаса несносная личность под именем мисс Блэк приехала на травме обратно. И стала упрямо и настойчиво подниматься наверх. Я видела её из разбитого на кухне окна. Голова девушки была перевязана, нога сломана, рука тоже, ребра перевязаны. Я вообще не понимала, как она все еще держится в куче и как она может ходить. А тем не менее Ника на костылях настойчиво поднималась вверх, за ней с какой-то покорностью шли врачи и санитары: в меня закралось чувство тревоги.
Тут в дверь позвонили. Я вздрогнула. Караи пошла открывать, я в панике заорала, прося не делать этого. Бишоп отключил ниндзя с помощью сковородки. И не открыл дверь. Я горячо его благодарила, в мыслях естественно.
В дверь снова позвонили теперь уже настойчивее. Затем с той стороны послышался голос моей злодейки: «Открывай!» Естественно я не пожелала этого сделать. Тогда, по приказу девушки, санитары её схватили, и начали использовать её как таран, чтобы пробить пятисантиметровую железную дверь. Били они её головой, так, что я опасалась, как бы там вообще чего не осталось. Били они так долго, и настойчиво, что дверь уже стала прогибаться. Джон не выдержал, и отворил дверь в тот самый момент, когда санитары хотели ударить по ней с помощью Ники. Вся эта компания со всего разбегу влетела в квартиру.
Поблагодарив их за то, что они доставили нам столь ценный груз, как агент Два ноля точка ноль, Бишоп выдворил этих медицинских работников и захлопнул дверь. Я же все это наблюдала отсутствующим взглядом и была, судя по всему, где-то в Нирване. Караи за это время успела прийти в себя и собиралась разобраться с Джоном. Он был не против, но прежде, чем идти, решил вывести меня из транса. Для этого он пощелкал пальцами у меня перед носом. Я вздрогнула и наконец смогла дышать. Криво улыбнувшись, агент ушел вместе с ниндзя, оставляя меня наедине с моей Никой.
Это не сулило мне ничего хорошего. Девушка набросилась на меня и заорала:
«Ты этого не сделаешь!»
«Сделаю, еще и как!» - был мой ответ.
«Я тебе запрещаю!»
«Это не в твоей компетенции».
«Но ты хоть понимаешь, что этим ты меня уничтожишь, как персонажа, я лишусь поклонников!»
«Я к этому и стремлюсь. Я ликвидирую тебя насовсем. И не тебе мне препятствовать. Я здесь автор, мне решать, что и как будет».
«Да ладно тебе, Ника, - вмешался Бишоп, который, судя по всему, уже разобрался с Караи. – Ничего в этом страшного нет. Просто немного непривычно».
«Непривычно, да?! – набросилась на него Ника, обвинительно тыча в его сторону костылем. – Да, чтоб вы так жили!»
«Я вообще-то ничего не имею против», - был ответ агента.
«Да?! Так вы значит не против мужчин?!»
«Нет, я не против женщин. Ой, боюсь-боюсь!» - сдался Джон, поднимая руки, так как костыль находился в опасной близости от его горла.
«Ника, – окликнула я её, – к ноге! – Ответа не последовало. – Назад! Место! Перевернись!» - никакой реакции.
«Ты этого не сделаешь», - наконец оторвав взгляд от Бишопа, сказала мисс Блэк.
«Сделаю», - уверенно отвечала я.
«Нет».
«Да».
«Можно мне сказать?» - хотел вмешаться Джон.
«НЕТ!» - хором.
Из-за угла выползла Караи с монтировкой на голове и простонала: «Ребята, как я вас люблю!» и потеряла сознание. С минуту длилось молчание, а потом я и Ника возобновили наши прения.
«Не сделаешь!»
«Сделаю!»
«Ты этого не сделаешь!»
«Я уже это сделала, и предлагаю посмотреть эту часть. Кто против, поднимите руки».
Ника не смогла поднять руки, поскольку одна была в гипсе, другая – занята костылем, поэтому мы приступаем к началу восьмой главы.

