По прочтении вы сможете ознакомиться с иллюстрацией.
Автор: наша дорогая
Karai493
А далее следует песня Брайана Адамса, под которую я бы посоветовала вам читать вторую часть главы она обозначена звездочками)))
приятного прочтения.
Глава 5 Омут
Такая жизнь была для неё просто кошмаром наяву. Она и раньше была тенью, её учили всегда быть скрытным, бесшумным, безликим призраком, и действовать только в темноте. Но это было давно, и тогда она понимала всю важность этих тренировок. Она понимала, как важно для ниндзя быть невидимкой, скрываться в тени, и это было великое ученье, это было важно. Однако, все время она боялась потерять себя, свою собственную суть, свое сознание, потерять волю и, поддавшись обольщающей и зовущей темноте, раствориться, просто исчезнуть. И вот то, что происходило вокруг неё теперь… - этого она никак не понимала. Она не могла понять суть всех этих обрядов, действий, ритуалов и жертв… Если раньше она плутала в темноте имея хоть какой-то ориентир, хоть маленький и тоненький лучик собственного разума, то теперь она блуждала в потемках без какого-либо направления, без какого-либо ориентира или света: разум покинул её.
Она была лишена собственной воли, собственного сознания. Она была игрушкой в чужих руках, марионеткой, которую дергают за ниточки, и делают с ней все, что хотят. Она едва ли осознавала, что собственно происходит. В голове её совсем не осталось мыслей, там было темно и тихо, как в яме. Как в могиле… В сердце была пустота, а в душе – черная дыра. И она не могла её ничем заполнить: эта дыра была бездонной. Не осталось никаких эмоций, чувств, ощущений, мыслей, воспоминаний. Она превратилась в безвольный, податливый овощ, и не могла ничего помнить, ничего вспоминать, не могла что-либо чувствовать или ощущать. Растворилось абсолютно все, и мир просто перестал существовать, или же это её не стало?
Ведь для неё это было ударом. Девушка утратила любое ощущение реальности. Не было ни цветов, ни времен года, ни дня, ни ночи, ни верха, ни низа, ни права, ни лева. Не было света или тьмы, не было шума или тишины. Не было… Ничего не было. И её тоже не было. И её мучителя не существовало, и вся эта Вселенная – это лишь иллюзия, мираж. Прах и ничего более.
Этого мира не существовало, времени тоже. Краски, которыми можно было бы раскрасить этот голубой шарик, тоже померкли и исчезли. Секунды перестали течь, звезды перестали светить, электроны перестали кружиться вокруг ядер атомов… Не было. Ничего не было. И быть не могло. И её самой не было.
Она была… или не была. Она находилась в небытии. В вакуумном омуте. В бесконечной, черной пустоте наполненной только звенящей тишиной. Она была во мгле. И ничего не видела. Ничего не слышала. Весь её мир поглотил мрак. Она была заключена в темноте, и отсюда не было не только выхода, но и входа. Это была безысходность. И она навеки была заточена здесь. Во тьме.
Она не смогла бы точно сказать: была она или нет, день сейчас или ночь. Не могла точно определить: где право, а где лево, где верх, а где низ. Она не могла. Потому что в этом бездонном мраке не было ничего. Ничего не было. И не могло быть. Не было. И её тоже не было.
Даже если бы она захотела, то не смогла бы вырваться отсюда. Она не смогла бы подняться и пойти куда-нибудь, да и идти здесь было некуда. Больше всего на свете она сейчас хотела уйти… но… не могла. Она не знала: были ли у неё сейчас ноги или нет? И проверить это она никак не могла. Она ничего не видела в этой мгле. Она не могла пошевелить ни единым мускулом своего тела. А было ли у неё тело вообще? Она не чувствовала ни ног, ни рук, ничего. Иногда, от осознания того, что у неё нет тела, она истошно кричала. Но у неё не было тела, следовательно, и кричать она не могла. У неё не было голоса. Ничего не было. И быть не могло.
