У Леонардо есть одна маленькая тайна. Хотя само его естество, будто соткано из мириад потайных, каких-то магических и неуловимых нитей.

На самом деле это же так просто – быть загадочным, достаточно принимать реальность извне, и не выпускать себя к ней наружу.

Да ведь это даже никакая не тайна и не магия, а обычные, никому не известные предрассветные прогулки по центральному парку, когда город ещё объят утренней тишиной и сонным маревом.

Но что же в них такого невероятного и важного, что поднимает лидера по утрам и делает таким… безмятежным, уверенным, отрешенным? Что?

Неужели вся сила укрыта под синью листа или в зеленых покрывалах, уходящих за горизонт; или каждый раз он встречает там кого-то необыкновенного, великодушно наделяющего собственным колдовством?

Да право же, в этом нет ничего особенного. Ведь дело даже обстоит зимой, в конце февраля. Куда уж там до великолепия летнего торжества.

Земля дышит чистым холодом, укрываясь кусками прошлогодней травы, листьев и талым снегом, словно мокрым пуховым одеялом. И лишь невелирующий, нестройный ряд невысоких сосен, кленов, елей, лиственниц и яблонь; маленькие пригорки, белые пятна снега и коричневые прогалки оттаявшей почвы.

И туман, будто вырастающий из самой земли, который кажется материальным – серым, холодным, влажным, обволакивающим мелким дождиком кожу и заполняющим вязкой струей лёгкие.

Очень тихо.

Совершенное спокойствие.

И время здесь течет как-то по иным законам. По своим. Бесконечно медлительно. Пока в утренней прогулке ему не покажется, что сквозь веки и глубокие вдохи пронеслась вечность, оставив на повязке иней, а на коже – тонкий слой льда.

Если он замёрзнет – никто не сможет прийти за ним, накрыть теплым пледом и отогреть. Потому что для братьев – он спит в своей комнате под этим самым пледом; а для мира – его просто не существует.

Если бы только они знали, что не только Рафаэль горазд на сумасбродные поступки. Но для Лео это ни разу не так. Потому что с холодной головой и взвешенным решением – даже сумасшествие обретает осмысленность. Он знает, чем ему грозят выходы в этот огромный мир, которому будет всё равно - замерзнет он или устанет. Он сам приходит сюда, медленно обходит парк – он огромен, и в его неплотном прозрачном море потеряться несоизмеримо проще. Но мутант продолжает бродить некоторое время, проводя рукой по мокрым стволам и, наконец, усаживается на низко растущую ветку самой большой сосны. Вдыхает влажный туманный воздух и в очередной раз подтверждает самому себе, что ему здесь хорошо. Прислоняться вот так затылком к дереву, бездумно сотрясать дождик с длинных сосновых иголок и дышать-дышать-дышать. Спокойствием и неподвижностью тумана, ощущая, как он принимает его, распыляя на коже мельчайшие частицы влаги. И Лео принимает его в ответ: вдыхая саму суть этого места, позволяя пройти сквозь себя.

Влага, туман, серая мгла, незыблемость, неподвижность и ожидание.

В этом месте сосредоточено и спокойствие и ожидание. Будто вот-вот сквозь пелену покажутся нечеткие очертания, а затем выйдет кто-то столь родной и чужой одновременно. И радостная тревога и знание того, что незнакомец не способен причинить боль. Может быть, ему это просто так кажется, ведь, когда разум воспаряет к чистой нематериальной легкости – для каких-то сомнений и отвлеченных мыслей места не остается совсем. Только неведомая, клубящаяся во всем сила, дарящее это место.

Только здесь к нему возвращается сила. Она какая-то не совсем его, и в то же время не встречает на своем пути ни малейшего сопротивления. Это туман рассказывает ему, что Лео должен делать, что предназначено судьбой, и что вовсе неважно, куда это всё может привести. Влажная морось питает мутанта своей силой, а мокрые деревья отдают ему скованное зимой тепло. Здесь ему даже не нужно о чем-то рассуждать или медитировать — сад будто забирает все его тревоги, так что когда Лео здесь, он ни в чем не нуждается, подаваясь ветру, уносящему с собой обрывки, каких бы то ни было, мыслей.

А когда Леонардо возвращается, то ему до сих пор кажется, что чистый холод и туман более реальны, чем долг полководца, Шредер и жажда отомстить. Всё это кажется ему отдельной жизнью. Но он всё равно пытается определить, что с ними будет в дальнейшем по количеству шансов на успех или поражение. Он сам поднимает всех с постели на тренировку и просто позволяет скопившейся силе вырваться наружу. И он совсем не боится предстоящего сражения – видимо, просто устал бояться и ждать. А может, он, словно уже весь соткан из холодного воздуха и тумана.

Леонардо чувствует себя словно в прозрачном кубе. Он может видеть, что происходит вокруг, может касаться рукой стекла, его тоже могут видеть и приветливо махать руками. Но Лео никогда не покинет его пределов, и никто никогда не сможет коснуться его. Потому что он твёрже камня и холоднее льда. Он сам его построил. И знает и помнит, когда это началось.

Всё началось с маленькой смерти в зимнем парке, когда мир разлился сквозь него, образовав некую хрустальную сердцевину внутри. Выморозив нутро, сделав абсолютным, преломляющим свет и прозрачным.
Или с великой жизни…

Уверенным и внушительным голосом он отдаёт приказ перед самой линией фронта. И странно, вдруг его пронзает какое-то щемящее чувство, он будто прощается с кем-то или чем-то, по крайней мере, он знает, что так не будет больше никогда. Он никогда больше не увидит на их лицах сконцентрированный гнев, подобранность хищников и нетерпение. Эта часть истории его жизни неумолимо заканчивается. А вот что будет дальше? Ведь дальше, после уничтожения врага для них четверых наступает полоса неизвестности. Что у них на уме? Что они станут делать, когда наступит развязка их истории? Он не знает. Но отчего-то у Леонардо в душе, как и в зимнем саду, только спокойствие и ожидание.