* * *

Он спешил. Ему нужно было как можно скорее добраться до неё. Нужно было поговорить с ней. Объяснить ей все, но… Он боялся, что не сможет этого сделать. Как он скажет ей правду? Как она эту правду воспримет? Это было все слишком сложно. Все было слишком запутанно!
Он бежал время от времени перескакивая через большие и не очень стволы поваленных ветром или старостью деревьев, некоторые из которых были сильно обросшие мхом.
Его очки остались в лагере, поэтому низко растущие ветки кололи ему глаза во время бега, царапали ему лицо и руки, которыми он тщетно пытался защититься. Ветки разрывали его незащищенную и тонкую кожу на шее, царапали по обнаженной груди, спине и плечах.
Острые шипы и колючки глубоко вонзались в тело мужчины и вспахивали его точно плуг, который взрыхляет черную почву пахоты. На лице его оставались красноватые полосы от ударов и «пощечин» веток, а он только думал: «Поделом».
А вот с незащищенным торсом дела обстояли немного хуже, но он не обращал внимания. Загорелая кожа была часто покрыта глубокими, набухшими, кровоточащими царапинами, и пока он бежал, появлялись и другие; они накладывались на старые, пересекали их вдоль и поперек. Ветки цеплялись за его кожу, разрывали её и причиняли ему жгучую боль. Но он был даже рад ей: сейчас для него было лучше страдать, чем не страдать. Эта мука приносила ему счастье, даже наслаждение, поскольку позволяла отвлечься от горьких мыслей о том, что произошло, и как теперь это все исправить. Как загладить свою вину?
Внезапно на пути ему попалась толстая и крепкая ветка и опрокинула его навзничь: он, не заметив её, не смог вовремя наклониться и избежать столкновения. Результатом этой встречи оказались сильная головная боль, шишка на затылке от падения на землю и здоровенная, кровоточащая ссадина на лбу от удара об ветку.
На некоторое время разум его помутился. Он встал, шатаясь отошел в сторону и рухнул на мягкую подстилку мха, повалившись в папоротники. В голове возникали непонятные образы: Караи, Ника, змей пожирающий трилистник и прочая лобуда. Череп раскалывался на куски от быстрой смены картинок, которые мелькали и кружились, точно карусель.
Возможно, он потерял сознание…
Ему казалось, что он больше не принадлежит самому себе. Он стал большой крылатой птицей. Хищной. Кто-то превратил его в орла. Дал стальные когти и острый клюв. Приказал лететь в темную даль, в бездну полную стонов и криков. Там, как Прометей, была прикована к скале, страдала женщина, белея в клубной мгле. Что-то загудело в каменных дебрях, и он услышал голос: «Лети к ней и вырви сердце из груди её!» И понял он, что его выбрали для страшного дела, для лютой мести. Его хотели сделать палачом. Стих в пропасти приказа гул и он подлетел к женщине вплотную. Она была ободранная до наготы. Только цепи висели на ней. И на миг ему показалось, что она не жива, будто ледяная марионетка. Смотрела, и как будто синий ужас замерз в её зрачках, замер в её глазах на этих жестких и хладных ветрах. В её стонах, он распознал слова, и понял, что она жива. А тот, который призывал к пытке, и в вышине звенел его звучный голос; тот, кто дал мужчине клюв и когти все же не смог отнять у него человеческого сердца.
Он укрыл её широкими крыльями, упали с неё страшные оковы и полетели в глубокий обрыв. На её лице растаял снег, и мужчина узнал в этой женщине свою судьбу, свою возлюбленную с яркими зелёными глазами, и темными волосами.
Он проснулся с отчаянным криком на губах. Голова все еще болела.
Когда, тупая боль во лбу приутихла, и центрифуга бессвязных видений и образов исчезла – он перевернулся на спину и помутненному взору его темных ониксовых глаз предстал низкий, яркий кобальтовый небосклон. Совершенно неожиданно, даже для самого себя, он изъявил желанье умереть. Уйти. Просто исчезнуть. Он не хотел страдать на этой земле, но все же мучился. Он не желал больше являться миру и пытаться спасти его, выполнить наложенную на него миссию, и тревожиться из-за этих чужих и непонятных ему людей.
Проснулось, казалось, давно канувшее в Лету чувство жалости к себе.
Внезапная апатия и безразличие сменились ненавистью: почему он должен? ПОЧЕМУ он должен? Почему он ДОЛЖЕН страдать? Почему ОН должен страдать за этих людей? ЗАЧЕМ? Во имя чего? Чем они это заслужили? Чем он заслужил такие муки? За что он должен умирать? Рвать на себе жилы? Лишать себя сил? Тратить свою жизнь для защиты этой планеты? За что он так расплачивается? Какие грехи он совершил, что заслужил такую жизнь?