Вокруг была только сплошная, беспроглядная тьма, а мертвая тишина… Мертвая тишина была немой, и угрожала любому звуку, уничтожала любую мелодию. Ничего не нарушало могильного умиротворения этого места. Этого небытия. Этой черной, беспросветной, бесконечной мглы, которая окутывала её разум своими отвратительными, ядовитыми щупальцами, больно жаля сознание девушки.
Не было… Ничего не было. И её тоже не было. Что эта жизнь – прах, да и только.
Она плыла… или не плыла по бездонному черному океану, а над ней раскинулся темный бархат беззвездного небосклона. Она чувствовала себя раздавленной этими двумя гигантами. Она была ничем. Её не существовало. В этой яме, на дне, под постоянным давлением беспроглядной тьмы не только находиться, но и мыслить было не возможно.
И все же она была. Где-то… Когда-то… Но она все же была. Она все еще существовала. Как-то… Зачем-то… Почему-то…
Под постоянным давлением черной пустоты ей было тяжело думать, но она пыталась. Она знала, а может быть и не знала, кто она такая. Иногда она забывала собственное имя. И не знала: как её зовут?.. Долго не могла вспомнить. И терзалась этим.
Как-то она знала, что такое существование – это неправильно, это невозможно. Каким-то образом… как-то она помнила, что это не жизнь. Жизнь не может быть такой. Есть ведь и что-то помимо этого бессмысленного и бесцельного обывания. Должна же быть у всего этого какая-то цель? Что-то должно быть. Но это что-то такое неуловимое, неосязаемое, так же как и она сама теперь.
В черном беспроглядном мраке, в вечном холодном ужасе. Здесь не было надежды. Она давно сыграла в ящик. А любой зародыш мысли не существовал и мгновения. Он просто уничтожался, не успев даже сформироваться. Но все же девушка пыталась мыслить. Это было очень сложно. Она словно находилась на грани сна и реальности, но все же знала… догадывалась, что это не может быть реальностью. Это не может быть правдой. Это неправда. Нет.
Находясь в этой полудреме, она чувствовала свою опустошенность и незаполненость. Она была пустой, она была ничем. Она была лишь сосудом, который не может и не должен оставаться пустым. Она должна быть наполнена, она должна быть вместилищем чего-то. Но чего? Она была пустой, но должна была обладать чем-то очень важным. У неё ничего не было. И быть не могло.
Иногда в этом полусне ей казалось, что она слышит голоса. Но… нет? Это всего лишь миражи. Причуды восприятия. Ей чудилось, что она видит сны. Размытые. Не четкие. Редко даже черно-белые. Это были караваны бессмысленных, неясных видений. Они проплывали мимо неё, или ей так казалось?..
Большую часть обывания во тьме она проводила в отрешенном сне. Редко посещали её сновидения. Очень редко. Она хотела бы проснуться, но не могла. Ведь когда она проснется, её не ожидает ничего кроме беспросветной вечной темноты и мертвой немой тишины. Во сне она тоже в основном видела только тьму, но это была её тьма. Знакомая ей с детства, куда она так часто проваливалась, желая забыться.
…Иллюзии. Теперь они постоянно окружали её. Она видела в своих снах великие города. Достойную и гордую, новую цивилизацию. Она видела таянье ледников. Она видела смерти людей. Она видела и не видела могучие горы, высокие скалы, отвесные обрывы… Были ли это миражи?.. Они были и их не было. Вскоре она уже начала привыкать к такому своему состоянию. Ей казалось это естественным. Почти реальным. Это была её теперешняя явь. Страх и ужас, которые холодили все её существо, теперь отступили. И она не пыталась бороться. Она не боялась. У неё просто не было сил.
Она подчинилась этой темноте, этой тишине. Неясная сеть этого места опутала её, и теперь она была пленницей. Она не могла сдвинуться с места, она не могла пошевельнуться. У неё не было сил разорвать сеть, что пленила её. Она не видела приделов окружающего её пространства. Она не видела грань. Потому что её просто не было. Ничего здесь не было! И быть не могло… И её самой не было. Не было… Её просто не существовало.
И ничто не могло пробудить её. Ничто не могло вновь вернуть ей боевой дух, ничто не могло заставить её снова бороться...