Столько раз смерть являлась к Бишопу, столько раз он упрямо и настойчиво отвергал её: хотел жить, ему необходимо было защитить людей и планету, ведь только он один знал об угрозе. Она и сейчас нависла над головами несчастных, ничего не подозревающих землян. И агент боролся за жизнь – было за кого бороться. Были живы еще люди, которые были ему дороги. А сейчас? В чем смысл бороться сейчас, когда рядом нет никого близкого и родного? Где смысл? В чем суть?
Совсем недавно в голову пришло великое понимание того, что смерть – избавление. Она спасает от всех несчастий и бед, ты навсегда забываешь о проблемах и заботах. Ты просто засыпаешь вечным сном. Мертвая Госпожа не хочет зла, она лишь желает показать людям лучший мир, утешить их в страданиях на смертном одре, облегчить их муки, навеки забрать с собою. Как говорят: «Мертвим бджоли не гудуть». Что в этом плохого? Что плохого в том, что в своей кончине мы находим избавление? А смерть уже столько раз приходила к нему и предлагала облегчить страдания, избавить от боли, но он решительно отказывался, сбрасывал её ледяную руку со своего чела, отворачивался от её объятий, не хотел принимать её поцелуй: мужчина не желал умирать. Он, как и все смертные, боялся неизвестности и загадки, тайны смерти, которая открывала секрет, смысл бытия. Джон боялся, что за порогом смерти его ждет пустота. Он боялся исчезнуть.
Теперь же он этого не боялся. Он просто жаждал этого. Бишоп хотел бы исчезнуть и не мучится, раствориться и не быть. Ничего не знать, ничего не помнить, не испытывать жгучее чувство стыда и вины за свои поступки. Не совершать этих поступков, в конце концов.
Но чему не дано свершиться – тому не дано свершиться. М-да. Вот так и получается тавтология.
Немного отдохнув, агент поднялся, и продолжил свой путь.
Вскоре его внимание привлекло пение птиц и внезапная свежеть чувствующаяся в воздухе. Он пошел дальше. Вскоре он вышел к широкому, уже знакомому нам, броду. Пожелав напиться и немного охладить раны, Джон подошел ближе. Тут под ботинком его что-то издало жалобный звук. Мужчина убрал ногу от того места, и присмотрелся. На камнях, сверкая в лучах солнца, лежало овальное зеркальце, похожее на причудливый и страшный глаз в золотой оправе в форме множества солнц, похожих на замысловатые звезды. Подняв этот крепкий, уцелевший под его ботинком, предмет, он внимательно его рассмотрел, рассеянно повертел в руках и машинально спрятал в карман.
В своем кармане, кладя туда зеркало, Джон обнаружил носовой платок, хотя совершенно не помнил, как он туда попал. Неожиданно в голову постучала мысль, и мужчина улыбнулся, держа этот кусок материи в руке: «Ай-да, Ника! Надо же, позаботилась обо мне». Такая забота и внимание со стороны шпионки тронули его почерствевшее и успевшее разочаровываться в людях сердце. В мыслях поблагодарив девушку, он присел у края брода и намочил платок, протер им свои царапины, смыл кровь. Горевшая от ранок и покалывающая кожа немного остыла. Жить стало привольнее и веселее. Но снова резко наступила апатия и боль: в мозгу мелькнуло злое напоминание о том, как они расстались, что кнутом ударило сердце Бишопа. Он долго не поднимал головы, взгляд его был прикован к бегущей воде, и казалось, что с этой водой мимо него проплывала вся его жизнь и все воспоминания о ней. Вереница образов и видений прошлого проходила мимо него. Он глубоко задумался.
Повернув голову немного вправо, Джон обнаружил пару черных ботинок, стоящих рядом и весело что-то обсуждавших, болтавших обо всем и не о чем, говоривших на разные темы, рассказывающих анекдоты. Он бы хотел подслушать их разговор, тем более, что голоса у них были приятные, но они, заметив, что на них смотрят, быстро замолкли, казалось, что навеки. Агент не стал принуждать их к разговору. Подняв взгляд, он прочертил невидимую траекторию перехода своей подчиненной через брод, и попытался отыскать глазами место и направление, в котором она скрылась.
Подняв ботинки Ники, не предприняв той предосторожности, которую предприняла его агент, Бишоп стал переходить через брод. Без труда он нашел на противоположном склоне тропинку ведущую вверх. На этой тропинке он обнаружил следы от мокрых ног: посему найти мисс Блэк не составляло никакого труда. И мужчина двинулся вперед, надеясь, что она не ушла далеко.

Ахахаха!Вступление очень смешное!Как можно жить с такими людьми?Из-за этих соседий тебе надо дать медаль за отвагу!
Бишоп!Ну наконец-то ты начал искать Ники!

  

Ахахаха!Вступление очень смешное!

Cпасибо, я только на это и надеялась.

  

Как можно жить с такими людьми?

Да я сама удивляюсь)

  

Из-за этих соседий тебе надо дать медаль за отвагу!

*довольным голосом* Да, вот от медали я б не отказалась. Это потешило бы мое самолюбие)

  

Бишоп!Ну наконец-то ты начал искать Ники!

А он просто команды моей ждал. Ничё ведь без меня сделать не может.

Глава 8

Часть вторая

* * *

Она босая, белая и чистая, парила или шла над зелёными холмами, собираясь вернуться в свое тело. Душа Ники уже видела лес, из которого началось это путешествие. Далеко-далеко между деревьев (возможно за сотни километров от того места где она сейчас находилась), на склоне, зоркий глаз духа различал свою бренную телесную оболочку.
Ника замерла, паря в воздухе над плоскогорьем. Девушка еще раз полюбовалась на прекрасный и живописный вид, который она не могла оценить, будучи человеком, почувствовала щемящую сердце тоску. Глубоко вздохнув, она отвернулась, и, уже не оборачиваясь, быстро помчалась к своему телу.
Она уже была готова вернуться: сущность сжималась, собираясь занять свое прежнее место, и в последний момент, когда основа – дух, и душа соприкоснулись, в это мгновение в сознании возникла последняя картинка, которая была подобна легкому, едва заметному дыханию умирающего.
На изумрудном холме девушка видела высокую золоченную пáгоду. Под крышей на самом верху была огромная светящаяся сфера, сотворенная из белой материи, и излучавшая светлую энергию. Ника, почувствовала, как её тянет вверх, к этому чистому и яркому источнику. Она не сопротивлялась, и скоро была наверху. Робко и неуверенно протянула она руку к сфере, в полтора раза превосходящей размеры человеческого роста. Почувствовав силу, душа прикоснулась к этому шару. Но резко отдернула руку, поскольку стоило ей коснуться этой сферы, как та стала чернеть, обгорать, разрушаться на глазах и поворачиваться вокруг своей оси. Изумленному и исполненному ужаса взгляду Ники предстал черный и страшный глаз, пожирающий все своим огненным взором. Слух резал невообразимый шум голосов, стонов и воплей, собравшийся в один нерушимый и неразборчивый поток оглушительного и протяжного крика. Обратив неумолимый и жестокий взгляд на душу, пламенное око стало поглощать её, затягивать в пучины отчаянного безумия.
Жребий брошен. Её судьба теперь ясна. Она поняла свое предназначение: стать жертвой, положить свою душу на алтарь и уповать только на чудо, надеясь спастись. Больше ничего нельзя было сделать.
Теперь Ника знала все и готова была исполнить свою миссию.
Очнуться в этом мире было для неё очень трудно. Едва придя в себя и еще не открывая глаз, она почувствовала, что это путешествие в мир духов отняло у неё много сил: тело, не сумев удержать позу медитации, было распростерто на ровной каменной поверхности. В нём едва было сил для того, чтобы она могла заставить его пошевелить одним мускулом или хотя бы приоткрыть веки. Глаза её оставались закрыты. Она испустила слабый и протяжный стон, который походил на тихий крик израненной птицы с поломанными крыльями.
В руке она сжимала некую цепочку, с каким-то кулоном или фигурным стеклянным предметом… Даже не желая узнать, что это такое, но на каком-то подсознательном уровне понимая, что этот предмет значит очень многое, она, едва приподняв голову, надела его на шею, и спрятала за пазуху. Снова отключилась, не желая приходить в сознание.
Услышав невдалеке жалобный стон Бишоп ускорил шаг, а потом перешел на бег: его одолевало беспокойство.
Нике не пришлось долго быть в отключке. Душа уже полностью заняла свое место и укрепилась в теле, а посему можно было использовать запас энергии и очнуться.
Она открыла глаза. Еще не привыкла к свету. Девушка увидела темную фигуру. Не сразу осознав, кто это, она еще с мгновение пробыла бездвижна. И тут в голову пришла странная мысль. Ника задумалась. Мысль стала стучаться в дверь. Ника еще больше задумалась. Мысль продолжала тарабанить в дверь. Ника запуталась. Мысль плюнула и ушла.
Как говорят, у страха глаза велики, у агента Два ноля точка ноль они были просто огромными и исполненными ужаса, когда она с оглушительным ором, быстрее оленя вскакивала с плоской скалы и неуклюже, поскольку еще не совсем владела собой, отпрыгивала от своего патрона. Уже оказавшись на приличном от него расстоянии эта дура все еще продолжала орать. Но сил у неё не хватило надолго, и девушка сложилась пополам от усталости. Перевела дух, и возмущенно сказала начальнику, который с невозмутимостью и в полном молчании взирал всю эту сцену:
- Не, ну зачем так людей-то пугать? Меня чуть кондрашка не хватила! – это заявление подействовало на агента подавляюще и удручающе, а еще он увидел на щеке девушки красную отметину, оставленную его рукой. Он, сгорая от стыда, опустил глаза.
- Я принес ваши ботинки… - не понимая к чему, пробубнил Бишоп, указывая на стоящую невдалеке пару обуви, поскольку не знал, с чего начать нелегкий разговор, как выразить все то, что лежит у него на душе. Его собеседница мутным, ничего не видящим и непонимающим взором посмотрела на него, как на больного. Он в ответ лишь опечаленно вздохнул. Она словно очнулась ото сна. И перешла в наступление.