Она была поглощена неистовыми волнами немого смоляного океана. Она уже не могла не подчиниться этим убаюкивающим волнам. Её воля сломлена. Она не может и не хочет больше сопротивляться. Она готова на все. И ей даже казалось, что она уже видит свою дальнейшую судьбу. Эта судьба была ужасна и ненормальна. Но девушка была уже к ней готова. Хоть и не знала… не помнила, кто её сюда заточил: дьявол или бес, но она была готова всецело ему подчиниться.
Её заворожили… Загипнотизировали?.. Скорее нет. Она сама решилась. Она была в другом мире. В другом измерении. Здесь она принадлежала только ему. Её жизнь и её смерть всецело зависели от его решения. Может он, этот дьявол, уже отражался в глазах несчастной?.. Его глаза её манили, они приказывали и повелевали. Она чувствовала себя слабой и беспомощной перед его взглядом.
И, определенно, она была уже готова ко всему, что произойдет. Она ни о чем не жалела и не стала бы жалеть. Но… ничего не происходило. Ничего.
А она так устала от ожидания. Она была готова к похищению. Она хотела быть жертвой. Она желала, чтобы её вены наполнили огненным ядом. Она желала пасть в адский ад и гореть там в вечном огне. Готова была пойти куда угодно, лишь бы не находиться в этой черной пустоте. Она готова была стерпеть все, лишь бы только этот ужасный плен закончился.
«Возьми мое тело. Возьми мою душу. Мое сердце. Растерзай, разорви меня на части. Утоли свою жажду. Положи меня на алтарь своей жестокости. Убей меня и воскреси. Наполни мое сердце ядом. Плюнь в мою душу разъедающим огнем. Уничтожь меня, если хочешь, но только не заставляй больше так мучиться. Не бросай меня в вечную тьму. Я готова на любые страдания. Я все вытерплю, лишь бы только не возвращаться в пустоту», - думала или шептала она. А может быть плакала?..
…Ничто не могло вернуть ей дух противоречия. Но это все же было не так. Произошло что-то такое. Что-то, что не влезает ни в какие рамки. Что-то что заставило её снова бороться и сопротивляться…
…После того, как золотистый шар покинул тело Караи, она просто перестала существовать. Она не могла говорить, не могла мыслить, не могла ощущать холод или тепло, не могла двигаться, не могла пошевелить ни единым мускулом. В гниющем куске плоти, которым было её тело не осталось ни малейшего признака разума или сознания. И мы приходим к такой формулировке: в теле Караи – Караи не осталось совсем, даже маленького осколка её души. Она не была целой. Это была пустая оболочка.
Все равно, что один из элементов декора, все равно, что ваза, которую можно поставить на любой столик, и поставить в неё любые цветы или положить фрукты или еще что-нибудь с ней сделать. Или же нечто похожее на луковицу. Из неё можно сварить суп, а можно сделать салат, а можно и так съесть. Или яблоко… Ну, короче вы меня поняли. Овощем стала наша дорогая Караи. Помянем её душу. Где-то она сейчас…
…Тот самый золотистый шар, вырвавшийся из груди девушки, был ничем иным, как сознанием, душой бесстрашной ниндзя, и теперь, будучи заточенным в амулет, висел на шее мерзкого василиска, находясь у его темного сердца.
Безвольное и беспомощное лежало её тело, прикованное к холодной поверхности. Огромные пустые глаза, тупой взгляд которых был направлен прямо, были лишены всякой искры и не моргали. А на дне зрачков была видна вечная тьма. Дыхание было едва заметно… И хотя прошло уже много часов с тех пор, как произошел этот самый ритуал извлечения шара, до сих пор этот теплый труп не пошевельнулся, поскольку у него не было ничего. Никаких стремлений или желаний, никакой жизни…
Тело Караи было только маской, под которой находилась лишь пустота, оболочкой, которая могла стать вместилищем...
Не имея собственного сознания это тело не могло самостоятельно о себе заботиться, поэтому все заботы легли на плечи целого штаба негодяев, которые служили другому еще большему негодяю.