- Вы больной человек. Вы совершенно сдулись, и не владеете ситуацией. Ваша скрытность вас погубит. Вы совершенно отдалились от людей. Человеконенавистник. Человекофоб! Трус, параноидальный социопат! Я уверенна, что будь у вас красная кнопка, то вы непременно её нажали бы! О других вы не думаете, а о себе, так вообще забываете! Вы можете погибнуть, вы понимаете? – она начала спускаться по склону немного вниз. Скоро она находилась с ним на одном уровне; их лица были близко друг к другу. И разница в росте компенсировалась тем, что девушка стояла немного выше, чем мужчина.
Она продолжила:
- Знаете кто вы? Вы чудовище. Настоящее, - она глубоко вздохнула, - чудовище. И я терпеть вас не могу таким. Но, знаете, я вас раскусила. Вся ваша чудовищность это просто маска, всего лишь игра. Огромная широченная ширма… Вы рычите, щелкаете зубами, но у вас все болит. В вашей чудовищной лапе сидит огромный шип… В вашей чудовищной лапе, - горько улыбнулась она. – И вам больно… Вы лев Андрокла. Милый лев… - едва дыша, закончила девушка.
Он не отвечал на эту тираду, ощущал чувство вины, которое терзало его изнутри, не считал, что он вправе оправдываться или вообще подавать голос.
Ника пристальным взглядом пыталась посмотреть в глаза Джона, но он низко опустил голову, что делало эту задачу затруднительной. Девушка, пригнулась, хотела взглянуть ему в глаза. Она не знала, что там увидит, но хотела надеяться на лучше. На менее фатальный диагноз. Она посмотрела на него еще более пристально.
Он выглядел безумно. На каком-то подсознательном уровне становилось понятно, что он болен. Безнадежно болен. Хотя внешне болезненные признаки ничем и никак не проявлялись. Но что-то было в его взгляде… что-то безумное, опасное… и жалкое?
Но… он был болен. Хоть это никак не проявлялось. Он был безумен. Это было так же ясно, как и то, что солнце встает на востоке, а снег не выпадает в середине августа.
Ему была недорога собственная жизнь. Ему было абсолютно плевать: выживет он или нет. Его не волновало собственное здоровье и то, как его поступки выглядят со стороны. Он делал то, что считал нужным и никогда не стыдился своих действий, поскольку не делал ничего такого, что заслуживало бы осуждения. Или восхищения.
Никогда не совершал таких поступков, за которые ему стоило бы стыдиться или боятся осуждения людей. Его никогда не мучила совесть, поскольку он никогда не шел против неё: его совесть была чиста, а он – безумен.
Но теперь… Этот случай, заставил Джона кардинально изменить все. Теперь он знал, что такое стыд. Его мучила совесть, чувство вины жгло его…
А ей было несложно понять про его чувство вины и про его безумие. Ника легко могла раскусить его – это было проще простого, ведь она и сама в какой-то мере была больна. Как один вор может определить в толпе другого, как один убийца может опознать другого, так и безумец может издалека увидеть другого безумца.
Они оба были безумны: у них был один и тот же диагноз.
Но об её диагнозе мы будем говорить, может, позже. А сейчас самое время поговорить о нем.
- Вы понимаете, я хочу попытаться разобраться во всем этом, найти причину, отыскать способ помочь вам. – Он поднял на неё взгляд. С минуту длилось молчание, потом Ника продолжила: - Я вас… хочу... спасти. Хотя… - задумчиво протянула она, - мне-то что до этого? Это меня не касается. И до этого мне нет дела. – Сложив руки на груди, она села на камень и отвернулась.
- Да, - спустя некоторое время прошептал он охрипшим голосом. – Да, вы правы. Именно так. Вы абсолютно и совершенно правы. Как бы трудно мне ни было это признать, но я и сам понимаю, что нельзя продолжать в том же духе, иначе я совсем останусь один. Нужно снова начать жить. Но, черт возьми, это просто нелегко. Это для меня нереально. Столько лет прошло… Я перестал чувствовать… Я не представляю, как мне возможно вернуться к нормальной человеческой жизни…
- Я все равно не понимаю, не могу понять: что вам мешает вернуться? – обернувшись, сказала она, задумчиво подперев подбородок рукой. - Почему вы не можете жить нормально? Может, вы просто не хотите?
- Я не могу. Я отвык, - спрятав лицо в ладони, глухо проворчал он, – и… - он нерешительно взглянул на неё со стыдом и затаенной тревогой, что она его осудит, тихо добавил: - Я боюсь.
Она с трудом подавила взрыв смеха, готовый вырваться у неё из горла: девушка оценила всю нелепость ситуации: человек, который столько раз чудом избегал смерти, упрямо с ней боролся и вдруг боится жить!
Придав своему лицу самое серьезное и мудрое выражение, она философски молвила:
- Страх перед чем-то новым и незнакомым – это нормально и вполне естественно. То, что вы чего-то боитесь, - уже доказывает то, что в вас есть что-то людское. Это хорошо, что вы боитесь и не стоит этого стыдиться.
- Вы уверенны? – несмело взглянул он на неё.
- Абсолютно. И я собираюсь вам помочь.
- Как?
- Просто поговорите со мной. Скажите все, что вам хочется сказать. Не молчите! Говорите правду. И тогда вы спасены. Говорите!
- Но это… Это невозможно. Объяснить, осознать, понять…
- Невозможность – слово из словаря глупцов. Да и я не так уж глупа, чтоб не понять…
- Я… Я не могу.
- Есть такое мудрое высказывание:

«Взгляни на мир глазами Бога…
Он видит мир не так, как ты.
Ты говоришь: «Могу немного»,
Он говорит: «Все можешь ты».

Вы можете все! Верьте в это. Верьте в себя, как я верю в вас. Говорите!
- Хорошо, - глубоко вздохнув, сказал он.
Но не сказал более ни слова. Повисла долгая пауза, а затем мужчина подошел к девушке в упор. Мгновение он внимательно смотрел на свою подчиненную сверху вниз, она отвечала ему тем же. Несколько секунд Бишоп едва дышал, но потом отвел взгляд, неожиданно глубоко и печально вздохнул, и вздох этот своей обреченностью был сродни то ли стону, то ли сдавленному крику бессилия и отчаянья. Вдруг он бухнулся перед девушкой на колени, уронив голову на грудь, будто преступник перед своим не то судьей, не то палачом: агент не знал, кем для него будет шпионка… Наверное и тем и другим.
Ника удивилась такому поведению, но не показала этого.
Где-то с полминуты Джон молчал, судорожно втягивая в легкие воздух. Тогда этот железный человек чувствовал, что сердце его разрывается, пожирающее пламя хлынуло из его груди к глазам. Он поднял на свою помощницу обреченный и жалкий взор: его глаза, похожие на обсидиановые звезды, сейчас были полны слез, их проникновенную ясность и глубину сейчас заволокла пелена. Этот взгляд был помутнен и наполнен неизъяснимой болью, необъясненной тревогой, даже непонятным страхом. Он склонил голову и заплакал.
Что-то тихо простонав, он крепко обнял её ноги и положил голову ей на колени. Мужчина стал слабо содрогаться от беззвучных рыданий.
От неожиданности девушка слегка отпрянула, но не оттолкнула несчастного. Неуверенно она положила руку ему на голову, а потом стала легко поглаживать жесткие волосы, желая успокоить и утешить агента. Ника деликатно и немного неуклюже приобняла его, так как не могла выработать нужную тактику поведения при таком развитии событий. Она не знала, что ей делать, что сказать, как унять ноющее чувство одиночества и горя своего патрона: не могла понять, что же ему нужно?
Долго длилось молчание. Ни один из них не хотел, да и не мог начать разговора.
- Всё-всё… Успокойтесь, – шептала она, гладя его по волосам. – Тише… Тише, – немного отстранила его от себя. - Полно вам. Всё хорошо. Всё в порядке. Успокойтесь. – Джон, не отрывая головы от колен девушки, поднял затуманенный взор, но потом, очевидно придя в себя, нашел силу и мужество, чтобы очнуться и прекратить редкий приступ слабости. Глаза его просветлели, он уже в большей мере владел собой.
Поняв неловкость ситуации, мужчина отстранился от Ники. Но все еще оставался стоять на коленях. Решив, что так будет удобнее, он устало сел и вперил взгляд обсидиановых глаз в землю.
Снова повисла пауза. Затем, поняв, что смысла молчать нет, Бишоп заговорил куда-то в сторону не желая смотреть на подчиненную:
- Вы меня простите. Мне не стоило…
- Все в порядке, – просто ответила мисс Блэк, понимая, как ему тяжело.
- Все же простите меня. Мне нельзя было проявлять слабость…
- Глупости, - нетерпеливо прервала она, - любой человек имеет право выражать свою боль, чувства, эмоции… Это не грешно, и вы, так же как и каждый, не должны вечно держать себя в ежовых рукавицах…
- Да, действительно, - отвечал Джон. – Но лишь изредка мужчина может позволить себе показать слабость… Хм… Сильный мужчина имеет право показать свою слабость только в присутствии женщины и это не будет для него позором, - так гласит одна восточная мудрость.
- Да. Но разве этот мудрец не сказал немного иначе: «Сильный мужчина может позволить себе проявить слабость только в присутствии любимой женщины», – быстро возразила Ника. Взгляды их встретились, и в глазах друг друга они могли прочитать одну и ту же, едва уловимую, ускользающую и ужасную мысль.
Повисла пауза, во время которой они глядели глаза в глаза и пытались разгадать там что-то.
- Нет, - наконец отведя взгляд, сказал Бишоп, обреченно качая головой. – Я вас не люблю, Ника, – тихо продолжил он, глядя куда-то в пространство. – Даже если бы и хотел, не смог бы. Но… Черт возьми, если бы я вас любил, то все было бы намного проще. Однако…
- Жизнь никогда не бывает простой или легкой, - пытаясь прожечь взглядом своего начальника, молвила девушка. - В ней всегда присутствует борьба…
- Да…
- К тому же… - глаза Ники были полны решимости и той фатальной неизбежности, с которой говорят люди осмелившиеся на какой-то безумный поступок. Решившиеся сказать что-то такое…
- Что…
- Я бы вам никогда не простила, если б вы мне сделали признание, - глубоко вздохнув и отведя взор, сказала она.
Людям всегда легче врать не глядя в глаза…
- Я не люблю вас, - повторил агент.
- Это хорошо… Потому что…
- Да?
- Если бы вы меня и любили, то это чувство не было бы никогда взаимным. Я… - она бросила на него быстрый и нерешительный взор, чудесно играя роль; щеки её залил румянец, Ника отвела глаза в сторону и опустила взгляд в землю. – В общем, - запинаясь, продолжила она. Потом решительно вздохнув, она повернулась к Джону лицом и твердо сказала: - Мне нравятся девушки…