За прекрасным телом девушки ухаживали, как за Клеопатрой. Её оболочку охраняли лучше, чем золотой запас США в Форт Ноксе, ибо она была будущей матерью великого рода. Именно поэтому древний василиск хранил и оберегал её, как зеницу ока своего.
Слуги и рабы Змея ухаживали за ней: одевали, умывали. Смазывали тело и волосы мазями с удивительными свойствами, натирали кожу благовониями. Оберегали её, как хрупкую китайскую вазу. И вскоре после похищения и изъятия из груди Караи её души (и сейчас говоря о времени, я имею ввиду не недели, но считанные дни и даже часы), вскоре во влажном, душном, жарком и темном подземелье расцвел великолепный розовый цветок, – внешность девушки стала еще более прекрасной.
Не смотря на то, что её ни разу не выводили на свежий воздух, а тем более на солнце, кожа ниндзя покрылась золотым загаром, стала гладкой и матовой, а поры, казалось, совсем исчезли. Волосы, за столь короткое время отросшие до поясницы и приобретшие смоляной оттенок, струились тяжелыми локонами по спине. А глаза – два больших изумруда, оттененные черной подводкой, удивительный разрез которых был подчеркнут стрелками, - эти чудесные глаза были пусты и холодны, как безжизненные, никчемные стекляшки.
На голове была надета диадема, вершину которой венчала змея, изогнувшая свое тело и готовая к стремительному, смертельному броску. На шее лежало цельное ожерелье, сделанное из того же метала, что и диадема, венчавшая голову девушки. На руках было надето множество тонких золотых браслетов. На правом плече был надет браслет в форме змеи, которая точно обвивала своими золотыми кольцами руку. А на левой лодыжке была застегнута короткая тоненькая цепочка. Это все украшения, которые были надеты на Караи.
Одежда же состояла из двух частей. Верхнюю часть молодого тела скрывал лиф изумрудного атласа, отороченный золотой каймой, без бретелек. Между грудей ткань была стянута золотой брошью и слегка прособиралась. Нижнюю часть сего облачения составляла такого же материала, отороченная золотой каймой, юбка, доходящая до середины голеностопа и с двумя боковыми разрезами до середины бедра. Придерживалась она с помощью легкого золотого пояса. А маленькие ступни по-детски оставались незащищенными и босыми.
Все это составляло образ тела Караи таким, каким оно стало. И подобное существо было бы идеальным воплощением прекрасного и величественного, если бы не одно «но» - отсутствие в этом теле разума, души, хоть какого-то признака сознания.
Это была какая-то жуткая, жестокая насмешка над природой, над живым существом. Что могло бы быть ужаснее великолепия, идеального творения, венца природы, лишенного самого главного - разума? Это жестоко и больно…
А душа Караи была в заточении. В пустопорожнем пространстве. Где было темно и тихо, как на дне. На дне ямы. Там она и находилась. В темнице для разума. В цепях, которые невозможно было почувствовать и сломать. В тюрьме, которую нельзя было увидеть или ощутить. Там сознание ниндзя словно находилось в полусне, в забытьи. И она не могла сопротивляться. Не могла противостоять этому сну.
Но все же она, точнее другая её часть, пыталась противиться, старалась наладить телепатический контакт со своим телом. Эта часть знала или догадывалась, что где-то внутри него все еще осталось ядро – дух, фундамент души, основа, которая содержала в себе душу девушки.
Между духом и душой всегда есть прочная связь, сейчас она ослабла, но все еще была ощутима. И её Караи хотела использовать. Она хотела восстановить, вернуть свое сознание в тело, и она сделала бы это, если бы её душа не была закована в цепи, которые были крепче стали в миллионы раз.
Девушка могла бы вернуться в свое тело, ведь опыт выхода из собственного тела и возвращения обратно у нее уже был. Но из темницы для разума не так легко выбраться. Гораздо легче было бы разорвать стальные оковы, разнести каменную тюрьму, чем выкарабкаться из этой ловушки. Надежды выбиться из омута не было, но все же иногда в сознании Караи наступали такие периоды, когда она ощущала всю силу своей воли, когда душа её восставала, неистово билась, желая выйти на свободу. Именно в такие моменты ниндзя удавалось наладить контакт со своим телом, и получить от него хоть какую-то информацию, хоть какую-то крупицу сведений. Они приходили к ней в виде сновидений.