Оо........................................................
Э...Ника?... Нрав...девушки?... Б**********************************************************************************
ЕЛЫ_ПАЛЫ! Уж чего-чего, но этого не ожидала!!!
Блин! Представляю реакцию Бишопа! БЛИН! Будет полный П**********8******
Глава просто отпад! Можешь ,когда хочешь))))Мне очень понравилась)
Как кто-то сказал: За черствым человеком прячется ребенок, сдерживающий слезы)Это из той же оперы) Ведь действительно... Бишопа никто не пытался понять. И прекрасно ясно, почему он отстраняется от людей.
В общем...жду продолжения)

1.Бишоп рыдает!
2.Нике нравяться девушки!
Вывод:
А что,извините,будет завтра?! Рафу понравяться Радужные пони?!

  

Рафу понравяться Радужные пони?!

Mariya M., прошу без паники. До этого еще ни один фик-райтер не дошел.
К тому же ваша реакция, девочки, мне вполне понятна. Но я ведь обещала уничтожить Нику, как персонажа, - я это сделала, я сдержала обещание.
А в остальном - благодарю вас за внимание.

Глава 8

Часть третья

- Офонареть, - Бишоп был в ступоре. – Да…
- Ни слова больше об этом! – настоятельно предупредила его Ника, и пригрозила пальцем.
- Да-а… - задумчиво протянул Джон, все еще находясь где-то в изоляции своих извращенских мыслей.
- Вот и ладненько, - довольно кивнула девушка, и стала сосредоточенно натягивать носки, а после не менее сосредоточенно шнуровать ботинки.
- Ну… - будучи все еще в ступоре, начал агент, а потом, подняв на неё взгляд, быстро спросил: - А вы актив или пассив?
- А-к-т… - собиралась было ответить мисс Блэк, все еще ковыряясь с шнурками, но тут до неё что-то дошло и она раздраженно подняла свои черные брови, продолжая однако пялится в ботинок. – А-к-т-о-вас-за-язык-тянет? – медленно и угрожающе протянула девушка, поднимая на начальника ненавидящий и горящий взгляд. Бишоп хоть и неосознанно, но все же поёжился.
Да, судя по всему Нику жутко раздражало, когда её о таком спрашивали.
- Но…
- Замолчите! – вскочив, предупреждающе буркнула агент.
- Но… - хотел продолжить мужчина.
- Я вас что-то просила говорить по этому поводу?
- Нет. Но мне все же не понятно. Почему? Вы такая… сексуальная и привлекательная…
- Вы мне льстите, - вставила Ника.
- Вы могли бы заполучить любого мужчину, - не обращая на её реплику внимания, продолжил свою мысль Бишоп.
- Давайте не будем обсуждать это. Мне неприятны разговоры на такие темы.
- Ладно, - подозрительно быстро и мирно сдался Джон, и добровольно отказался от каких-либо расспросов.
Повисла неловкая пауза.
- Ну, а вы… влюблены в Караи? – неуверенно и робко спросила девушка, отведя взгляд и покраснев, как свекла.
- Ну-ну… - начал как-то подозрительно заикаться Бишоп, при этом он ковырял носком ботинка землю и приобретал равномерно-помидорный окрас. – Я не уверен на счет того, что люблю. Но…
- Она вам нравиться, - решительно закончила за него мысль агент.
- Да. Очень. – подтвердил Джон.
- В таком случаи нам необходимо спасти Караи, чтобы вы могли сказать, что вы к ней ощущаете. Добро?
- Да. Но… Я ведь пришел сюда совсем не за тем, чтобы говорить с вами обо всем этом. Я пришел, чтобы извиниться. – взяв Нику за руку, мужчина продолжил: - Прошу простить меня за мое недостойное поведение. Я очень виноват и обещаю вам, что больше подобное не повториться.