Иногда у нее появлялся слух, и она слышала, что происходит вокруг неё. Но слух не дает так много информации, как зрение, и чаще всего ей не доставляло особого интереса слушать эти отдаленные от её сознания, не особо внятные звуки. А вот снова видеть было гораздо интереснее. Хоть и смутно, размыто, но все же видеть! Видеть сны… Девяносто процентов информации об окружающей среде мы получаем именно от зрения. И Караи видела. Все эти лица, эти люди, вещи, помещения – все представляло для девушки особый, живой интерес. Было забавно осознавать, что эти люди думают, будто она их не видит, когда на самом деле она видела все, и даже больше. Ну, время от времени, конечно. И это было похоже на то, словно она неожиданно стала невидимкой.
Но больше всего её поразила одна встреча, свидетельницей которой она стала невольно, ибо не должна была, и не могла все это видеть. Однако, она всё видела, и потом, не знала даже, что её огорчило: сам факт этой встречи или же факт того, что её предали?
Да, определенно, там, рядом со Змеем, стояла… Ниндзя сначала не могла в это поверить, но сходство было очевидно. Это была она! Та самая! Те же глаза, те же губы, волосы, но такой злобный и ненавистный взгляд, который предательница бросала в сторону Караи, что несчастная, даже будучи не соединена со своим телом, начала опасаться за свою жизнь. Девушка не понимала, что стало причиной такой ненависти. Она не могла этого понять и простить предательство…Что могло послужить обстоятельством для столь жгучей ненависти?..
Довольно часто древний василиск приходил к Караи, и рассказывал ей что-то. Что-то про далекие холодные пустыни, про жару, про таянье ледников, про парниковый эффект, про свои планы уничтожения людей, про тропические леса. Про великие города змеиного народа, которые они построят. Все это девушка выхватывала из его слов, слышала обрывки его речей, но большинство из них она не могла понять и запомнить.
Не волновало её даже то, что в первые двадцать четыре часа было причиной её страха и даже паники. Она не знала, что именно не так, но чувствовала что-то совсем не то. Ей казалось, что она в огромной опасности, что у её тела отобрали что-то очень ценное, очень ей необходимое. Но она никак не могло понять: что именно? Что у неё отняли? Даже это её теперь не волновало. Ей было абсолютно все равно. Она потеряла смысл всего этого бессмысленного и бесцельного существования.
Так проходило её время. В беспокойстве, которое порой переходило в панику. В скуке от нудных разговоров тех людей, которые окружали её тело. В тоске по вольной и волшебной жизни. Так томилась её душа, и девушке казалось, что она в заточении уже много-много лет. Она уже практически перестала пытаться наладить контакты с телом, то, что вокруг него происходило – её уже не волновало. Она уже и не хотела туда вернуться, не хотела вернуться в мир, а желала лишь смерти. Лишь избавления от этой пустоты, этого полусонного состояния растения…
Но совсем неожиданно она, совершенно не по своей воле, услышала и увидела отрывок разговора. Это был первый раз, когда слух и зрение вернулись к ней одновременно. Девушка стала свидетельницей разговора Змея и Этой Предательницы, голос которой был отвратительным, хриплым карканьем.
- Они идут за ней, повелитель, - говорила эта личность, очевидно косясь в сторону Караи.
- Да. Я знал, что так и будет, - с мерзким шипением отвечал василиск.
- Люди настолько глупы, что купились на это похищение. До сих пор не могу поверить.
- Да… Наш план работает. Скоро наступит полнолуние. И основная часть будет приведена в действие. У вас все готово?
- Да.
- Нужно проверить, чтобы не было никаких ошибок. Вы ведь не передумали? Вы все еще хотите мести? – резко обернувшись, спросил он.
- Конечно. То, что они с нами сотворили невозможно простить.
- Тогда идите, и подготовьте все к встрече наших дорогих гостей.
- Естественно. – Эта Предательница скрылась из поля зрения Караи.
А злобный василиск подошел к ниндзя и сел подле неё.
- Ты уже всецело принадлежишь мне. Ты моя. И никто не сможет тебя у меня отобрать. Ты поможешь мне не только захватить этот мир, - шептал он, вожделенно глядя на её лицо и сладострастно гладя её волосы, - не только станешь моей королевой и праматерью нашего великого рода. Но ты, даже не желая того, поможешь мне отомстить моим врагам, и уничтожить их. – Он коснулся золотого медальона, висевшего на его шее, того самого в котором была заключена душа Караи. Затем, встав, он опустился на колени подле нее, и, наклонившись, поцеловал её ступню, что делал всегда, прощаясь с ней, - это был знак величайшего поклонения. Поднявшись, он тихо скрылся…
Совершенно неожиданно, как только она услышала начало этого разговора, в ней поднялась ненависть и желание немедленно наказать своих тюремщиков. Она решила бороться.
Душа девушки бесновалась. Когда он к ней прикасался, её так и подмывало плюнуть в его отвратительную змеиную морду. Но, увы, она не могла этого сделать. А когда он поцеловал её ножку, её охватило такое отвращение, что и описать сложно, и захотелось немедленно вырвать из его пасти этот ярко красный, раздвоенный язык. И этим же языком задушить мерзкого гада! Но, увы, увы, ниндзя все же не могла воплотить это желание.
Однако этот разговор принес ей надежду. За ней идут! Её хотят спасти! Она не погибнет здесь! Её вызволят из этого плена и снова вернут к жизни! Надежда есть! И она не должна сдаваться! Она будет свободной! Она обретет себя снова!
Трудно вообще описать то ликование, которое охватило Караи. Его можно сравнить разве что с радостью человека, которому сообщили, что он смертельно болен, а он неожиданно узнал, что исцелился.
Надежда возродилась, хотя казалось, что давно уже сыграла в ящик. Теперь у девушки снова было упование на жизнь – самое главное и крепкое убеждение к тому, чтобы продолжать борьбу и не сдаваться. Самое гласное убеждение к тому, чтобы жить.
* * *
Он сидел на старом одряхлевшим бревне. Рядом стояли их походные рюкзаки. На костре в небольшом котелке умиротворенно побулькивала каша – будущий обед. Теперь, когда эти две… личности покинули поляну, жить стало намного спокойнее. И это… как-то так тихо стало. Спокойно. Сыто, что ли? Гармония… Хорошо.
Вот так и сидел Леонардо, устало закрыв глаза и думая о своем. Или не о своем. А вообще черепашку очень устраивал тот факт, что эти несносные, громко орущие, шумные, дерущиеся люди наконец-то ушли. Без них ему было привольно так. Никто не затыкал ему рот. Никто не кричал, не ругался, не дрался. Одним словом: лепота.
Благодатная, благословенная тишина окружала его, ласкала его слух, и убаюкивала его. Но все же мысли в голове мутанта были довольно тревожные. Он и сам не знал, или знал, что было причиной этих мыслей. Лео пытался разобраться в себе. Но никак не мог… понять… осознать… То новое, что появилось в его душе, в его сердце. И это чувство ширилось и росло с каждым мгновением. И мутант был полностью убежден… он и сам не знал: в чем же он так убежден, но уверенность его была уже стопроцентной.
Леонардо думал о ней. Её не хватало в его жизни. Он хотел бы быть с ней всегда рядом. Оберегать её. Но она ведь не такая хрупкая, как кажется. И ниндзя это знал наверняка. Она сильная она со всем справиться. Никакие испытания, никакие пытки не смогут её сломить. Но она может быть сострадательной, она умеет жалеть. Она честна и исполнена собственного достоинства. Эта девушка горда и как бы сильно её не терзали, как бы её не унижали, она все равно поднимет голову, и в глазах её будет только презрение к своим истязателям.
- Ах… её глаза.