- Да? – удивилась девушка.
- Даю вам слово. И прошу вас сказать мне: как я сумею загладить свою вину.
- Очень хорошо. – хитро ухмыльнулась агент Два ноля точка ноль. – Поскольку вы провинились предо мной, то я имею право просить у вас все, что мне захочется.
- Наверно… - неуверенно протянул Бишоп. Он был уже и не рад, что предложил ей это.
- Я советую вам поберечься…
- Готов ко всему.
- Что же. Вы сами напросились, – и глубоко вздохнув, она выпалила: - Я хочу занять должность Младшего лидера.
По лицу Бишопа было понятно, что он офонарел еще больше чем от предыдущей новости.
- Но-но… Вы ведь понимаете, - начал быстро оправдываться он, - что у вас недостаточно высокий ранг для того, чтобы занимать такую должность…
- Ой, да бросьте вы! Мы оба с вами понимаем, что выбить для нужного и полезного человека звездочку не так уж и трудно. Вам это как съесть леденец. Я уверенна, что стоит вам сделать пару звонков и через несколько дней в наш кадровый отдел придёт приказ о присвоении мне внеочередного воинского звания – подполковника военных сил США. А через пару недель вы, не навлекая на себя подозрений, сможете назначить меня на должность Младшего лидера и вашей правой руки. Я и сейчас, по сути, занимаю эту должность, только у меня нет официального назначения.
- А разве это такая большая проблема? Разве вас это не устраивает? – наивно и с большой надеждой в голосе спросил Джон.
- Естественно нет. Я хочу полноты и обоснованности своей власти. Мне необходимы хорошие и надежные гарантии, что я останусь на занимаемой мною должности. А что может быть большей гарантией, чем официальное назначение?
- Ваши доводы и размышления не лишены логики, - протянул агент, что-то напряженно обдумывая.
- Вот видите. – победно сказала Ника.
- Хорошо. – через время, промолвил Бишоп, на что-то внутренне решаясь. – Я даю вам добро. Вы будете Младшим лидером.
- Вот и договорились, - девушка осталась довольна.
Они пожали руки, и, не сговариваясь, поспешили обратно к лагерю.

Ника и Джон нашли Леонардо сидевшего над сгоревшей кашей в полном задумчивом ступоре. Никто из них не сказал ни слова – все принялись жевать отвратительную кашку. Бишоп обнаружил в своей миске большую и жирную муху, с отвращением пожав плечами, он все же съел её, подумав, что это все-таки - БЕЛОК как ни как.
Когда столь отвратный обед закончился, девушка с торжественностью сообщила своим спутникам, что им необходимо идти и спасать Караи, и что она знает, где находиться злодейское логово. Но до него нужно идти еще несколько километров.
Все молча согласились с тем, что необходимо срочно выдвигаться в путь.

* * *

Итак, наши герои в опасной дороге. А злодеи уже готовят свой коварный план по уничтожению мира. Все в движении и всё в пути.
Мы с Вами тоже отправимся в далекое и полное приключений путешествие вместе с главными героями, но сделаем это в следующей части.
А пока благодарю всех за внимание.

Конец первой части
© Darkhunter

Н-даааа!А если Лео тоже в Караи втюхался,то я предстовляю какие разборки будут между им и Бишепом!
А Ника молодец!Поздравляю её с повышением!
Жду второй части!

  

- Офонареть, - Бишоп был в ступоре. – Да…

Дальше не читал.

Благодарю за внимание.

Где 2-ая часть?!
Когда спасут Караи?!