Взгляд Лео упал на сочные и нежные стебли молодой травы. В сердце что-то екнуло: хранителю катан вспомнились её глаза. Такие же зелёные. Такие… прекрасные. Это были глаза цвета речной воды под сенью деревьев, когда листву пронзают лучи солнца и создают волшебство. Да! Совершенно верно! Это были глаза пленительной колдуньи: они повсюду виделись ему. Омут этих глаз пленил и пленял его. Только эти глаза! Это было каким-то наваждением: даже смежив веки, он продолжал их видеть. Они становились все отчетливее. Затем появилось её лицо. Такое милое и дорогое его сердцу. Потом и все её фигура. Она была такой близкой, что ниндзя мог бы прикоснуться к ней, взять её за руку, но… Нет. Она была далека от него.
Леонардо раскрыл глаза, а видение его рассеялось. Хрупкая иллюзия исчезла, он сам её разбил. Подведя взгляд к небосводу, он, казалось, молился про себя и просил у неба помощи и совета. Лидер не знал, как ему поступить, когда он снова её увидит, не знал, как себя вести, что говорить, и нужны ли вообще слова.
Черепашка в синей повязке не находил себе места, не зал, куда себя деть. Колени его тряслись, ладони влажные, все мышцы были напряжены. Он не мог думать, но каким-то образом в его голове появлялись самые разнообразные и непонятные мысли. Иногда эти мысли были просто глупы и несуразны. Он не мог ни на чем сосредоточится. Лео не мог говорить. Ему казалось, что он погружается глубоко под воду и спасти его может только зеленоглазая колдунья. Она была нужна ему: ему было необходимо, чтобы она была рядом.
В голове начала образовываться каша. Одна мысль наталкивалась на другую, они сталкивались, разбивались и громко скандалили в голове мутанта. И теперь та какофония, которую устроили Джон и Ника не казалась ему такой оглушительной и неприятной.
Леонардо мучила неопределенность. Он не мог этого выносить. Теперь ему казалось, что его теперешнее одиночество, и эта тишина – не благодать, вовсе нет, - но проклятье его. Он не мог, просто не мог это вынести.
Она была ему необходима. Каждое мгновение, каждый день… Он будто дышал ею, и вдыхал её. Он пытался сопротивляться… Держаться от света дальше. Ведь правда. А разве нет? Но тьма поглотила его и он утонул в глубочайшем море безумия. И теперь она была нужна ему. Однако он все еще сопротивлялся. Но быть без нее было для него невозможно. Он начинал сходить с ума.
Мутант рывком встал, и начал широкими шагами мерять лужайку. В голове Лео была лишь одна мысль: «Бежать за ней. Найти её. Спасти её. Утешить и успокоить. Заключить в свои объятья. Оберегать и никогда-никогда от себя не отпускать». Ниндзя уже готов был бежать, но внезапное осознание того, что он, Лео, не сможет найти её раньше, чем он, тот самый, резко осадила его, и пригвоздила несчастного к земле. Черепашка так и осел на землю, зажав голову руками, он стал медленно и ритмично раскачиваться взад-вперед.
- Все бесполезно, – внезапно охрипшим голосом, шептал Леонардо. – Он найдет её раньше. Ему она расскажет всю свою боль, ему поведает о своих печалях. Я не успею найти её, - он не замечал, как по его щекам катятся горькие слезы разочарования, ревности и страдания разбитого сердца, все еще продолжал раскачиваться. – Это бессмысленно. Зачем я приехал сюда? Зачем последовал за ней? Почему я здесь? Ради чего? Немыслимо! Невозможно! Как я мог быть таким эгоистом. Бежать на край света. Зачем? А там, за океаном остались братья, учитель Сплинтер, раненный Дони. Они моя семья! Какого черта я тут делаю? Смею ли я вообще надеяться? На что?! – он с удивлением и даже некоторым негодованием утер слезы, и, скривившись, будто от острой боли, пошел следить за кашей.
Определенно, надо вести себя, как ни в чем не бывало. Нельзя проявлять свои чувства. Нужно научился укрощать себя и подавлять эти непонятные, бессмысленные, бесполезные эмоции.
Никто не должен узнать, что он, Леонардо, бесстрашный лидер, влюбился как мальчишка в своего зеленоглазого врага.